Читать книгу "Тридцатилетняя война - Сесили Вероника Веджвуд"

Тем не менее он с толком использовал вторжение в Богемию, и в Стокгольме вскоре узнали, что маршал ведет мирные переговоры и ему якобы предлагают и поместья в Силезии, и титул имперского князя[1282]. Когда о торгах стало известно, это ему повредило, но в 1640 году Банер предпринял новый впечатляющий бросок на юг к Эрфурту, где он соединился с бернхардской армией французского маршала Гебриана и контингентом из Гессена и Брауншвейга. Хотя в его распоряжении теперь было около сорока тысяч человек, он почему-то стал проявлять нерешительность. Имперцы маневрировали, избегали сражения, а он не пошел к Дунаю и последовал примеру Валленштейна — начал переговоры с эрцгерцогом Леопольдом. Сам император отнесся к его реверансам с большим подозрением[1283], а в шведско-французском лагере неопределенность намерений Банера привела к отставке гессенского генерала Петера Меландера, который затем оказался командующим в баварской армии. У французского командующего Гебриана было больше оснований для беспокойства: Банер вновь пытался склонить бернхардинцев к тому, чтобы от французов уйти к нему[1284].

Ничего не добившись, Банер отошел обратно к Везеру. Начало сказываться многолетнее пьянство, подкосила маршала и смерть жены Елизаветы в июне 1640 года. Она постоянно находилась с ним почти во всех кампаниях, изящная и добросердечная женщина, единственный человек, знавший, как справиться с неуравновешенным, тщеславным и капризным маршалом. Солдаты относились к ней с благоговением и любовью, как к матери, а горожане и крестьяне нередко просили защитить их от вымогательств мужа; в одном городе муниципалитет даже посчитал нужным поддерживать добрые контакты с ее служанкой[1285].

На похоронах жены маршалу приглянулась юная дочь маркграфа Баденского, и, не успев оправиться от горя, он загорелся новой страстью. Венчание было устроено за скандально короткий срок, и маршал, приводя в бешенство своих офицеров, начал новую жизнь со своей молодой женой: три четверти ночного времени проводил в кутежах с общими друзьями, а три четверти светового дня валялся в постели[1286].

Конечно, брак состоялся по причине сентиментальности и внезапной неодолимой страсти, но отчасти он был вызван и положением, которое молодая леди занимала в Германии. Статус зятя маркграфа Баденского позволял Банеру занять достойное место среди германских князей, которым он мог воспользоваться в случае возникновения претензий со стороны шведской короны. Незадолго до обручения ему пришлось взять в свой лагерь человека, которого он презирал как плохого солдата[1287], еще осваивавшего науку войны, — одного из младших братьев курфюрста Пфальцского. Поначалу Банер демонстрировал принцу неприкрытое пренебрежение, но после женитьбы, возвысившись до равного, как он считал, социального положения, маршал стал относиться к нему с высокомерной фамильярностью[1288].

Каким бы странным и неадекватным ни выглядело поведение Банера, брак оказал на него благотворное влияние. В нем вновь пробудилась кипучая энергия, и он опять пошел к Эрфурту, в декабре 1640 года соединился там с бернхардинцами маршала Гебриана, предпринял совместный марш-бросок к Регенсбургу и даже обстрелял город с противоположного берега реки. Но плохая погода и острые разногласия с Гебрианом не позволили продолжить кампанию, и он отступил в январе 1641 года сначала к Цвиккау, а потом в Хальберштадт. То проявляя бурную активность, то впадая в спячку и не доводя до конца начатую операцию, Банер вел себя как человек непоследовательный, беспринципный и, очевидно, потерявший интерес к своей профессии. Он не оставлял попыток подчинить себе бернхардинцев и успел даже спровоцировать у них беспорядки[1289]. Однако, подобно Валленштейну, маршал плохо знал свою армию. Он никогда не пользовался особой популярностью в войсках, а после смерти жены его связь с ними окончательно оборвалась. Он все меньше и меньше обращал внимания на дисциплину, своевременную выплату жалованья, обеспеченность солдат провиантом и оружием, и в армии назревал мятеж[1290]. Но прежде чем начался бунт, Банер умер в Хальберштадте 20 мая 1641 года, оставив войска на попечение шведского правительства, и властям теперь надо было поправлять то бедственное положение, которое маршал так красочно описывал в своих докладах.

Получив известие о смерти Банера, Оксеншерна назначил на его место Торстенссона[1291], прошедшего выучку у Густава Адольфа, в полной уверенности, что ему можно доверять. Торстенссону, находившемуся в Швеции, могли потребоваться недели, а то и месяцы на то, чтобы приступить к делам, и пока армию возглавил Карл Густав Врангель, способный, хотя и малоизвестный в войсках генерал. Под его командованием в июне 1641 года шведы отбили атаку имперцев у Вольфенбюттеля[1292], но вскоре ропот, несколько поутихший после победы, возродился с новой силой. Науськивал мятежников Мортень, один из старших и авторитетных офицеров. Бунтовщики требовали немедленной выдачи денег, угрожая уйти с бернхардинцами в Рейнланд и оставить шведское правительство без армии[1293]. Конфликт разрешился с появлением Торстенссона.

Он прибыл в середине ноября, нагоняя страх уже только своей суровой и давящей на психику внешностью. Его нисколько не обеспокоили ни мрачные рассказы Врангеля о состоянии армии, ни разыгравшаяся вдруг подагра. Торстенссон привел с собой настоящее шведское войско — семь тысяч человек — и, что не менее важно, привез достаточно денег для успокоения самых шумных бузотеров. Удовлетворив требования наиболее настырных мятежников, разбавив войска свежими шведскими полками и продемонстрировав, что его не так-то легко запугать, Торстенссон усмирил бунт без применения силы[1294].

Торстенссон, безусловно, оказался гораздо более сильным и надежным командующим, чем Юхан Банер. Шведское правительство могло совершенно не сомневаться в его преданности короне, а сам он обладал организационными способностями, особенно необходимыми в трудных и сложных ситуациях. Французских субсидий всегда было недостаточно, и приходили они, как правило, с перебоями или поздно. Торстенссон придумал, как выйти из этого положения: перестал набирать рекрутов на военную службу за денежное вознаграждение. Обнищавшему крестьянству, которое и пополняло его войска, он обещал еду, одежду, оружие и поживу за счет разумного грабежа. В сущности, Торстенссон узаконил то, что уже давно существовало неофициально. Как бы то ни было, теперь командующий обязывался изыскивать деньги только для ветеранов, пришедших в армию до него[1295]. Из-за голода, чумы, тяжелых бытовых условий их численность из года в год сокращалась.