Читать книгу "Огонь и сера - Дуглас Престон"

Взглянув на полковника, потом на д'Агосту, Фоско переспросил:

– Сержант так и сказал?

– Именно.

– Значит, это машина, которая жарит людей, превращая их в кучку дымящегося пепла? И ее изобрел я? – В изумлении граф развел руками. – А можете показать, как она работает?

– Сержант, не продемонстрируете ли машину в действии?

Полковник говорил в том же скептическом тоне, что и Фоско. Неудивительно – оружие смотрелось как игрушка, муляж из «Звездных войн».

Д'Агоста повертел излучатель в руках.

– Я не знаю, как его включать, – признался он.

– А вы попробуйте, – с долей сарказма предложил офицер.

Д'Агоста подумал, что, сумей он заставить эту штуку работать, ход событий изменится. Нельзя было упускать оставшийся шанс. Он навел ствол на свежую тыкву, которую будто специально – в насмешку – поставили у камина. Прогнав лишние мысли, д'Агоста попытался восстановить в памяти действия Фоско: повернул ручку, нажал на курок... И ничего.

Д'Агоста щелкнул переключателем, нажал какую-то кнопку и снова нажал на курок. Не сработало.

Упав с высоты, устройство вполне могло повредиться, и все-таки сержант выворачивал ручки и снова и снова нажимал на курок, надеясь услышать низкое гудение...

Излучатель молчал.

– Думаю, – тихо произнес Эспозито, – мы видели достаточно.

Медленно убрав оружие в сумку, д'Агоста с огромным трудом заставил себя посмотреть в глаза полковнику. Эспозито ответил скептическим взглядом. Впрочем, нет, не просто скептическим – на лице офицера лежала маска откровенного недоверия... и жалости.

Фоско, который стоял за спиной Эспозито, нарочито медленно вытянул из-под рубашки цепочку с медальоном, опустил ее на грудь и похлопал по кулону пухлой рукой.

Д'Агосту словно прижгли каленым железом – он узнал медальон: глаз без век над фениксом, восстающим из пепла. Кулон Пендергаста. Сообщение графа дошло с ужасающей ясностью.

– Ты, ублюдок... – Д'Агоста кинулся на Фоско, но на нем тут же повисли карабинеры, оттащив к дальней стене библиотеки. Эспозито поспешил встать между ними и Фоско. – Сукин сын! – надрывался д'Агоста. – Это медальон Пендергаста! Вот вам доказательство. Он убил Пендергаста и взял кулон!

– Вы в порядке? – спросил Эспозито у графа, не обращая внимания на д'Агосту.

– Вполне, спасибо, – ответил Фоско, садясь в кресло и поглаживая живот. – Я лишь испугался, не более. А чтоб уж окончательно уладить дело и не осталось никаких сомнений... – Он развернул медальон обратной стороной, где был выгравирован собственный замысловатый герб Фоско – заметно поблекший и стертый.

Эспозито посмотрел на герб и обернулся к д'Агосте, сверкая темными глазами. Д'Агоста, зажатый шестью карабинерами, едва мог пошевелиться. Он пытался вновь обрести контроль над собой, над своим голосом. То, как граф произнес «Чтобы уж не осталось никаких сомнений», и то, как выделил последние два слова... Так он сообщал д'Агосте, что уже слишком поздно, что те двенадцать часов, съеденных бюрократией, обернулись трагедией. Отчаянная надежда, что граф, может быть, не убил Пендергаста, а только держит как пленника, дрогнула, будто пламя свечи на ветру, и угасла. Пендергаст мертв.

Никаких сомнений...

Эспозито протянул Фоско руку.

– Abbiamo finito qui, Conte, – сказал он. – Chiedo scusa per il disturbo, e la ringrazio per la sua pazienza con questa faccenda piuttosto spiacevole[73].

Граф отвесил изящный поклон.

– Niente disturbo, Colonello. Prego. – Взглянув на д'Агосту, Фоско добавил: – Mi displace per lui[74].

Пояковник и граф пожали друг другу руки.

Глубоко поклонившись, Эспозито вышел из комнаты, пройдя мимо д'Агосты, словно тот был пустым местом.

Карабинеры отпустили сержанта, и тот, прихватив сумку, направился к выходу. Глаза застилала красная пелена. Уже в дверях д'Агоста обернулся.

– Ты – покойник, – произнес он с трудом. – Ты...

Граф обернулся. Даже без слов его ответ был достаточно красноречив: влажные губы Фоско расплылись в плотоядной улыбке.

«Он убил Пендергаста».

А потом улыбка исчезла – скрылась в облаке сигарного дыма.

* * *

Весь путь назад до машин полковник Эспозито молчал. Он не сказал ничего, и когда машины стронулись с места, поехав вниз по кипарисовой аллее мимо оливковых рощ. И лишь когда под колесами автомобилей запетляла главная дорога до Флоренции, офицер повернулся к д'Агосте.

– Я в вас ошибся, – холодно произнес он. – Принял как своего, выдал рекомендации, помогал всеми силами, а вы... Вы обесчестили себя, опозорив заодно меня и моих людей. Нам крупно повезет, если граф не подаст жалобу за то, что мы вторглись к нему в дом и нанесли личное оскорбление. – Он наклонился чуть ближе. – С этого момента считайте, что ваши официальные полномочия отозваны. В Италии вас объявят персоной нон грата. Знаете, будь я на вашем месте, я бы использовал бюрократическую задержку и покинул страну ближайшим рейсом.

Откинувшись на спинку сиденья, полковник уставился в окно с каменным выражением лица и не произнес больше ни слова.

Глава 86

Приближалась полночь, и Фоско, слегка запыхавшись, вернулся в обеденный зал. Граф – жил ли он в городе или на вилле – всегда совершал перед сном моцион. А длинные коридоры Кастель-Фоско как нельзя лучше подходили для пеших прогулок.

Граф присел у камина и, желая избавиться от стылых объятий замка, протянул руки к веселому пламени. Сейчас неплохо бы устроиться в кресле с бокалом портвейна и обдумать завершение удачного дня.

С людьми граф рассчитался и распустил по домам; кто-то вернулся в окрестные деревни, кто-то остался в домиках на ферме при замке. Небольшой отряд полиции тоже ушел, забрав с собой сержанта д'Агосту, изрыгающего пустые угрозы; скоро его посадят в самолет до Нью-Йорка. Слуг Фоско отпустил до конца выходных, и вернутся они не раньше утра. Кастель-Фоско умолк и, казалось, к чему-то прислушивается.

Поднявшись, граф подошел к буфету, налил себе портвейна и снова сел. В последние дни стены замка гудели от возбуждения. Теперь же напротив, твердыню окутала неестественная тишина.

Фоско отпил из бокала и нашел, что вино превосходно.

Графу лишь ужасно не хватало Пинкеттса – или скорее Пинчетти, – готового предупредить любое желание. Трудно привыкнуть, что верный слуга лежит сейчас в безымянной могиле, в глубине семейного склепа. Будет непросто, нет, невозможно подыскать Пинкеттсу достойную замену. И если честно, сидя наедине с собой, граф признал, что чувствует себя чуточку одиноко.