Читать книгу "Золото Хравна - Мария Пастернак"

Голову Вильгельмины покрыли светлым покровом и возложили сверху него венец. Агнед, пришедшая с вечера, чтобы утром наряжать невесту, хотела было и на руки Вильгельмины надеть браслеты, и пальцы ее унизать кольцами, но Вильгельмина отказалась. И так платье казалось ей слишком тяжелым, а венец давил на виски.

Она шагнула за порог, где ждали ее посаженый отец — Кольбейн — и Стурла в новом сюрко. И Торлейв, бледный от волнения. Кольбейн сразу же накрыл ее с головою большим меховым плащом. Вильгельмина села в сани и подумала: вот и хорошо, никто из встречных не узнает ее под плащом и ничего не скажет о ней.

Торлейв ехал верхом. На нем был его серый табард и перехваченный широким поясом парадный кьёртл Хольгера, красновато-синего бархата. Темно-коричневые шоссы, купленные в Нидаросе, заправлены были в невысокие сапоги.

Он видел, как Вильгельмина вышла из дому в подвенечном наряде, но не успел даже поймать ее взгляд. Зеленое платье будто похитило ее из-под самого его носа. В дороге он пытался заглянуть в сани, но не увидел ничего, кроме мехового куля, внутри которого пряталась — он это точно знал — прекрасная зеленая бабочка.

Наконец подъехали к церкви Святого Халварда. Отец Магнус выбежал им навстречу. Кольбейн вынул из саней меховой куль, развернул — точно распаковал дорогую куклу. Торлейв протиснулся сквозь толпу.

— Назад, назад! — зашипели на него.

— Я женюсь или кто? — рассмеялся он.

Однако Вильгельмина снова ускользнула. Зеленое платье, под руку с Кольбейном, поднялось на деревянное крыльцо. Торлейв поспешил следом.

Приехали гости: Никулас Грейфи с Сольвейг, дочками и Гёде, которому предстояло быть дружкою Торлейва, дальние родственники Вендолин из Доврефьелля, Гамли с Анете — подружкой невесты. Торлейв здоровался со всеми и улыбался всем, но мысли его были далеко.

И только в церкви, на первой скамье, он увидел ее, озаренную множеством жарких свечей, что коптили, трещали, палили воздух. Из-под светлого невестиного покрова виднелся тонкий, в россыпи нежных веснушек, вздернутый нос Вильгельмины. Торлейв вздохнул с облегчением.

И вот все кончилось, и Вильгельмина стояла, опираясь на его руку. Народ начал выходить из церкви на двор. Бенгт ударил в колокол, стая ворон с карканьем снялась с колокольни.

Отец Магнус никуда не спешил. Они отслужили обедню — Торлейву пришлось читать за пономаря. Он опасался, что и на собственной свадьбе ему придется бегать от венца к аналою, но обошлось: его сменил новый служка — Бенгт, младший сын кузнеца Хёскульда.

Отец Магнус читал и пел чинно и со вкусом. Низкий голос его громко раздавался под деревянными сводами храма. Тор-лейв чувствовал спиною, что в притворе собирается всё больше народу, и волновался всё сильнее. Наконец ему на голову водрузили тяжелый венец. И тогда Вильгельмина вдруг выглянула из-под своего покрова и улыбнулась ему, наморщив нос.

— Это ты? — тихо спросил он.

— Нет, не я! Это бабушка Йорейд, ты разве не узнал?

— Негоже жениху и невесте болтать под венцом! — со смехом шепнул Гёде — он стоял за спиною Торлейва.

Они ходили кругом аналоя, и хор пел, и Торлейв привычно рассеянно вторил знакомым песнопениям.

И вот всё кончилось, и Вильгельмина стояла, опираясь на его руку. Народ начал выходить из церкви на двор. Бенгт ударил в колокол, стая ворон с карканьем снялась с колокольни.

Торлейв подсадил Вильгельмину в сани и сам сел рядом с нею.

— Ты была права, — сказал он.

Она удивленно посмотрела на него.

Он обнял ее, сомкнув руки под меховым плащом.

— Это ужасно опасное зеленое платье, — объяснил он. — Оно хотело похитить тебя у меня. Ты была права, когда боялась его.

— Ох, Торве, я все еще не могу понять: это всё правда или сон?

— Хюльдра едет! — раздался вдруг резкий мальчишеский голос из толпы зевак. — Эй, смотрите! Хюльдра с Елового Острова вышла замуж за Резчика с Пригорков!

— Нет, не сон! — рассмеялась Вильгельмина.

— Вот я вам, сорванцы! — Кальв пригрозил мальчишкам вожжами и прикрикнул на лошадей. Те пошли, сани тронулись, и поезжане[193] — кто верхом, кто в санях, кто на лыжах — потянулись следом.

— Откуда столько гостей? — удивлялась Вильгельмина, то и дело оглядываясь на свадебный поезд.

— Скорей бы они всё съели, выпили и ушли, — вздохнул Торлейв. — Скажи, ты все еще любишь меня, Рагнар Кожаные Штаны?

Вильгельмина прижалась носом к его кьёртлу. Пахло лавандой и сундуком, воском от венчальной свечи и ладаном, и под мягким красно-синим бархатом сильно билось сердце Торлейва. Слезы сжали ей горло, она обняла Торлейва так крепко, как могла, и закрыла глаза.

Эпилог

Раннее утро окрасило тропинку солнечными пятнами. Тени рябиновых листьев трепетали под босыми ногами Хольгера, плясали по его загорелым коленкам.

Некоторое время он стоял в нерешительности — так далеко от дома он никогда не заходил. Он сделал еще несколько шагов по тропинке и, далее не задумываясь, побежал вперед. Тонкие мальчишеские ноги несли его по лесной тропе, птицы неумолчно пели над головой. Сквозь листья пригревало солнце, золотило русую его макушку.

Вообще-то он ничем не рисковал. Заблудиться в лесу он не мог. Не потому, что знал каждую тропинку — эта часть леса была ему незнакома, — а потому, что внутри у него, в самом его сердце, точно жила маленькая стрелка, что всегда безошибочно указывала ему, где дом, где Гломма, где горы и озеро. Мать и отец не скоро его хватятся — крошечная новая сестра, что родилась две недели назад, отнимает почти всё их внимание. До обеда никто не станет его искать. А к обеду он вернется — кто же захочет пропустить обед? Только не Хольгер: уж что-что, а поесть он всегда не прочь. Дед все удивляется: что ж он так худ, хотя за обедом ест за двоих?

— Это потому, что он растет, — говорит мать.

— Это потому, что он весь в своего тощего отца, — говорит дед и треплет внука по макушке.

А Хольгер лишь улыбается, слушая их слова. Ему-то все равно! Ему нравится есть, и он ест. Быть худым ему тоже нравится — он легок как перо, скор как кузнечик, проворен как ящерка. Иногда ему кажется: раскрой он руки пошире, втяни живот и встань на носки — и полетит над хутором, над горами, над Гломмой. Далеко внизу останутся усадьбы и хутора, а он будет лететь и лететь, точно птица. Нет во всей округе другого мальчика, который столь же ловко карабкался бы по скалам и деревьям. Он лазит на крышу точно кошка, даже ловчее кошки, и сидит там, распевая песенки. Хольгеру нравится сидеть на крыше, но когда приходит отец, и смотрит на него снизу с широкою своей улыбкой, и говорит: «Ну, теперь слезай!» — то это Хольгеру тоже нравится. Он спускается на плечи отцу, и тот несет его через двор. Отец высок, и плечи у него широки! И он несет Хольгера и бросает в стожок, и оба смеются.