Читать книгу "Магия Отшельничьего острова - Лиланд Экстон Модезитт"

Поскольку пробить мой щит она не могла, я уделял ей не больше внимания, чем ожогам на своей руке, — главное моей заботой оставался Антонин. Щит нельзя было ослаблять до тех пор, пока я не обрету уверенности в том, что с Белым чародеем покончено.

Низкий раскат грома прозвучал так, будто исходил из того места, где я стоял, заставив меня вздрогнуть. Безоблачное небо вспорол клинок молнии.

Гром продолжал рокотать под небесами, уносясь прочь от замка куда-то за пределы Закатных Отрогов.

Наконец этот звук — явно не простое сотрясение воздуха! — удалился за пределы моего слуха. Я глубоко вздохнул, опустил щит и повернулся к Сефии.

Выпущенное ею пламя обтекло меня. Я шагнул к ней. Снова зашипел огонь. Я увернулся и сделал один шаг. Опять шипение. И новый шаг, давшийся с таким трудом, словно мне пришлось идти сквозь глину.

Сефия попятилась и выхватила нож.

— Коснешься меня — лишишься ее.

Я остановился. Сефия направила острие ножа к своему горлу.

Собрав всю еще не растраченную энергию, я направил ее в бронзовый клинок, силясь отвратить его от хаоса.

Сефия напряглась, на руках ее проступили жилы, но нанести себе удар ей удалось. Шатаясь, я снова шагнул к ней, но тут ее ноги подкосились. Она схватилась было за спинку стула, однако не удержалась и рухнула на пол.

Едва переставляя ноги по мраморным плитам, я поплелся к безжизненно распростертой фигуре, опустился на одно колено и осмотрел глубокую рану, обезобразившую ее прекрасную шею. Рану с опаленными краями, словно она была нанесена не отточенной бронзой, а огненным клинком.

Чтобы заживить эту рану с помощью гармонии, мне требовалось сначала восстановить собственные силы. Стараясь оценить обстановку, я бросил беглый взгляд на останки Антонина — и увидел лишь кучку тончайшего белого пепла, на моих глазах истаявшую туманом и смешавшуюся с наполнявшей замок белесой дымкой. На полу валялись только пустая одежда и сапоги. Я снова обернулся к лежавшей замертво Сефии и изумлением увидел, что ее волосы приобрели рыжеватый оттенок.

Напрягая остаток сил, я попытался разорвать магические узы, которыми Антонин приковал пришелицу с Отшельничьего к своей подручной, дабы даровать последней вечную юность.

Мне стало теперь ясно, какая участь постигла Тамру. Однако что именно происходит с душами, угодившими в ловушку Антонина, оставалось неизвестным. В каком-то смысле попавшими в западню являлись они обе — и Сефия, и Тамра. Однако Сефия пошла на это добровольно, зная, что со временем сможет полностью подавить ввергнутую в белое узилище личность Тамры. Что же до Тамры, то, обещая ей власть над недоступными силами, Белый маг не солгал и ей. Он лишь не пояснил, что при этом ее собственное тело окажется во власти Сефии.

Я набрал воздуху...

ЛЕРРИС, НЕТ! ТЫ НЕ ДОЛЖЕН...

Оставив это — донесшееся откуда-то издалека — предостережение без внимания, я всмотрелся в невидящие глаза стройной рыжеволосой девушки. По щекам моим струились слезы. Если бы я в свое время прислушался... Но что толку сокрушаться о случившемся? Каждый из нас выбирает собственный ад, населенный собственными демонами.

Следующий глубокий вздох унес меня в бездонную тьму, прочь от круговерти моих суетных мыслей, прочь от валявшейся на полу кучки одежды — это было все, что осталось от могущественного Белого чародея.

Из белого мрака подсознания мне надлежало призвать истинный хаос, предшествующий хаосу, проявляющемуся в материальном мире. И хотя хаос, как его ни назови, остается самим собой — то есть сущностью, лишенной внутренней упорядоченности, — мне надлежало вычленить в его недрах намек на существовавшие прежде структуры, утонувшие, но еще не до конца растворившиеся в едкой ядовитой белизне. Не пытаясь выяснить их прежнюю суть, но лишь легкими, ненавязчивыми касаниями способствуя их самовосстановлению. Обретению прежней упорядоченности, восстановлению былого храма Тамры из развалин рухнувшего блудилища Сефии. Впрочем, даже эта мысль пробуждала мои затаенные страхи и сомнения — кто дал мне право решать, кому жить, а кому умереть?

Но в любом случае мне следовало делать свое дело.

Мне трудно сказать, сколько потребовалось на это времени. Возможно, столько же, сколько ушло у моего отца на разрушение Фэрхэвена. Ибо наверняка это содеяли мой отец и Джастин. Братья, один из которых взвалил на себя бремя поддержания гармонии и ограждения острова от хаоса, тогда как другой добровольно остался в аду, дабы проповедовать и помогать проклятым и их потомкам. Может быть, столько же, сколько было нужно, чтобы пересечь мертвые земли. Или чтобы понять, почему вечное покаяние стало ловушкой для моего отца и для Джастина. Может быть, единственного истинного Серого мага во всем мире.

Касаясь одной нити памяти за другой, я не наблюдал за происходящими переменами, но ощущал непрерывное горе и непрерывно нараставшее отчаяние. Как будто настоящая река слез, стекая с Закатных Отрогов, устремлялась к Великому Северному заливу.

С восстановлением каждой изначальной нити ложная отрывалась и уплывала, унося с собой еще одну частицу личности Сефии. Частицу, судорожно пытавшуюся остаться. Мне непрестанно приходилось отделять страх и горе Белой волшебницы от страха и горя ее рыжеволосой пленницы. Девушки, которую я толком не знал.

И с каждой новой оборванной нитью обрывались связи с Отшельничьим, ибо ради спасения одной души я губил другую.

Последние нити пришлось заменять на ощупь, так как слезы затуманили даже мысленный взор.

Потом все кончилось. Сделав то, что было в моих силах, я отступил и успел увидеть янтарный свет проклятого белого дворца за миг до того, как мои колени подкосились и меня погребла тьма беспамятства.

Сознание возвращалось ко мне вместе с какими-то резкими звуками и пыльной сухостью во рту. Обожженное предплечье, ушибленное колено и раскалывающаяся голова как будто обменивались импульсами боли.

Навязчивый резкий звук оказался доносившимся из-за открытого окна криком угнездившегося на крыше стервятника.

С огромным трудом мне удалось сесть и оглядеться. На беломраморном полу по-прежнему валялась кучка одежды и сапоги Антонина, а рядом с уже начавшим проседать столом свернулась в клубок рыжеволосая женщина.

Еще не смеркалось, но из окна уже тянуло предвечерней прохладой. Я провалялся на мраморе слишком долго.

Послышался такой звук, словно замок стал проседать, отчего я мигом бросил размышлять и начал двигаться. Правда, медленно — быстро, увы, не получалось.

Сам уж не знаю как, но мне удалось встать.

Подойдя к Тамре, я протянул руку и осторожно коснулся обнаженной кожи ее запястья. И ничего не ощутил. Решительно ничего, кроме эха хаоса и глубоко укоренившейся боли.

Бережно и осторожно я распрямил ее тело и, взяв за руки, поднял девушку на ноги. Она не противилась, и глаза ее были открыты, но оставались пустыми, как у фарфоровой куклы. Сил у меня было всего ничего, но мне требовалось поскорее вывести ее из готового обрушиться замка. Балки прогибались, камень ступеней лестницы крошился под моими сапогами, но я успел выйти с ней за ворота и даже перейти через мост, ходивший ходуном. Я задыхался, горло забило пылью, однако ущелье осталось позади.