Читать книгу "Путешествие по всему миру на "Буссоли" и "Астролябии" - Жан Франсуа Лаперуз"

Houampebi kassma — двадцать

Houampebi kassma tchine-ho — тридцать

Yne houampe touch-ho — сорок

Aschne houampe taich-ho — пятьдесят

Tou aschne houampe taich-ho — сто

Если в этом языке и существует разница между единственным и множественным числом, она не выражается в произношении.

Я ни разу не видел, чтобы эти островитяне танцевали, и ни разу не слышал, чтобы они пели. Однако все они умеют извлекать приятные звуки из основного стебля крупного сельдерея или разновидности молочая, обрезанного с обоих концов. Они дуют в его узкую часть, и производимые звуки очень напоминают приглушенный тон трубы. Мелодия, которую они играют, случайна и состоит из последовательности высоких и низких звуков, которые все вместе охватывают полторы или две октавы, иначе говоря, двенадцать или шестнадцать нот. Нам неизвестно, есть ли у них другие музыкальные инструменты.

Глава XXII

Сентябрь 1787

Стоянка в Авачинской бухте. — Любезный прием со стороны поручика Хабарова. — Прибытие мсье Козлова-Угренина, губернатора Охотска, в Петропавловск. — Его сопровождают мсье Шмалев и несчастный Ивашкин, который пробуждает в нас живейшее участие. — Благосклонность губернатора по отношению к нам. — Бал, устроенный камчадалами. — Из Охотска прибывает курьер с письмами нам из Франции. — Мы обнаруживаем могилы мсье де ла Круайера, а также капитана Клерка и помещаем на них медные таблички с надписью. — Новые взгляды мсье Козлова касательно управления Камчаткой. — Мы получаем разрешение отправить нашего переводчика с донесениями во Францию. — Отплытие из Авачинской бухты.

Мы еще не успели отдать якорь в гавани Святых Петра и Павла, как нам нанес визит тойон, то есть староста деревни, и несколько других жителей. Каждый из них принес нам подарки в виде лосося и скатов и предложил свои услуги в охоте на медведей или диких уток. Последними здесь были покрыты все реки и пруды. Мы приняли их предложение, одолжили им мушкеты, дали порох и пули, и во все наше пребывание в Авачинской бухте не знали нужды в свежей дичи. В награду за свои труды они не попросили никаких денег, но в Бресте нас в таком изобилии обеспечили предметами, очень ценными для камчадалов, что мы настояли на том, чтобы они приняли знаки нашей признательности, которые наши богатства позволили нам соразмерить скорее с их нуждами, чем с ценностью их добычи.

Управление Камчаткой совершенно изменилось за время, прошедшее после отплытия англичан. Теперь она входила в состав Охотской области, и различные посты на полуострове занимали особые коменданты, которые подчинялись лишь главному коменданту Охотска. Капитан Шмалев, временно сменивший майора Бема в звании особого коменданта камчадалов, еще был здесь. Мсье Рейнеке, истинный преемник Бема, прибывший на Камчатку вскоре после ухода англичан, пробыл здесь всего четыре года и вернулся в Петербург в 1784 году. Все эти подробности мы узнали от поручика Хабарова, коменданта Петропавловской гавани, в подчинении у которого были сержант и отряд из сорока солдат и казаков.

Этот офицер окружил нас своим вниманием. Он сам, его солдаты и все, чем он располагал, было в нашем полном распоряжении. Он даже не позволил мне отправить своего офицера в Большерецк, где в то время, и очень удачно для нас, находился мсье Козлов-Угренин, охотский губернатор, совершавший поездку по своим владениям. Он сообщил мне, что через несколько дней губернатор должен был приехать в Петропавловскую гавань и что он, вероятно, уже в пути. Он также добавил, что поездка оказалась бы намного утомительнее, чем мы могли бы подумать, поскольку время года не позволяет использовать сани и половину пути пришлось бы проделать пешком, а другую половину — в пироге по рекам Авача и Большой. В то же самое время мсье Хабаров предложил мне отправить казака, чтобы доставить мои послания мсье Козлову, о ком он говорил с воодушевлением и одобрением, которые было трудно не разделить с ним. Многократно он выражал свою радость в связи с тем, что у нас будет возможность познакомиться с человеком, который своим воспитанием, манерами и познаниями не уступает ни одному офицеру Российской империи или любой другой страны.

Вид на Петропавловский залив.

Гравюра из атласа «Путешествие в поисках Лаперуза и путешествие Лаперуза».

1800 г.

Мсье де Лессепс, наш молодой переводчик, говорил по-русски с такой же легкостью, как на родном языке. Он переводил нам то, что говорил поручик, и написал на русском языке от моего имени письмо охотскому губернатору, которому я также написал сам по-французски. Я отметил в письме, что книга, посвященная третьей экспедиции капитана Кука, прославила гостеприимство правителей Камчатки и что я смею надеяться на такой же прием, как и английские мореплаватели, поскольку наша экспедиция также принесет общую пользу всем морским державам.

Ответ мсье Козлова мог поступить не ранее чем через пять или шесть дней, и любезный поручик сказал нам, что лишь предвосхитит его приказы и исполнит волю российской императрицы, если попросит нас чувствовать себя на Камчатке словно у себя на родине и располагать всем, что может предложить его страна. В его жестах, глазах и выражении лица читалось, что если бы он мог совершить чудо, то превратил бы ради нас горы и болота Камчатки в рай земной.

Ходили слухи, что у мсье Козлова нет наших писем, но что их мог получить для нас бывший камчатский исправник мсье Штейнгель, которого сменил в этом качестве мсье Шмалев и который сейчас обосновался в Верхнекамчатском остроге.

Это был обычный слух, едва ли обладающий малейшим правдоподобием, однако мсье Хабаров сразу же отправил нарочного, которому предстояло преодолеть 150 лье сушей. Он знал, сколь велико наше желание получить эти письма. Мсье де Лессепс рассказал ему о печали, объявшей нас, когда мы узнали, что никакой почты на наше имя в Петропавловскую гавань не поступило. Нам показалось, что это расстроило его так же сильно, как нас самих. Его внимание и забота словно говорили нам, что он отправился бы в Европу лично, чтобы найти наши письма, если бы мог надеяться, что застанет нас по возвращении. Сержант и все солдаты выказывали такую же готовность услужить нам.

Мадам Хабарова была столь же добра и любезна с нами. Ее дом был открыт для нас с утра и до поздней ночи: там нас угощали чаем и различными прохладительными напитками страны. Каждый хотел преподнести нам подарки, и, несмотря на всю нашу решимость не принимать их, мы не могли сопротивляться настойчивым уговорам мадам Хабаровой, которая заставила наших офицеров, мсье де Лангля и меня принять несколько соболиных, лисьих и оленьих шкур, несомненно, более нужных тем, кто дарил их, чем нам, намеревающимся вскоре вернуться к тропикам. К счастью, у нас была возможность отблагодарить наших благодетелей, и мы настояли на том, чтобы и нам позволили, со своей стороны, преподнести им вещи, которые невозможно найти на Камчатке. Хотя мы и были богаче наших хозяев, наши светские манеры не могли соответствовать столь наивной и трогательной доброте, которая была безмерно важнее любых подарков.