Читать книгу "Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945 - Джеральд Рейтлингер"

Власов находится в опале, знали все после 8 июня, и даже пресса западных союзников сообщила, что его вот-вот заменят казаком Красновым. Но на практике партийная канцелярия Мартина Бормана позабыла о Власове, настолько слабым было решение Гитлера от 8 июня, не имевшее каких-либо крепких выражений, которые этот похожий на муравья человек мог превратить в партийную директиву.

Поскольку Борман и другие партийные лидеры — и Геббельс в особенности — хранили молчание, некоторые граждане занялись своей собственной пропагандой за Русскую освободительную армию. 10 марта 1943 г. Геббельс вернулся из поездки к Гитлеру в Винницу, обиженный отклонением его предложения по поводу «Декларации для Востока». Он увлеченно слушал марионеточного норвежского премьера Видкуна Квислинга, знавшего Россию периода ранней революции, когда он побывал там в качестве работника нансеновской организации «Помощь Нансена», занимавшейся спасением голодающих Поволжья. Кроме того, Геббельс прочел рапорт Власова о его поездке в Россию, и «тот задел мои душевные струны». Но если Геббельс и стал с этих пор «человеком Власова», то это держалось в секрете, в то же время были журналисты, которые, чувствуя это, стали готовить германское общество к переменам.

Одним из визитеров Геббельса — почти наверняка между 20 марта и 9 апреля, где в его дневнике был пропуск, — оказался Хайнц Гельмих. Среди обсуждавшихся вопросов один был связан с большой иллюстрированной брошюрой, которую Гиммлер распространял бесплатно из своего «Центра обучения СС» — Der Untermensch. Гельмих обрисовал ее разрушительный эффект на восточных рабочих и добровольцев. Геббельс предположил, что его министерство может, не оскорбляя Гиммлера, скупить оставшиеся экземпляры и распространить их для чтения в Западной Европе, где нет русских. Вездесущность этой вещи, которая все еще воплощала в себе первоначальный план «Барбаросса», в Германии 1943 г. довольно много значила.

На моем столе лежит потрепанный экземпляр этой брошюры, «освобожденный» из разрушенного немецкого города в 1945 г. Размером 35,5 на 25,4 см, он, видимо, не менее эффективен после семнадцати лет как средство пропаганды, чем эта брошюра и должна была быть в 1942 г. Полное благополучие, чистые арийские типы в новых накрахмаленных крестьянских нарядах — все это сталкивается лицом к лицу с голодом, нищетой, зверством и массовыми убийствами, причем первое преподнесено в идеальной четкости, а второе буквально и метафорически передержано. На первой странице — отрывок о «недочеловеках» из единственного литературного достижения Гиммлера, опубликованного в 1935 г. В середине на левой стороне — нелепая фотография «Генезиса» Эпштейна, в то же время Черчилль и Рузвельт представлены как еврейские типы.

Расклеенная на стенах по всей Германии брошюра Der Untermensch с самого начала имела своих противников. В марте 1943 г. издатели глянцевого партийного журнала Das Reich выпустили сопутствующий материал — специальный номер, полный фотографий симпатичных советских персонажей, под заголовком «Они приносят нам новых союзников». Под давлением Розенберга этот выпуск был изъят из обращения и опубликован без оскорбительной статьи, но до раннего утра копии не добрались до провинций. В июне Гюнтер Кауфман, издатель ежеквартального журнала гитлеровской молодежной организации Wille und Macht, сделал более мелкий, хотя и более смелый жест, выпустив специальный номер, который включал «смоленский манифест» Власова, хотя он был разрешен для использования в пропагандистских целях только против врага, а внутри Германии запрещен. Отозвать выпуск было невозможно, но Розенберг убедил Гиммлера, как главу полиции, запретить дальнейшее печатание. Кауфман ускользнул от внимания гестапо через оказавшийся кстати приказ о призыве на военную службу, который был ему устроен его другом Карлом Михелем.

Возможно, самым примечательным признаком смены тенденции стала передовая статья в Wille und Macht, написанная человеком СС и особым протеже Гиммлера. Эрих Двингер (1898–1981) воевал в контрреволюционной армии адмирала Колчака в 1919 г. и на стороне генерала Франко в испанской гражданской войне. Гиммлер намечал сделать этого фашистского романтика первым военным репортером СС в Москве. После службы у полицейского генерала фон дем Бах-Зелевски Двингер был уволен в запас как неблагонадежный. Но ему было дозволено жить на своей ферме в Алгау, продолжать писать книги и принимать Власова. Даже его деятельность в журнале Wille und Macht стоила ему всего лишь приказа Готтлоба Бергера держаться подальше от Берлина.

Заметно серьезней был меморандум профессора Теодора Оберлендера, называемого Лоуренсом Кавказа[9]. Это была уже третья докладная записка, сошедшая с кончика его пера, написанная в крымской деревне, в которую Оберлендер привел свой смешанный батальон «Бергман», отступая с Кавказа. Под названием «Двадцать предложений для нынешней ситуации» она была разослана в 50 экземплярах. Они предназначались для каждой группы армий и командующего армией, а также для Кейтеля, Йодля, Цейцлера, Гиммлера и Риббентропа. В этот момент (22 июня 1943 г.) профессор утверждал, что еще не поздно нейтрализовать призыв Сталина к созданию патриотического фронта, а по этому призыву каждый становился партизаном. Германия не только могла бы приобрести армию в 800 тыс. человек, но и даже увеличить ее. Если изменить нынешнюю политику на Востоке, все еще останется последний шанс убедить все народы Европы вступить в борьбу с большевизмом.

Разразилась буря, причем созданная более перечнем адресов Оберлендера для рассылки, чем безрассудным, нереалистичным содержанием его меморандума. Цейцлер приказал Хайнцу Херре, как новому начальнику штаба Гельмиха, уничтожить все экземпляры, которые попадутся ему под руку. Он рассматривал это как попытку подорвать расплывчатое решение, которое он получил от Гитлера 8-го числа этого месяца. Кейтель издал приказ, которым Оберлендер освобождался от командования батальоном «Бергман», а Гиммлер написал Гельмиху, что Оберлендера надо отправить в концентрационный лагерь. Но это, как понимал Гиммлер, было за пределами его компетенции. Оберлендера нельзя было ни отдать под трибунал, ни разжаловать. Вермахт защитил его, и оставшуюся часть войны он провел в пассивном резерве как гражданское лицо. Сегодня (в конце 1950-х гг. — Ред.) Оберлендер является министром по делам беженцев в боннском правительстве.

Гитлер намечал на 8 июня повторить свои взгляды на пропаганду и сотрудничество некоторым из своих высших командующих. Возможно, Кейтель использовал меморандум Оберлендера как напоминание, ибо Гитлер свое слово сдержал. Сохранившийся фрагмент длинного монолога, который он произнес 1 июля 1943 г., похоже, обладал еще меньшей силой, чем предыдущее заявление. Сейчас Гитлер использовал новый аргумент. Если сказать солдатам, что они воюют не ради завоеваний, а для того, чтобы освободить Россию, зачем им тогда вообще воевать? Как рядовой солдат Первой мировой войны, Гитлер считал, как и считали его товарищи, что поля сражений во Фландрии никогда не будут возвращены Бельгии. Такова была простая психология солдата. Конечно, легко сказать: «Мы создадим совершенно независимую Украину». Он мог сказать это, а мог и не сказать. Но как объяснить воюющему человеку,