Читать книгу "Третий уровень - Джек Финней"

29 июля прошлого года, рассказывал мистер Трекнер, вышел он на крыльцо собственного дома часиков в шесть утра. Прямо рядом с крыльцом, от самого конька крыши и до земли, по фасаду бежала полоса серой краски, еще сырая.

– По ширине – как если бы кистью-восьмидюймовкой проведена, – говорил мне мистер Трекнер, – и прет в глаза, ну черт-те как, дом-то ведь белый. Я, значит, решил, что это детишки ночью побаловались, но ежели так, то ведь без лестницы-то до крыши им не добраться, и на черта им это понадобилось – ума не приложу… Полоска-то ведь не то чтоб намазана кое-как, а проведена с полным старанием – сверху донизу и в самом центре фасада…

В общем, взял мистер Трекнер лестницу и счистил серую краску скипидаром. А в октябре того же года решил он перекрасить свой дом.

– Белая, она ведь недолго держится, так я покрасил дом серой. Фасад я красил в последнюю очередь, закончил что-нибудь часиков в пять в субботу под вечер. А наутро выхожу и вижу – на фасаде белая полоса, и опять сверху донизу. Я, значит, решил, что это снова детишки, черт их дери, потому как полоска в точности в том же месте, что и тогда. Но пригляделся и вижу: краска-то вовсе не новая, а та же самая белая, что я вчера закрасил! Кто-то, значит, проделал хорошенькую работенку – счистил полосу новой краски дюймов восьми шириной и аж под самый конек забрался. И кому это не лень было? Просто ума не приложу…

Замечаете общность между этой историей и моей? Предположим на мгновение, что свершилось нечто, в каждом из случаев на какой-то срок нарушившее нормальный ход времени. Именно так, представляется мне, было со мной: в течение нескольких минут я слушал радиопередачу, отзвучавшую многие годы назад. Предположим далее, что никто не трогал до́ма мистера Трекнера, кроме него самого: он покрасил свой дом в октябре, но в силу некой фантастической путаницы во времени толика новой краски появилась на фасаде прошедшим летом. Поскольку тогда же, летом, он эту краску счистил, полоса свежей серой исчезла после того, как он перекрасил свой дом осенью.

Тем не менее я бы соврал, если бы заявил, что так вот сразу взял и поверил во все это. Скорее уж я построил занимательное предположение и рассказывал друзьям обе истории просто как занятные эпизоды.

Я человек общительный, знакомых у меня множество, и время от времени мне доводилось слышать в ответ на свои рассказы другие, не менее странные…

Кто-нибудь нет-нет да и говорил: «А вот вы напомнили мне о случае, про который я на днях слышал…» – и я добавлял к своей коллекции еще одну историю. Человеку, живущему в Лонг-Айленде, позвонила сестра из Нью-Йорка; это было в пятницу вечером. А она настаивает, что звонила лишь в понедельник, три дня спустя. В отделении Чейз Нейшнл Бэнк на Сорок пятой улице мне показали чек, учтенный на день раньше, чем он был подписан. На Шестьдесят восьмую улицу пришло письмо, опущенное в почтовый ящик на главной улице городка Грин-Ривер, штат Вайоминг, всего за семнадцать минут до вручения…

И так далее, и так далее; мои истории пользовались теперь на вечеринках особым спросом, и я уговаривал себя, что сбор и проверка этих сведений – просто-напросто хобби. Однако в день, когда я услышал рассказ Юлии Айзенберг, я понял, что это уже не только хобби.

СЛУЧАЙ 17. Юлия Айзенберг, 31 год, конторская служащая, Нью-Йорк.

Живет мисс Айзенберг в крошечной квартирке без лифта, в квартале Гринвич-Виллидж. Я поговорил с ней после того, как мой приятель по клубу, живший с ней по соседству, пересказал мне довольно-таки бессвязную версию того, что с ней приключилось, со слов привратника.

Без малого четыре года назад, часов в одиннадцать вечера, мисс Айзенберг вышла на минуточку в аптеку за зубной пастой. И вот, когда она возвращалась назад, уже неподалеку от дома, к ней подбежал большой черно-белый пес и, недолго думая, положил передние лапы ей на грудь.

– Я имела неосторожность его приласкать, – рассказывала мне мисс Айзенберг, – и с той секунды он никак не хотел отстать от меня. Когда я вошла в подъезд, мне пришлось буквально вытолкать его, бедняжку, чтобы хотя бы дверь затворить. Мне было жаль его, глупенького, и я даже будто была в чем-то перед ним виновата – ведь через час, когда я выглянула в окно, он все еще сидел у дверей…

Пес оставался в округе целых три дня, он узнавал и приветствовал мисс Айзенберг с дикой радостью всякий раз, едва она появлялась на улице.

– Когда по утрам я садилась в автобус, чтобы ехать к себе на работу, он оставался на тротуаре и глядел мне вслед так скорбно, так жалостно, бедный глупышка… Я даже хотела взять его, но уж тогда-то, я знала, он наверняка не вернется к себе домой, и его владелец, кто бы он ни был, будет очень жалеть о нем. Впрочем, никто из соседей не мог догадаться, чей это пес, и в конце концов он куда-то исчез…

А года два спустя приятель подарил мисс Айзенберг трехнедельного щенка.

– Квартирка у меня, сами видите, тесновата, чтобы держать собаку, но он был такой симпатяга, что я не могла устоять. В общем рос он, рос и вырос в красивого сильного пса, который ел куда больше, чем я сама…

Район был спокойный, пес незадиристый, и мисс Айзенберг, когда гуляла с ним вечером, обычно спускала его с поводка, благо он никогда не удирал далеко.

– И однажды – я ведь только что видела, как он принюхивается к чему-то в полутьме буквально в пяти шагах от меня, – я позвала его и он не откликнулся. Он не вернулся в эту ночь и никогда уже не вернулся, я его больше никогда, никогда не видела… И ведь у нас на улице с обеих сторон сплошная стена домов, тут всегда закрыты все двери и никаких лазеек в подвалы тоже не сыскать. Он не мог никуда пропасть, просто не мог. И все-таки пропал…

Много дней подряд искала мисс Айзенберг своего пса, справлялась у соседей, давала в газеты объявления – все напрасно.

– И как-то поздним вечером, собираясь ко сну, я нечаянно глянула из окна на улицу и вдруг припомнила то, о чем уже совершенно забыла. Я припомнила пса, которого сама, сама прогнала два с лишним года назад… – Мисс Айзенберг взглянула на меня пристально и сказала уныло: – Это был тот же самый пес, мой пес! Если у вас есть собака, вы ее знаете, вы не можете ошибиться, и я говорю вам – это был мой пес. Бессмыслица это или нет, но мой пес потерялся – я сама прогнала его – за два года до того, как он появился на свет…

Она беззвучно заплакала, слезы тихо стекали по ее лицу.

– Может, вы подумаете, что я психопатка, помешалась от одиночества и вот расчувствовалась из-за какого-то пса. Если так, то вы неправы…

В этот-то миг, сидя в убогой, хоть и чистенькой комнатке мисс Айзенберг, я и осознал в полной мере, что странные эти мелкие инциденты отнюдь не просто занимательны и необъяснимы, что они могут обернуться трагедией. И в этот миг я впервые почувствовал, что боюсь.

Последние одиннадцать месяцев я потратил на то, чтобы раскрывать, прослеживать эти странные случаи один за другим, и я удивлен и напуган тем, что они встречаются теперь все чаще, чаще, и – не знаю, пожалуй, как это точно выразить, – напуган все возрастающей силой, с какой они влияют на судьбы людей, влияют подчас трагически. Вот пример, выбранный почти наугад, пример все возрастающего влияния… Чего?