Читать книгу "Корабль судьбы. Книга 1 - Робин Хобб"

Самообман, бесконечный, многослойный самообман! Теперь он видел его со всей ясностью. И все – во имя противостояния воле Са, того самого Са, которому на словах он собирался служить! Собирался – а сам так долго пытался отрицать Им предначертанное. На самом деле он, Уинтроу, так и не смог с открытым сердцем принять свою судьбу. Он лишь нехотя с нею смирился, из-под палки приемля навязываемое силой и воспринимая как передышку, если что-либо отвечало его запросам. И это – подход жреца, долженствующего во всем сущем усматривать проявления Всевышней Воли?..

На самом краю сознания зарождалось нечто, какая-то зыбкая мысль, удивительное озарение. Откровение, ждавшее своего часа. Уинтроу рассредоточил зрение и задышал медленней, глубже.

Этта отложила рукоделие, собрала игральные фигурки и спрятала в коробку.

– По-моему, – сказала она, – с играми пока надо повременить.

Уинтроу лишь молча кивнул. Ему требовалось поразмыслить. Он почти не заметил даже, как она выходила из каюты.

Та, Кто Помнит, увидела человека на палубе и узнала его. Двуногого звали Уинтроу. Он стоял и смотрел на морских змей, игравших и резвившихся под бортом идущего судна. Она удивилась тому, что он остался в живых. Когда она помогала ему добраться до корабля, она лишь хотела, чтобы он смог умереть среди родни и друзей. А он, подите-ка, выжил!

Вот он положил руки на фальшборт, и Та, Кто Помнит, сейчас же уловила реакцию Молнии. Нет, та не пошевелилась, но ее душа явственно вздрогнула, а в воде мимолетно разлился запах страха. Как это следовало понимать? Неужели Молния боялась крохотных двуногих созданий?

Озадаченная змея подобралась ближе. Несомненно, Молния происходила из рода драконов. Но сама не была ни драконицей, ни даже змеей. К ее драконьей сути нерасторжимо примешалось человеческое восприятие, и она могла отрицать это сколько угодно – дело от этого не менялось. Вот такое помесное существо, заключенное ко всему прочему в плоть корабля.

Та, Кто Помнит, ушла под воду и пристроилась к серебристому килю судна. Здесь присутствие драконицы чувствовалось сильнее всего. Следом – почти сразу – ощутилось нежелание корабля столь близко соседствовать с нею. Та, Кто Помнит, особых угрызений совести по этому поводу не испытала. Ее первейший долг был перед Клубком, который ей довелось пробудить. А посему, если корабль являл собой угрозу, она обязана была почувствовать ее первой. По этой же причине она не слишком удивилась, заметив подле себя Моолкина Золотоглазого.

Вождь Клубка своих намерений не скрывал.

– Хочу знать больше, – сообщил он ей. И чуть шевельнул щетинистым воротником, указывая на корабль. – Она призывает нас к терпению и утверждает, что собирается защитить нас и проводить домой. Похоже, ей не мало известно о случившемся в мире после того, как с небес исчезли драконы, но она не слишком торопится обо всем нам поведать. Мои воспоминания сходятся на том, что нам следовало бы проникнуть в речное устье еще по весне. Теперь на носу зима, а Молния все равно уговаривает нас обождать! С какой стати?

Та, Кто Помнит, по достоинству оценила его прямоту. Корабль знал, что Моолкин не вполне ему доверял, но вожака это ничуть не смущало. И пусть, мол, знает!

Та, Кто Помнит, предпочитала действовать тоньше.

– Надо подождать хотя бы затем, чтобы выяснить это, – сказала она. – Покамест Молния в союзе с двуногими. Она говорит, что в нужный момент использует их нам во благо. Но тогда почему в присутствии этого человечка ее просто начинает трясти?

Молния не показывала виду, что слышала происходивший под водой разговор. Та, Кто Помнит, уловила легкое изменение во вкусе воды. Теперь в нем присутствовал не только страх, но и гнев. Плоть, лишенная должного облика, все-таки силилась вырабатывать яды, соответствовавшие испытываемым чувствам. Та, Кто Помнит, мысленно присмотрелась к мешочкам своих ядовитых желез. Там было почти совсем пусто. Ради пробуждения Клубка она опустошила свои запасы, что называется, надолго вперед, ей требовалось время, чтобы хоть как-то их восполнить. Тем не менее она широко разинула челюсти, вбирая слабенькие яды Молнии, и ответила своими. Так она приспосабливалась к кораблю, дабы лучше его воспринимать.

Где-то высоко над ними маленький двуногий сжал пальцами поручни, а по сути, схватился за тело драконицы. Та, Кто Помнит, ощутила легкую дрожь корабля и то, как Молния сразу переключила внимание.

– Здравствуй, Проказница.

Голос Уинтроу был приглушен расстоянием и водой, но прикосновение к фальшборту усиливало и передавало смысл сказанного. Сами кости корабля несли их к Той, Кто Помнит. «Я знаю тебя», – гласило его прикосновение. А имя, произнесенное им, взывало к той части существа Молнии, от которой – вместе с именем – она отрекалась яростнее всего. И Уинтроу имел право к ней взывать: для Той, Кто Помнит, это было вполне очевидно, несмотря на все сопротивление корабля.

– Убирайся, Уинтроу!

– Могу и убраться, только все без толку. Знаешь, Проказница, чем я тут занимался? Медитировал. Залезал глубоко в себя. И знаешь, что я обнаружил на донышке?

– Бьющееся сердечко, наверное? – поинтересовался корабль.

Его бесплотное прикосновение было исполнено самой черствой жестокости. Та, Кто Помнит, сразу почувствовала, как напряглись на фальшборте руки парнишки, когда его сердце на миг остановилось в груди.

– Не надо! – взмолился он, скорчившись. – Пожалуйста!..

Корабль выпустил его, пусть и неохотно. Уинтроу почти повис на поручнях, восстанавливая дыхание. Потом негромко сказал:

– Ты и сама знаешь, что я обнаружил, когда хорошенько порылся в себе. Я увидел тебя. Ты проросла сквозь мою душу и тело. Корабль, мы с тобой – одно, и незачем нам друг друга обманывать! Я знаю тебя, а ты – меня. И ни один из нас не является тем, кем пытается притвориться!

– Я ведь тебя и убить могу, – зарычала Молния.

– Я знаю, что можешь. Только таким образом тебе от меня не избавиться. Убей меня, но я все равно останусь частицей тебя. И это, полагаю, тебе также известно. Ты хочешь прогнать меня прочь, корабль, только плохо верится мне, чтобы я мог удалиться достаточно далеко для разрыва нашей с тобой связи. Просто мы оба будем жестоко страдать – вот и все.

– Я рада буду рискнуть!

– А я нет, – мягко ответил Уинтроу. – Я тебе другое хочу предложить. Давай лучше примем то, чем мы стали, давай не будем ничего в себе отторгать! Ты перестанешь отрицать в себе человеческое, я смирюсь с драконом и со змеем в себе… То есть в нас,– поправился он задумчиво.

Стало тихо, только журчала вода. Что-то медленно росло в душе корабля, ни дать ни взять яд, наполняющий вздыбленную змеиную гриву. Когда же Молния заговорила, горечь хлынула точно гной из лопнувшего нарыва:

– Удачное время ты выбрал, чтобы предложить это, Уинтроу Вестрит. Ну до чего ж удачное время!

Она сшибла его с ног одним движением, словно дракон, отмахивающийся от надоедливой вороны-кровопийцы. Маленький человечек растянулся на палубе во весь рост. Из носа у него потекла кровь и немедленно начала впитываться в доски. Корабль негодующе заревел, но кровь все равно впитывалась. И с нею – Уинтроу.