Читать книгу "Дашкова - Ольга Игоревна Елисеева"

«Есть много что сказать»

За первый же год в новой должности Дашковой удалось добиться очень многого[44]. Конечно, милость императрицы открывала перед ней любые двери. Но значительная часть инициатив исходила от самой княгини. Она видела европейские научные учреждения, знала не понаслышке, как там поставлено дело, и старалась поднять планку Петербургской академии до нужного уровня.

Именно при Дашковой была установлена практика т. н. обязательного экземпляра: отныне все типографии, как государственные, так и частные, присылали в библиотеку Академии наук по оттиску каждого издания.

Чтобы познакомиться с немногочисленными студентами академической гимназии, княгиня установила их понедельное дежурство при своей особе с 8 часов утра до 7 вечера. Согласно ее мемуарам, в момент вступления в должность их было только двое. На самом деле около 30. Выгнав нерадивых, Екатерина Романовна утроила прием и постепенно довела число юношей до 90. Повысилась и плата за их содержание: прежде родные вносили 60 рублей, теперь – 80. Княгиня считала, что наиболее способные могли бы впоследствии стать профессорами, а остальные поступить на государственные должности. Именно поэтому следует увеличить финансирование гимназии из казны, писала Дашкова ненавистному Вяземскому.

В вопросах денег княгиня всегда была очень строга. Когда Тобольское наместничество, испросив для себя трех выпускников, решило, что юношей направят в Сибирь на академические средства, княгиня просто выдала студентам аттестаты об окончании гимназии. Каждый волен был позаботиться о себе сам.

На просьбы вдов академиков оказать финансовую помощь мадам директор неизменно отвечала отказом. А ведь то были не рядовые профессорши – жены Д. Бернулли и Г.Ф. Миллера, исследователей с европейскими именами, много сделавших для развития отечественной науки. За этим поступком княгини читается многое. Она вспоминала молодость и свое горькое вдовство. Между тем сама Дашкова выпуталась из долгов, отнюдь не благодаря личной экономии, а с помощью пожалований императрицы. Теперь подобного шага ждали от нее. Но Екатерина Романовна уже уверовала в собственные рассказы и действовала, исходя из заявленной роли.

Обе вдовы попросили годовое жалованье на покрытие расходов по похоронам и устройство семейных дел, но получили двухмесячное, причитавшееся за то время, пока скончавшиеся находились еще на службе{863}. Утилитарный подход. Сразу вспоминается знаменитый апельсин, сок из которого выжимают, а шкурку выкидывают. Значит ли это, что Дашкова – alter-ego Екатерины II? Рюльеровская зарисовка, понравившаяся княгине и перекочевавшая в ее мемуары, по законам жанра, превратилась в автохарактеристику. Не стоит обманывать текст.

Что же до императрицы, то неудовлетворенные решением вдовы в 1789 г. обратились в кабинет и получили помощь. После чего в дневнике А.В. Храповицкого появилось много неприятных высказываний государыни о скаредности подруги{864}.

Однако именно Дашкова ввела скромный пенсион для престарелых служителей Академии, чей заработок не превышал 300 рублей. Ликвидировав ставку преподавателя музыки с жалованьем 800 рублей в год, она создала из нее две по 400 рублей для учителей английского и итальянского языков. Был случай, когда два преподавателя обратились к мадам директору с просьбой помочь дровами. Стояла зима 1784 г. Резолюция княгини гласила: выделить каждому по 8 руб. 50 коп на покупку 5 саженей дров по цене 1 руб. 70 коп. Тут вся Екатерина Романовна, замечает исследователь – скорость решения, забота о людях, точное знание мелочей, контроль за каждой копейкой{865}. Согласимся: контроль. Если бы княгиня могла сама сжечь дрова и раздать просителям тепло, точно определив, сколько градусов расходовать на каждую комнату, она бы так поступила.

Служащие Академии – те же дети. В шаге Дашковой много заботы, но нет уважения. Вдруг они решат греться водкой? Или купят дрова по два рубля за сажень? Нет, за ними нужен глаз да глаз. Особенно когда академическое юношество вырывается за границу.

Именно Дашкова завела традицию отправлять российских студентов в Геттингенский университет в Германии. Почему не в Эдинбург, как собственного сына? Возможно, она все-таки была невысокого мнения о русской колонии под руководством Робсона. Или считала, что юноши по своим знаниям не готовы к высшему учебному заведению, где «гораздо строже экзаменуют». Дашкова лично определяла стипендию, которая высылалась посеместрово, только после того как пансионер вышлет отчет о предыдущей работе, заверенный профессорами. В гимназии княгиня ввела два экзамена в год, на которых обязала присутствовать академиков. Сама мадам директор неизменно слушала студентов и весьма резко отчитывала за неудовлетворительные ответы. Отличившихся премировали книгами. За время директорства Дашковой четверо из выпускников отправились в Геттинген. Трое из них, возвратившись, стали академиками.

При всей любви приобретать и беречь, наша героиня предпочитала коммерческую деятельность неразумному скопидомству. Книжная лавка Академии была затоварена. Княгиня снизила цены на 30 %, и вскоре полки оказались пусты. Для типографии были куплены новые шрифт и пресс. Постепенно издательская деятельность стала приносить доход. Для этого принимались заказы от частных лиц. Чтобы не путать их с собственными публикациями, был впервые установлен академический гриф: «Иждивением императорской Академии наук».

Академия много была должна. Еще больше задолжали ей. А Дашкова долгов не любила. За первые же полгода директорства она отдала заимодавцам более восьми с половиной тысяч рублей. А за вторую – сумела выбить 15,5 тыс. руб. долгов{866}. Даже Н.И. Новиков, обычно весьма неаккуратный, прислал требуемую сумму – 839 рублей 11 с половиной копеек. Возможно, помогли масонские связи княгини через И.И. Шувалова и А.Б. Куракина.

В июле 1783 г. Екатерина Романовна инициировала строительство нового корпуса Академии на Стрелке Васильевского острова, между Кунсткамерой и зданием Двенадцати коллегий. Академия наук должна была представлять из себя тринадцатую. Это вполне соответствовало представлению о посте директора как о министерском. Позднее Бентам скажет о Дашковой как о «министре императрицы по ученым делам, которому иногда есть много что сказать»{867}. Княгиня предполагала, что это здание обойдется в 90 тыс. – 72 тыс. выдаст казна, а 18 тыс. само учреждение. Императрица согласилась и даже предложила одного из своих любимых архитекторов – Джакомо Кваренги. Правда, распределение средств стало иным: 65 тыс. дала казна, а 25 тыс. были взяты из «экономических» денег. Не поладила мадам директор и с зодчим. Она по своему обыкновению решила вмешаться в проект и украсить строгое классическое здание окнами «венецианского типа». Кваренги взбунтовался. «Если постройка должна быть закончена согласно утвержденному проекту, то это один разговор, – писал он в марте 1786 г. – Если же проект должен быть изменен согласно Вашим идеям, то в таком случаен, я не буду далее руководить постройкой»{868}.