Читать книгу "Неизвестная война - Отто Скорцени"

8. Гарантия национальной свободы.

9. Освобождение всех политических заключенных большевизма и возвращение из тюрем и лагерей на родину всех преследуемых за борьбу с ним.

10. Восстановление за счет государства городов и сел, разрушенных во время войны.

11. Восстановление государственных фабрик и промышленных предприятий, разрушенных во время войны.

12. Аннулирование платежей, предусмотренных спекулянтскими договорами, подписанными Сталиным с англо-американскими капиталистами.

13. Обеспечение социального минимума инвалидам войны и их семьям.[238]

Этот «Смоленский манифест» был немного модифицирован 14 ноября 1944 года в Праге.

Власов произвел на меня впечатление человека, который хочет, чтобы Россию перестали считать азиатской страной и она приняла участие в строительстве более сильной и процветающей Европы. В свое время он находился в Сибири, тогда ему стало ясно, какую угрозу для его страны и всех европейцев представляет еще спящий Китай.

Подобная теория не соответствовала определенным расистским концепциям, которые защищал рейхсфюрер СС; они всегда казались мне опасными и утопическими. Власов обратил мое внимание на тот факт, что офицеры и солдаты русской царской гвардии традиционно имели рост 180 см, голубые глаза и вздернутый нос. А ведь они были не из Пруссии.

По мнению Власова, только сами русские могли победить большевизм. Тогда проклятие, брошенное в конце прошлого века Федором Достоевским, потеряло бы силу.

Когда я и Фелкерсам беседовали с Власовым, у него уже не было великорусской ментальности, и хотя с трудом, но он осознал, что такие страны, как, например, Украина, имеющие собственную, очень древнюю культуру, имеют право на самоопределение. Ему также стало понятно, что страны Прибалтики не являются собственностью России. Казаки понимали «социализм» по-другому, чем иные народы, населявшие Россию, а новое разделение земли оказалось труднорешаемой задачей.

Мы воевали. В вермахте было занято более 500 000 так называемых «хивис» (Hilfswillige) — русских военнопленных — оказывающих большую помощь в тылу. Первоначально Власов хотел, чтобы ему подчинили все русские силы, в том числе «хивис». Он смог бы тогда сформировать примерно тридцать дивизий, что представляло бы угрозу не только для Германии, но и для Европы. Он был достаточно умен, чтобы остановиться на более скромных целях.

Думаю, Власов находился под очень сильным впечатлением похвал, на которые не скупились ни Сталин, ни многочисленная русская и британская пресса. Его штаб убеждал генерала в том, что он является великим политиком, а также несравненным тактиком и стратегом.

Его Русская освободительная армия (РОА) получила довольно сильную пропагандистскую поддержку, и многие русские беглецы сдавались нам или прямо батальонам Власова. Среди беглецов, конечно же, находились агенты Сталина, которые, по понятным причинам, больше других критиковали большевистский режим. В Праге был образован новый Комитет освобождения народов России (КОНР); множественное число в названии было необходимо.

В целях и видении будущего Власова появился позитивный, европейский аспект, представлявший очень большой интерес. Он охотно признавал, что, с общественной точки зрения, доктрина марксизма-ленинизма действительно устарела.

Самым важным делом для Власова являлось уничтожение Сталина и режима, удерживающего русский народ в еще более жестоком рабстве, чем в царские времена. Его армия должна была стать «освободительной социалистской армией».

По правде говоря, Власов, излагавший свои взгляды систематически и точно, произвел на меня очень хорошее впечатление. Он вел себя не как наемник, не был он и ослепленным ненавистью фанатиком. Он был реалистом. «Вы нам необходимы, — сказал мне Власов, — так как вы вооружены и атакуете Сталина, но мы вам тоже нужны».

О Сталине он высказывался очень сурово. Ему было известно, что советская ставка располагала данными первостепенной важности, благодаря организованным разведывательным сетям.

«Мы были не в состоянии, — сказал он нам, — использовать все данные. Потому что Сталин, Ворошилов и Буденный, а также и их окружение являются скверными стратегами. После казни Тухачевского Сталин избрал начальником Генерального штаба Бориса Шапошникова. Однако Шапошников, начавший службу в Генеральном штабе в 1910 году, является офицером старой царской школы. Для Сталина полк, дивизия или армия являются машинами, используемыми для изматывания противника, не принимая во внимание потери. Принимается в расчет только политрук, погоняющий стадо вперед. Это массовая бойня. Наш народ истек кровью… Мои соотечественники, попавшие в плен к немцам, не только не защищены международными договорами Красного Креста, которые Сталин никогда не хотел подписывать, но считаются партией ВКП(б)[239]предателями».

Проблема русских военнопленных (мы захватили их приблизительно 5 000 000) в большинстве случаев не решалась. В ситуации, когда мы не могли обеспечить регулярное снабжение своих войск, их питание на фронте оказалось невероятно трудной задачей для немецкой военной администрации. Кроме того, нам было известно, что с нашими пленными в СССР обходятся грубо и с необыкновенной жестокостью, о чем искренне сожалел Власов.

Он жаловался, что ему все еще не доверяют, в то время как он предложил свои услуги в борьбе со Сталиным.

После этой беседы мне иногда приходилось слышать о Власове, однако моя деятельность не имела ничего общего с ним, поэтому наши дороги уже больше никогда не пересекались.

По-моему мнению, настроенных против Сталина русских военнопленных, а таких было много, необходимо было использовать в войне уже летом 1941 года, формируя из них роты и батальоны. Использовать русских добровольцев в соединениях крупнее батальона становилось уже очень опасно.

В конце войны Власов командовал двумя дивизиями на севере Чехословакии. Командиром 1-й дивизии был генерал Буняченко, а 2-й — генерал Трухин. Эскадрильей русских истребителей руководил полковник Мальцев.

Мне вспоминается, как обе эти русские дивизии внезапно повернули оружие против нас в Праге 1 мая 1945 года. Русские сыграли ту же роль, что и румыны в предыдущем году. Дело приняло бы опасный поворот, если бы не произведенный только что в фельдмаршалы Фердинанд Шернер, который применил против них драконовские меры.

Я не верю, чтобы такой реалист, как Власов, полагал, что этот поворот спасет его. Он очень хорошо знал Сталина. Просто требовалось выиграть в наступившем замешательстве несколько дней, чтобы дать возможность своим частям уйти на Запад.