Читать книгу "Война самураев - Кейра Дэлки"

Нии-но-Ама повернулась и пошла назад по тропе, ведущей к монастырю. Она задумалась над тем, не последовать ли совету Сёдзё-бо. «Как я могу? — сокрушалась она. — Дочь без меня пропадет. Да и внуку, будущему государю, я нужна не меньше. Быть может, мне еще удастся образумить Мунэмори. Нет, рано еще уходить, что бы ни ждало впереди».

Как ладья, привязанная к берегу Крепким чалом — не разрубит меч, Полагаюсь на волю судьбы.

Холодный Новый год

В поминовение погибшего Кофукудзи новогодние празднества во дворце по случаю наступления пятого года эпохи Дзисё отменили. Монаршее семейство перебралось в те покои Дай-дайри, которые еще можно было восстановить для жилья, сторонясь обгоревших, ветхих и оскверненных бродягами. Может, из-за печали, что наполняла душу при виде этих крох былого великолепия, а может, из-за частых и изнурительных переездов после болезни, или же от тяготы житья за стенами Рокухары, на четырнадцатый день первого месяца новоотрекшийся император Такакура скончался. Государь-инок Го-Сиракава, стоя на веранде усадьбы Тоба, своего старого и вновь обретенного пристанища, пытался представить себе дым погребального костра, что поднимался из Сэйгандзи по ту сторону долины, сливаясь с нависшими облаками. Разумеется, на похороны сына его тоже не пустили.

«Как же так вышло, — спрашивал он себя, — что я стольких пережил? Любимых жен и наложниц, двоих сыновей — Нидзё и Такакуру, бывшего императора, одного внука, Рокудзё, тоже бывшего императора, и сына Мотихито, который должен был им стать. Какие же прегрешения сотворил я в прошлой жизни, чтобы заслужить такую муку в нынешней?»

Он почти полюбил жизнь в Тюремном дворце Фукухары, куда маленький тэнгу приносил ему вести о новом восстании Минамото, как и о своих демонических нападках на новый дворец. И все же, Го-Сиракава возликовал вместе со всеми, когда узнал о возвращении столицы. После заточения в тесноте и мраке усадьба Тоба показалась ему земным раем. Но боги, видно, твердо вознамерились не давать ему долго радоваться. И новое горе, как всегда, не заставило себя долго ждать.

— Ты счастливец, сын мой, — сказал Го-Сиракава далекому дыму. — Твоя жизнь была безгрешной, ты придерживался Десяти заветов и Пяти постоянств и легко найдешь себе приют в Чистой земле. Это нам увы — тем несчастным, кто вынужден пребывать здесь, в ущербном мире. И пусть я обязан тебе жизнью, мне жаль, что ты просил Царя-Дракона защитить меня. Лучше бы спасся сам.

Вместе с известием о кончине Такакуры Киёмори прислал ему любопытную записку:

«Сожалею, что людям наших почтенных годов доводится переживать подобные горести. У меня есть дочь — ей едва минуло восемнадцать, — которую я желаю предложить вам в утешение как новую супругу. Ее мать — жрица святилища в Ицу-кусиме, поэтому морские ками, верно, благословят ваш союз. Если вы согласитесь, я пришлю ее вам с надлежащим сопровождением и приданым не позднее четырнадцати дней».

«Простой подарок или попытка загладить вину?» — гадал Го-Сиракава, не переставая дивиться бесстыдству Киёмори. Однако девушку нельзя было не принять — пока открыто противоречить Тайра государь-инок не смел. Хотя едва ли он сможет предложить бедняжке много участия. Еще одна жизнь, загубленная Киёмори.

Го-Сиракава поднял лицо к небесам, где в вечернем небе сгущались тяжелые тучи.

— Великие ками, — произнес он нараспев, — если вы ко мне благоволите, молю: пусть я буду отмщен в этой жизни. Ниспошлите возмездие моим врагам. Дайте узреть, как падут Тайра и воцарится мир. Если вы для чего-то щадили меня до сих пор, пусть это будет причиной.

Го-Сиракава ощутил, как по щеке скатилась капля влаги, но не понял — слеза ли это была или крошка мокрого снега.

Кипящая вода

Тот год — пятый год эпохи Дзисё — был примечателен тем, что имел добавочный месяц, сразу вслед за второй луной. Его ввели с тем, чтобы перестроить календарь человека в соответствии с природным календарем. И точно в согласии с названием этого месяца — Исправлений — многое из того, о чем долго грезили и молились, наконец сбылось.

На второй день високосной второй луны Мунэмори приехал в Рокухару с докладом о множестве бунтов, вспыхнувших в Канто за последние двадцать восемь дней.

— Варвары всех четырех стран света пользуются случаем выступить против нас, — говорил он отцу. — Наши союзники в силах лишь держать их на удалении, пока не отобьют всех натисков Минамото. А Ёритомо, говорят, ежедневно пополняет рать сотнями воинов.

— Хм-м… — хмуро отозвался Киёмори, уставившись в пол. В последние дни, как выяснил Мунэмори, ему недужилось и он почти не ел. Быть может, и теперь он слушал сына вполуха?

— Совет знатных старейшин просил меня принять пост главнокомандующего, — продолжал Мунэмори, — и возглавить поход на восток. Я согласился, рассудив, что так будет лучше. Наши люди опасаются следовать за Корэмори — ну, после случившегося. Разумеется, я не выступлю без твоего соизволения и поддержки.

Киёмори поднял бритую голову и воззрился в дальний угол.

— Убирайтесь. — Что?

Киёмори вскочил на ноги.

— Вам сказано: прочь!

— Отец, с кем ты говоришь?

— Еще не время! Нет, не пойду!

— Отец!

— Разве ты не видишь их, Мунэмори? — Он схватил сына за плечо. Мунэмори даже сквозь одежду ощутил жар его руки — та была горяча, словно расплавленный воск.

— Кого, отец?

— Вон, смотри! — Киёмори указал на дальний конец комнаты. — Это Гэнда Ёсихира! А с ним — Син-ин! Вон и мой дядя, и отец Ёситомо! Говорят, что явились за мной, что моему счастью конец. Но меня им не взять! Скажи им, Мунэмори! Я не пойду! — Киёмори толкнул сына в бок, отчего тот повалился навзничь. — Я вас одолел! — возопил он. — И одолею еще раз!

Мунэмори поднялся и взял отца за руку. К его изумлению, жар от нее был так силен, что не терпели пальцы.

— Отец, ты весь горишь! Не иначе это от лихорадки тебя мучают видения.

Привлеченная криками, в дверях показалась челядь.

— Скорее наполните ванну! — велел им Мунэмори. — Холодной водой. У господина жар, его нужно скорее остудить.

Слуги помчались выполнять распоряжение, а Мунэмори повел отца по коридору и через двор — к баням.

— Жарко, — бормотал Киёмори. — Жарко мне… жарко.

— Тише, отец. Скоро мы тебя охладим. Крепись, как крепился всегда.

Наконец они выбрались во двор, туда, где стояли большие каменные купальни. Слуги уже вовсю заполняли их водой. Мунэмори с помощником сняли с Киёмори платье и опустили в ледяную воду. Едва его тело коснулось воды, как из купальни повалил пар, а стоило ему погрузиться чуть глубже — вода вокруг закипела.

— Не может этого быть, — обомлел Мунэмори. Слуги заохали и зароптали:

— Конец. Верный конец.