Читать книгу "Петербургские женщины XIX века - Елена Первушина"

И хотя литературный мир бывал порой не менее жесток к женщинам, чем мир театральных подмостков, однако у писательских и издательских жен имелась возможность, которой не было у актрис — зарабатывать на жизнь своим умом, а не только молодостью и красотой. Доказательством тому служит история жены заведующего критическим отделом «Отечественных записок» В. С. Межевича, ее приводит в своих мемуарах Панаева: «Когда моя приятельница вышла замуж за Межевича, я предполагала с огорчением, что она непременно должна раскаяться в том, что связала свою судьбу с Межевичем, но вышло наоборот. Она страшно мучилась, что погубила его жизнь, и ему пришлось жить с такой болезненной женой. Моя приятельница через месяц после свадьбы захворала и в продолжение пяти лет не выходила из своей комнаты, испытывая страшные физические и нравственные страдания. Ее хорошенькое личико было неузнаваемо от болезни, да и весь ее организм разрушился; доктора уверяли ее, что она страшно золотушна, и петербургский климат вызвал болезнь наружу. (По свидетельству В. Белинского, жена Межевича заразилась сифилисом от мужа. — Е. П.)

У моей приятельницы была необыкновенная сила воли; в присутствии мужа она скрывала свои страдания, всегда была кротка и весела; только мне она доверяла, как нетерпеливо ждет смерти, чтобы освободить своего мужа. Она упрашивала его, чтобы он положил ее в больницу, но Межевич и слышать не хотел об этом. Он чувствовал, что пропадет без жены, потому что она не раз выпутывала его из критического положения. Его жена писала в Москву к своим знакомым, прося в долг денег, пополняла кассу, а сама день и ночь переводила романы и всякую всячину для книгопродавцев и уплачивала долг. Бывало, придешь к ней, она едва сдерживает стоны от боли в ногах, но работает и говорит в отчаянии: „Только бы мне уплатить последние деньги своего долга, пусть тогда приходит смерть, я ее радостно встречу“.

Зачастую Межевич засиживался в гостях и не являлся к 12 часам ночи домой, чтобы проредактировать и сдать в типографию номер газеты. Тогда его больная жена исполняла обязанности редактора… Она распоряжалась газетой и не сделала ни одного промаха. Я стала ее звать „редакторшей“. Тогда казалось смешным и диким, чтобы женщина могла носить такое название».

Панаева наблюдала со стороны за кипением литераторских страстей, прислушивалась к их разговорам и, вероятно, постепенно поняла, что «не боги горшки обжигают». Во всяком случае, когда несколько лет спустя Панаеву и Некрасову потребовались тексты для приложения к «Современнику», она без колебаний взялась за перо и написала свою первую повесть «Семейство Тальниковых».

* * *

Эту повесть часто называют «лучшим произведением Панаевой», но, скорее, она представляется просто талантливой пробой пера. Повесть написана в модном тогда в демократических кругах жанре «физиологических очерков».

Начало этому жанру положил сам Некрасов, опубликовавший в 1845 году сборник «Физиология Петербурга». В предисловии к этому сборнику Белинский так описывает его задачи: «Эта книга… приятно занимает читателя и заставляет его мыслить». Чем же она его занимает? На этот вопрос Белинский отвечает здесь же, в предисловии: «Содержание нашей книги… не описание Петербурга…, но его характеристика преимущественно со стороны нравов и особенностей его народонаселения».

А о чем должен был задуматься читатель? На этот вопрос Белинский ответил чуть раньше в письме своему другу (также хорошо знакомому с Панаевым и Панаевой) В. П. Боткину: «Социальность, социальность — или смерть! Вот девиз мой!.. Что мне в том, что для избранных есть блаженство, когда большая часть и не подозревает его возможности? Прочь же от меня, блаженство, если оно достояние мне одному из тысяч! Не хочу я его, если оно у меня не общее с меньшими братиями моими. Сердце мое обливается кровью и судорожно содрогается при взгляде на толпу и ее представителей. Горе, тяжелое горе овладевает мною при виде и босоногих мальчишек, играющих на улице в бабки, и оборванных нищих, и пьяного извозчика, и идущего с развода солдата, и бегущего с портфелем под мышкою чиновника, и довольного собою офицера, и гордого вельможи».

Произведением, отвечающим этим требованиям, для Белинского стал прежде всего роман Достоевского «Бедные люди». По воспоминаниям современников, Некрасов с Григоровичем прочли роман за ночь и вдвоем прибежали в четыре часа утра к Достоевскому, чтобы поздравить его. На следующий день Некрасов передал рукопись Белинскому со словами: «Новый Гоголь явился!» Белинский же, прочитав «Бедных людей», сказал: «…роман открывает такие тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому… Это первая попытка у нас социального романа, и сделанная притом так, как делают обыкновенно художники, то есть не подозревая и сами, что у них выходит».

Повести «Семейство Тальниковых» не выпало на долю такой славы. Она даже не была напечатана из-за цензурного запрета. Однако отзыв Белинского сохранился на страницах мемуаров Панаевой: «Я уже сказала, что мое первое произведение было запрещено. Никто из литераторов не знал, что я пишу, и я не хотела, чтобы об этом преждевременно толковали…

Поэтому я была крайне изумлена, когда вдруг совершенно неожиданно Белинский явился ко мне. Он долго не мог отдышаться, чтобы заговорить.

— Я сначала не хотел верить Некрасову, что это вы написали „Семейство Тальниковых“, — сказал он, — как же вам не стыдно было давно не начать писать? В литературе никто еще не касался столь важного вопроса, как отношение детей к их воспитателям и всех безобразий, какие проделывают с бедными детьми. Если бы Некрасов не назвал вас, а потребовал бы, чтобы я угадал, кто из моих знакомых женщин написал „Семейство Тальниковых“, уж извините, я ни за что не подумал бы, что это вы.

— Почему? — спросила я.

— Такой у вас вид: вечно в хлопотах о хозяйстве.

Я рассмеялась и добавила:

— А ведь я вечно только думаю об одних нарядах, как это все рассказывают.

— Я, грешный человек, тоже думал, что вы только о нарядах думаете. Да плюньте вы на всех, пишите и пишите!

Белинский стал меня расспрашивать, что я намерена еще писать.

— Да пока еще ничего, очень может быть, что не буду в состоянии еще написать что-нибудь.

— Вздор! Сейчас же пишите что-нибудь… Давайте мне честное слово, что засядете писать!

…И, медленно встав с дивана, он протянул мне руку, говоря: „Прощайте, выполните же ваше честное слово — пишите! Бог знает, когда мы еще увидимся“.

Я проводила Белинского до передней, и лакей свел его с лестницы и усадил на извозчика, хотя он жил очень близко от нас. Это было наше последнее прощание. Я уже более его не видала».

Что же в повести вызвало похвалу Белинского и гнев цензуры?

Повесть представляет собой воспоминания некой петербургской мещанки о своем детстве. Героиня выросла в небогатой семье музыканта вместе с семью братьями и сестрами. Однако гораздо больше, чем от бедности, дети в этой семье страдают от небрежения и нелюбви. Они — «лишние рты», помеха и для пьющего отца, и для увлеченной молодым любовником матери, и для мечтающих о замужестве теток, и для садистки-гувернантки. Панаева рисует своих героев энергичными и точными штрихами. Семейство Тальниковых — фантасмагорическое сборище взрослых моральных уродов и несчастных, страдающих, никому не нужных детей.