Читать книгу "Черепаший вальс - Катрин Панколь"

— Зоэ, хватит! Я тебе уже говорила, его нет в живых! Это ужасно грустно, но факт. Пора привыкнуть.

— Да нет же… ты почитай.

Гортензия подтянула одеяло под мышки, велела Зоэ дать ей майку, взяла письмо и прочла его вслух:

— «Мои маленькие обожаемые девочки, пишу это письмецо, чтобы сказать вам, что дела мои все лучше и лучше и я по-прежнему думаю о вас. Я вспоминаю счастливые дни в Килифи, и это позволяет мне не потерять вкус к жизни…»

— Жуткий стиль, — отметила Гортензия.

— Ну брось, это очень мило…

— Вот именно. Папа не был милым. Мужчина так не напишет!

— «Во время всех мучений, выпавших на мою долю, я с нежностью вспоминаю ваши милые мордашки и чувствую, что все могу начать сначала… Найти опору в этом безжалостном мире».

— О-ля-ля! Это как-то не вяжется. Наши «милые мордашки»? Он впал в маразм, что ли?

— Ну, он устал, не может найти правильные слова…

— «Вот еще воспоминание часто приходит мне на ум, история про подгоревшего вапити, вы тогда пошли на кухню готовить еду, вспомните. Как мы смеялись, как же мы тогда смеялись!»

Гортензия бросила письмо и воскликнула:

— Это Милена! Она пишет все эти письма. Вапити — это был наш с Миленой секрет. Ей было стыдно, что она сожгла наш ужин, и она взяла с нас обещание ничего не говорить. Вспомни, Зоэ! Я обменяла молчание на накладные ресницы и французский маникюр…

Зоэ смотрела на нее с отчаянием.

— Wapiti, what a pity! Помнишь? — настаивала Гортензия.

Зоэ сглотнула, глаза ее были полны слез.

— Значит, ты и впрямь считаешь…

— А есть другие письма?

Зоэ кивнула.

— Принеси мне!

Зоэ умчалась в свою комнату, а Гортензия продолжила чтение.

«Мне так не хватает таких моментов. Мне так одиноко… Так за вами соскучилась. Нет плеча рядом, на которое можно было бы опереться. Ох, милые мои крошки! Как бы я хотела быть с вами, обнять вас! Как тяжела жизнь без вас! Ничто не сравниться с нежностью детских ручонок, которые обнимают тебя. Деньги, успех ничего без этого не значут. Целую вас так же сильно, как люблю, и обещаю, что скоро, скоро мы будем вместе.

Папа».

— Удручающее впечатление, — сказала Гортензия, положив письмо на столик.

Она посмотрела на марку. Письмо было опущено в Страсбурге. Перечитала письмо внимательно, вчитываясь в каждое слово. Я абсолютно уверена, это не он. Это Милена. Она хочет нас убедить, что он жив. Она выдала себя историей с вапити. «Соскучилась за вами. Хотела…» Женский род. И еще — папа не делал орфографических и стилистических ошибок. Он говорил, что по ошибкам в языке можно определить, что ты за человек. Как он порой доставал нас со своими грамматическими правилами и культурной речью! Не говорят «соскучилась за вами… говорят «по вас». Не говорят «благодаря кого», говорят «благодаря кому», и если парнишка скажет, что он «с Парижу», это точно деревенщина.

Она закричала:

— Зоэ! Что ты там застряла?

Зоэ прибежала, задыхаясь, и протянула Гортензии другие письма отца. Гортензия осмотрела конверты. Первые пришли из Момбасы, но дальше были штемпели Парижа, Бордо, Лиона, Страсбурга.

— Тебе это не кажется странным? Побывав в пасти крокодила, он отправляется в кругосветное путешествие.

— Может, он был в разных больницах…

Зоэ занялась пальцами ног, начала стричь ногти, чтобы отвлечься и не плакать.

— Мне не хочется, чтобы он умер…

— И мне тоже… Только вот я была здесь, когда Милена рассказала о его смерти матери, и посольство Франции провело расследование, которое пришло к окончательному выводу: он умер. Раз и навсегда. Милена в Китае. Она давала свои письма заезжим французам, коммерсантам, которые бросали их в почтовые ящики, когда возвращались на родину…

— Ты уверена?

— Не могу только понять, зачем ей это… Но я уверена, что это она. Она выдала себя. С вапити и глаголами прошедшего времени в женском роде. Пойдем, поговорим с мамой.

Они пошли к Жозефине, которая наводила порядок в гостиной, а вокруг крутился Дю Геклен. Вот приставучая собака! Я бы такого и секунду не выдержала, подумала Гортензия. Да и на вид ужасен! Ей все время хотелось пнуть его ногой.

— Девочки, прошу вас, не разбрасывайте повсюду свои вещи. Это уже не гостиная, а какая-то свалка! И вообще, кто же так поздно встает?

— Да ладно, уймись, мамуль. Кончай уборку, садись и послушай! — приказала Гортензия.

Жозефина послушалась — плечи опущены, глаза пустые.

— Что с тобой? — спросила Гортензия, которую обеспокоило равнодушие матери. — У тебя вид какой-то помятый.

— Ничего. Устала, вот и все.

— Ладно, слушай.

Гортензия рассказала все. Про письма, про почтовые ящики, про вапити, про ошибки.

— Это верно, папа ваш ошибок терпеть не мог. Как, впрочем, и я.

— Ну вот я и решила, что письма написал не он.

— А-а… — задумчиво протянула Жозефина.

— Это все, что ты можешь сказать?

Жозефина выпрямилась, сложила руки на груди и тряхнула головой, словно пыталась найти в ней хоть какое-нибудь мнение.

— Мам, приди в себя. Я говорю с тобой не про последнюю мини-юбку Виктории Бэкхем и не про бритый череп Бритни Спирс, я говорю о твоем муже…

— Ты говоришь, не он писал письма? — сказала Жозефина, прилагая немыслимые усилия воли, чтобы заинтересоваться беседой.

— Но что с тобой, мам? Ты заболела? — забеспокоилась Зоэ.

— Нет. Просто устала. Так устала…

— Ну так слушай, — продолжала Гортензия. — Не он написал все эти письма, это все она. Она подделала его почерк. Под конец он до того съехал с катушек, что в конторе всем заправляла она: заполняла ведомости, подписывала бумажки, чтобы китаёза их не вышвырнул за дверь. Я узнала это, потому что за него беспокоилась. Мне показалось, он очень сдал. Однажды я даже ее похвалила, сказала, что она действительно одаренная, раз так здорово подделывает его почерк, а она мне ответила, что маникюр требует ловкости рук, и именно так она научилась подделывать разные почерки, и ей это много раз помогало в жизни… Ну, что скажешь?

— Я скажу, что все очень сложно…

Жозефина помолчала и, теребя пальцы, жалобно проговорила:

— Я не все вам рассказала. Были еще другие знаки от вашего отца.

И она рассказала про человека в красной водолазке в метро.

— Да он просто похож! Такого не может быть! Он ненавидел красный цвет! Он говорил, что красный цвет вульгарен. Он никогда бы не надел красный свитер, лучше бы голым пошел. Тем более водолазку! Сама подумай, ты все-таки с ним двадцать лет прожила! Он был дотошен в мелочах, а во всем остальном терялся. Ну вспомни, мам, проснись уже, постарайся!