Читать книгу "После любви - Виктория Платова"

Он – да еще кусты сирени.

Я выполняю все указания не-Шона и, пройдя арку, улицу АрмиОриент и свернув направо, снова оказываюсь на Лепик. И сразу замечаю машинуМерседес, стоящую там же, где я припарковала ее несколько часов назад. Моюмашину. Никаких других машин поблизости нет, ее одиночество тотально.Одиночество и незаурядность. В ранних сумерках четырехколесное чудо выгляделонеобычным, сейчас же смотрится и вовсе инопланетно. Представить ее на улицахЭс-Суэйры без огромной толпы зевак, цокающей языками и шумно восхищающейся, яне в состоянии. Да что там Эс-Суэйра! Даже в Париже такая тачка стала быпредметом вожделения сотен людей. Я поступила опрометчиво, оставив машину такнадолго. Я поступила опрометчиво, оставив ее вообще. Свидетельством моейопрометчивости может служить белый листок, он торчит из-под дворника.

Штраф за неправильную парковку.

Попереживав долю секунды, я мгновенно успокаиваюсь:настоящая владелица тачки то и дело влипала в подобные мелкие неприятности(стоит только вспомнить ворох квитанций на дне многочисленных сумок) – и то неособенно мучалась. Так стоит ли страдать мне?

Не стоит.

Неизвестно, воспользуюсь ли я этой машиной еще когда-нибудь.Какой бы прекрасной она ни была и какой бы потрясающей ни была сама Мерседес. Явсе же – не Мерседес. До того как у меня в руках оказался желтый конверт, мысльстать Мерседес не казалась мне утопичной, винтаж-костюм от Biba подходил мне поразмеру даже на глаз, а сколькими еще восхитительными тряпками можно было быразжиться!..

O-la-la, mademoiselle!

Мерседес – не только тряпки, сумки, парики, шикарная машинас навигацией и проспект Национального музея мотоциклов в Римини. Мерседес – этоеще и потайная комната с оружием, сейфом, бумагами, Стеной плача по пулям вголове. Мерседес – это еще и старый лжец Иса, и лжец помоложе Алекс, и юныйСлободан, выбивающий дырку в монете с расстояния в сто шагов. Находиться в полепритяжения Мерседес опасно.

И чертовски притягательно.

До сих пор мне плохо удавалось справляться с этимпритяжением – возможно, конверт Фрэнки убережет меня от падения в черную дыру.Я собираюсь приступить к его изучению немедленно.

Устроившись в машине и включив подсветку, я в нетерпенииотрываю полоски скотча, которыми заклеен конверт: одну, другую, третью.Справиться с ними оказывается не так просто, но вместе с последней полоской мнена колени падает и первый трофей: удостоверение личности на имя Франсуа Лаллана(Francois Lallanne) и еще одно удостоверение на имя офицера спецслужб ФрансуаЛаллана. С обоих фотографий на меня смотрит Фрэнки.

Фрэнки.

Я не думала, что так легко узнаю его, – фотографии налюбых удостоверениях обычно получаются безликими, стертыми, сохраняющими лишьотдаленное сходство с оригиналом. Да еще фамилия – Лаллан!.. Франсуа Лаллана иФрансуа Пеллетье роднит лишь сдвоенная «л». И – лицо на снимке. Франсуа Лалланбыл офицером спецслужб и больше никем. Франсуа Пеллетье мог оказаться кемугодно, перечень его профессий я выучила наизусть с первого раза. К ним моглиприбавиться еще два десятка специальностей и столько же выпасть. И ФрансуаПеллетье мог бездумно заснять на камеру мобильника взрыв в лондонском автобусе.Взрыв, который произошел еще и потому, что офицер спецслужб Франсуа Лалланвовремя не вступил в контакт со своими английскими коллегами. А может, и небыло никакого снимка. И он – лишь часть легенды, которую Франсуа Лалланпридумал для Франсуа Пеллетье.

Франсуа Лаллан, действующий совершенно автономно.

Что сказал мне о Фрэнки не-Шон? Что тот отправился в Мароккона свой страх и риск. Вот почему мне не предъявили обвинение в убийстве офицерафранцузских спецслужб Франсуа Лаллана, а обвинили в смерти безликого (какихмиллионы) гражданина Франции Франсуа Пеллетье. Вот почему мной занимался самыйрядовой, хотя и не лишенный лоска, следователь.

Об офицере никто не забеспокоился. И не беспокоился – вовсяком случае, в то время, когда я сидела в камере.

Нужно признать, что в роли водонепроницаемого плейбоя Фрэнкивыглядел органично. Настолько, что возникает предположение: второй своейипостасью Лаллан пользовался довольно часто и довольно давно – чего стоилароссийская виза трехлетней давности в паспорте на имя Франсуа Пеллетье!

И что он делал в России? – не как Пеллетье, как Лаллан?И какова была истинная цель его поездки?.. И какова была цель его поездки наИбицу и работы в конторе по изготовлению металлических сейфов? И во многихдругих конторах. И были ли они вообще – конторы?

Этого я не знаю и никогда не узнаю. И не очень стремлюсьузнать.

Что он делал в Марокко – тема куда более актуальная.

Очевидно, именно ей посвящены две дискеты из конверта. Дведискеты и один диск, вряд ли на нем записаны песенки Sacha Distel. Но проверитьстоит. Вдруг диск заполнен не графическими и текстовыми, а звуковыми файлами?Закусив губу, я поворачиваю ключ зажигания и снова слышу:

Салуд, маравильоса!

Салют-салют, но мне нужен вовсе не ты, дурацкий бортовойкомпьютер, жертва апгрэйда! Мне нужна скромная магнитола – не исключено, чтоименно она прольет свет на дорогу, по которой я продвигаюсь на ощупь,руководствуясь только своими догадками и предположениями.

Магнитола по отечески принимает диск, и на ее панеливспыхивает обнадеживающая надпись:

LOAD[49].

Я готова расцеловать панель – напрасно. И радость мояпреждевременна: подумав совсем непродолжительное время, магнитола выплевываетчертов диск обратно. Что ж, аудиооткровения мне не светят, работу с диском идискетами придется отложить на неопределенное время, как и просмотр миниатюрнойвидеокассеты, ей тоже нашлось место в конверте. Хорошо бы еще разыскатьаппаратуру, на которой все это можно увидеть!..

Нет-нет.

Нет.

Я вовсе не собираюсь возвращаться в квартиру на авенюФремье. Это слишком опасно. Это не было бы опасно для Мерседес (для нее, какойя ее вижу, вообще не существует понятие опасности). Но я все же не Мерседес. Ини за что не вернусь туда.

Ни за что.

Самым верным было бы отправиться в «Ажиэль». Прямо сейчас.Доминик наверняка оборвал все телефоны с известием о владельце дома у старогофорта – скоропалительно приобретшего его и так же скоропалительно от него избавившегося.Но дело даже не в доме, а в самом Доминике: он будет переживать, если нателефонный звонок никто не ответит, он с ума сойдет от волнения. А после того,что он сделал для меня, настоящее свинство так с ним поступать.

Настоящее свинство, пошел ты к черту, Доминик!..

Запустив руку поглубже в конверт, я нахожу нечто, что тотчасже заставляет меня напрочь позабыть о Доминике, и о его невыносимомблагородстве, и даже о самом Фрэнки в обоих его личинах – Пеллетье и Лаллана.