Читать книгу "Кладезь бездны - Ксения Медведевич"

Тарег оперся носом на сложенные ладони:

– Халиф приказал мне сохранить жизнь принцу Ибрахиму.

– Что?.. – это выдохнули все – кроме кота, который уже читал фирман.

Джинн лишь горестно покивал головой, подтверждая неутешительные новости.

– Где-то под Раккой нашлись сыновья халифа. Господин хранитель ширмы привез их в ставку. Эмир верующих желает отпраздновать это радостное событие и отблагодарить своего бога, совершая деяния милосердия.

– Это не милосердие, это глупость, – мрачно отозвался Меамори. – Пощадить семью мятежника – поступок благородный, хоть и неосторожный. Но даровать жизнь зачинщику заговора…

– Джунайд, похоже, так не считает, – пробормотал за спиной у Тарега кот.

– Что?

В ответ Имруулькайс наступил двумя лапами на конец свитка, держа его развернутым:

– Похоже, этот фирман писал лично Кассим аль-Джунайд. Потому что в самом конце, на обороте, есть от него приписка.

– Какая? – мрачно поинтересовался Тарег.

– «Не пытайся разминуться с повелением эмира верующих, о князь. Я составил твой гороскоп, и он не обещает ничего хорошего. Остерегайся пролития невинной крови – ты поскользнешься и упадешь, и звук твоего падения будет слышен среди джиннов и людей».

– Волшебно, – пробормотал нерегиль.

– А главное, – не выдержал Элбег, – предельно ясно! Что это за высокопарная чушь? С каких это пор мятежники у нас ходят в невинных овечках?!

– Мне кажется, я знаю, о чем речь, – зло прошипел Меамори.

– Вазир барида? – мурлыкнул джинн.

– И Тахир ибн аль-Хусайн, – процедил сумеречник. – Мне сообщают, что уже неделю они находятся в ставке халифа. Загребая жар чужими руками, вазир и парс поют халифу в уши про то, как опасен для престола Тарег-сама!

И, не сдержавшись, даже стукнул веером о ковер.

– Тахир убил мою сестру, – зло выговорил Элбег. – Повелитель, дозволь мне вырвать сердце этому предателю! Я заткну его грязный рот его же яйцами, и мой отец сможет спокойно умереть, зная, что Юмагас отомщена!

– В гибели твоей сестры виновна мать халифа, – отсутствующим голосом пробормотал Тарег. – Но ее более нет в живых.

Все растерянно переглянулись – кроме кота, который снова покивал, подтверждая: да, мол, чистая правда. Госпожа Мараджил покинула сей мир, против обыкновения, не успев никому особо навредить.

– Похоже, судьбе нравится водить меня по кругу, – задумчиво протянул нерегиль. – Вся моя жизнь – череда повторяющихся событий…

А потом оглядел притихшее собрание и громко сказал:

– Мы идем на столицу.

И уже тише, для самого себя, добавил:

– Посмотрим, удастся ли великой насмешнице удивить меня чем-нибудь еще.

* * *

Мадинат-аль-Заура, дворец халифов,

четыре дня спустя

Пустые комнаты отзывались на звук шагов неприятным эхом: слуги успели растащить даже ковры. Абу-аль-Хайджа вспомнил, что предстало его глазам в зале Мехвар, и поежился. Сокровище из сокровищ, резную золоченую панель над троном, и ту ободрали чьи-то подлые вороватые руки. Потемневший от времени, пыльный алебастр голой стены вызывал отвращение, подобно вывернутым наружу внутренностям. С тронного тахта бегущие евнухи украли парчовую подушку.

Человек, которого жители столицы прозвали Принц-Дракон, жалко трясся и семенил следом. О некогда огромных размерах принца Ибрахима напоминали лишь многочисленные складки на шее: под простым, подходящим нищему беглецу, полотняным халатом уже не колыхались залежи жира. Легендарная иссиня-черная кожа посерела: халиф-на-час, как его прозвали злые столичные языки, дрожал от страха и пытался цепляться за ножны меча Абу-аль-Хайджи:

– О Абу Джафар, ты же не оставишь меня, ты не оставишь меня подобно этим презренным…

Бедуин остановился, развернулся и встряхнул скулящего зинджа за плечи:

– Нет, во имя Всевышнего! Я никогда не оставлю тебя!

– Куда же нам идти, куда же бежать… – застонал Ибрахим. – Они заложили все двери, заперли все ворота-аааа…

К сожалению, горе-халиф был прав: дворец забаррикадировали по приказу начальника полиции – ради безопасности принца Ибрахима. Разбегающиеся, растаскивающие утварь и ткани слуги выскальзывали из огромного лабиринта ас-Сурайа, предусмотрительно запирая те двери, что оставались еще открытыми, – на всякий случай, вдруг кто погонится, желая отнять золотую курильницу, перламутровый столик или ковер.

Абу-аль-Хайджа гнал от себя мысли, в которых рассудительность нашептывала: ты тут ни при чем, беги, как все. Зачем ты, ибн Хамдан, вообще пришел сюда? Какая тебе разница, кто сидит на тронном тахте в Золотом дворце? Да и сын твой прислуживает женщине халифа аль-Мамуна – на что тебе сдался этот зиндж-неудачник, халиф-на-час, горе-заговорщик?

Но он, Абу-аль-Хайджа, не сумел остаться в стороне. Прочитав истошное письмо Ибрахима («Вазиры, управляющие, Левая гвардия, евнухи – все покинули меня! Спаси меня, о зерцало храбрецов, во имя времен, когда на тебе еще не выступили следы благосостояния, а я дал тебе процветание! Укрой меня в шатрах племени таглиб, и я сумею оправдаться в глазах моего племянника, от которого меня отвратили люди бесчестные, не знающие милости…») – так вот, прочитав строки, обильно смоченные слезами, бедуин опоясался мечом и пошел во дворец.

Но он не ожидал, что попадет в западню, подобно сверчку в деревянной коробке. Новый Дворец оказался лабиринтом перекрытых коридоров и не отзывающихся на стук дверей, пустых комнат и заложенных кирпичами тупиков. Время от времени бедуин и Ибрахим слышали плеск реки: видимо, где-то рядом тек Тиджр.

Вдруг откуда-то послышались громкие крики и звон оружия. Принц сел на пол и разрыдался:

– Я не виноват, я ни в чем не виноват, подлые Амириды обманули меня, оооо…

Бедуин метнулся вперед по коридору – здесь крики слышались тише, видимо, дворец штурмовали не с этой стороны. За тонкой кирпичной стеной слышалось мерное влажное шлепанье и постукивание – колесо. Водяное колесо, поднимающее воду во дворец, било плицами по реке. Река! Надо выбираться на берег!

В соседней комнате послышались шорохи и хихиканье. Абу-аль-Хайджа рванул туда – с обнаженным мечом.

– Стоять, во имя Всевышнего!

От него порскнули, как тараканы. А прямо перед острием меча застыл жирный евнух. Вглядевшись в студенистое, брыластое лицо, Абу-аль-Хайджа вспомнил прозвище – Круглолицый. Точно, Фаик Круглолицый.

– Всевышний послал нам тебя, о Фаик! – жалостно заголосил подоспевший Ибрахим. – Скажи нам, во имя Всевышнего и его возлюбленного посланника, что это за крики и каково наше положение?

Евнух замялся. Абу-аль-Хайджа не отвел меча. Приглядевшись, он увидел у Фаика под рукой пузатый хрустальный кувшин – слуга явно опасался расколотить ценную добычу, оттого и мешкал.