Читать книгу "Бумажный тигр (II. Форма) - Константин Сергеевич Соловьев"

связь, от которой понесла дитя, несчастный плод кровосмешения. Потомки этого существа, рождённого против воли общества и Церкви, тяготясь чужим вниманием в метрополии, обрели новый кров в дальнем уголке Британской Полинезии, основав общину Благословенных Августинцев. Недобрая молва, ядовитая, как и все прочие жидкости в теле Скрэпси, утверждала, что потомки мисс Августы Ли привезли с континента не только фамильное серебро, но и добрые традиции, заложенные их прародительницей и заключавшиеся в теснейшем инбридинге[184], который спустя несколько поколений одарил Новый Бангор целым выводком разнообразных уродцев, скрюченных, с перекошенными челюстями и глубоко запавшими глазами — по виду истых кобольдов или цвергов. Может, поэтому окрестности Приюта Благословенных Августинцев делались совершенно безлюдными с наступлением темноты — та же молва уверяла, что по ночам эти уродцы шныряют по округе, пожирая всё, что попадётся им на пути, от случайных прохожих до бродячих котов.

Много имён, много призраков, много названий.

Хижина Копчёного Тамати — ветхое покосившееся строение, но, судя по струйкам дыма из покосившейся трубы, ещё обитаемое. Когда-то здесь жил сам Тамати, за которым в некоторых районах Скрэпси ходила слава шамана, сведущего по многим вопросам, выходящим за пределы человеческих познаний. Старый Тамати не был кроссарианцем, он сохранял веру предков-полли и чтил волю отца-небо Ранги и матери-земли Папа. Несмотря на это, авторитет его был столь высок, что однажды к нему обратились местные рыбаки, промышляющие своим незаконным промыслом в прибрежных водах острова.

В последнее время удача им не благоволила — вся жирная рыба, обитающая возле берега, скумбрия, сайра и сельдь, оказалась выбита, новые же пути миграции разведать так и не удалось. Раз за разом лодки, отчалившие под покровом темноты, возвращались пустыми. Отчаявшиеся рыбаки не раз пытались вернуть себе расположение Девяти Неведомых, но удача упорно ускользала из их сетей. Они даже отсекли себе топорами мизинцы, сложив их на серебряное блюдо и бросив на рассвете в тёмные воды залива, по слухам, верный способ заручиться расположением Танивхе, но Отец Холодных Глубин по какой-то причине остался глух к их мольбам. И тогда рыбаки обратились к Тамати, тогда ещё не бывшему Копчёным.

Пообщавшись с духом Тангароа, отцом моря, и приняв причитающуюся мзду, тот недрогнувшим пальцем наметил на карте маршрут, заверив рыбаков, что следующей же ночью их ждёт изобилие. Их сети, долгое время выныривавшие порожними из воды, наконец получат причитающееся им богатство. В ячейках забьётся жирный палтус, узкая остроносая севрюга и мощная, с треугольными шипами, белуга. На рассвете их лодки будут нагружены тяжелее, чем китобоец Джеймса Уэдделла[185], возвращающийся после удачной годовой охоты к британским берегам.

Рыбаки впервые за долгое время отчалили от берега с лёгким сердцем. Они ещё не знали, что спустя несколько часов их идущие в глухом тумане рыбацкие баркасы выскочат прямиком на патрулирующую канонерку береговой охраны, которая откроет по ним беглый шрапнельный огонь. Спасаясь от неё, несколько утлых судёнышек окажутся размозжены коварными рифами, а уцелевшие рыбаки, чудом добравшиеся до берега, обильно испачкают собственной кровью штыки прочёсывающих берег морских пехотинцев Нового Бангора.

Когда они на исходе ночи вернулись домой, их сети и верно были туго набиты, но не тучным палтусом и изысканной белугой. Там, покачиваясь в ячейках, висели мёртвые тела их собратьев, утонувших, пронзённых шрапнелью и штыками. За одну ночь артель лишилась почти половины своей численности, а уцелевшие были изранены и лишились лодок.

Поговаривали, Тамати нарочно навёл рыбаков на патруль, полицией ему за это была обещана награда. Поговаривали также, никакого злого умысла со стороны старого шамана не водилось, это всё было происками Танивхе, разозлившегося на то, что тот дерзнул заручиться чужой помощью. Многое поговаривали о тех событиях в Скрэпси, иные версии Лэйд и не помнил. Совершенно достоверным было лишь то, что именно в то время жильё старого шамана обрело своё нынешнее имя — Хижина Копчёного Тамати. Именно там он провёл последние дни своего существования, когда уцелевшие рыбаки, распластав его на крючьях, коптили почитателя старых богов, как коптили после удачной охоты истекающую золотистым жиром скумбрию, нежную форель и тающую во рту горбушу. Говорили, когда измученная душа старого шамана вернулась тропой предков к Матери-Земле, его ссохшееся бренное тело, в котором не осталось ни единой капельки влаги, весило едва ли сорок фунтов[186]…

Имена, имена, имена… Эти колючие зловещие имена призраками вставали за каждым переулком, зданием или подворотней.

Нора Слепого Дварда. Тихий Курятник. Хлопальница. Моровая Щель. Заноза. Стылая Дочь. Урупа-Матао[187]. Собачий Храм. Медная Богадельня. Гран-Шатель. Сырая Язва. Комедон. Двор Трёх Яблонь.

Мимо всех этих призраков Уилл шёл легко, они не тяготили его памяти, как тяготили самого Лэйда. Для него это были просто грязные вонючие дыры, остающиеся где-то на периферии сознания, уродливые, но не связанные с чем-то по-настоящему дрянным и страшным. Просто сторонние, не представляющие интереса тропинки в вымышленном его воображением Эдемском Саду.

Дом Карлет Хиттон, в насмешку прозванный Борделем Святого Бартоломью[188]. Карлет Хиттон, проститутка, была недостаточно хороша, чтоб предложить себя Шипси, пусть и недорого, на её долю приходились клиенты из Скрэпси — смердящие рыбой, безграмотные, платящие чаще порцией джина или парой картофелин, чем медью. Карлет Хиттон отвечала судьбе той же монетой без чеканки. Когда ей время от времени приходила пора разрешиться от бремени, она удалялась на ближайший пустырь, сжимая ворочающийся окровавленный свёрток в одной руке и лопату другой, а возвращалась уже в одиночестве. Несмотря на жизнь в нищете, судьба наделила её крепким здоровьем — говорят, пустырь был перекопан так тщательно, будто кто-то хотел засадить его турнепсом.

Подобная небрежность к жизни едва ли могла смутить кого-то в её окружении, но, по всей видимости, какой-то невидимый предел, установленный Новым Бангором, Карлет Хиттон всё же пересекла. В очередной раз её раздавшаяся утроба родила не очередной комок хнычущей плоти, которому в жизни предстояла одна короткая прогулка до пустыря, а большую извивающуюся сколопендру. Следующие роды последовали уже через месяц, в этот раз несчастная мать разродилась живым кальмаром. С того всё и началось. Как ни изводила себя Карлет Хиттон, глотая иглы и травя плод уксусом, в скором времени у неё вновь раздувался живот, не позднее чем через месяц её вновь сотрясали схватки — и Бордель Святого Бартоломью принимал на свет очередных её отпрысков — огромных пауков, змей, летучих мышей, морских чертей, голотурий, оводов…

Большую часть своего потомства ей удавалось умертвлять, но, как оказалось, не все они были так же беспомощны, как задушенные нею дети. После того, как она три дня не выходила на работу, соседи взломали дверь её каморки и