Читать книгу "Баязет - Валентин Пикуль"

— Да нет, пинка только под зад получил… тащи новое колесо, давай лафет подымать будем! ..

В городе грозно бухали барабаны, скрипуче выли рога — передвижение турецких и курдских таборов продолжалось. С фасов было хорошо видно, как угоняются по Ванской дороге группы скота, тащатся длинные караваны верблюдов и буйволов, впряженных в арбы, шагают куда-то женщины и дети.

Старик Хренов закрестился:

— Никак, покаялся турка? На богомолье пошел..

Ватнин, раздувая широкие ноздри, стоял на самом краю фаса, жадно всматривался в непривычную сутолоку города. Вокруг есаула жужжали турецкие пули, и Трехжонный крикнул:

— Сойди вниз, сотник! Стреляют…

— Я и сам вижу, да лень слезать.

— Да ведь пулями стреляют!

— Вестимо, не огурцами… — Есаул спокойно досмотрел эту картину сумятицы в стане врага, спустился в каземат. — Ну, станишные! Бочку чихиря ставлю, если ошибся… А выходит по всему так, что переполох у турка великий! Не иначе как подмога идет…

Неожиданно прекратился обстрел цитадели, и санитары с мортусами разнесли, согласно правилу, по местам очередные жертвы:

раненых — на перевязки, мертвых — на погребение. Близился полдень, жара усиливалась, камни дышали жаром. Земля трескалась под лучами солнца, и люди дивились на персов:

— Ну и народ! Жужжат себе, знай, и даже пить не просят!

Караганов встретил во дворе Штоквица, ругавшего ездовых.

— Подумайте, — поделился он с поручиком, — совсем уж распустились… Спали и не слышали, как у ник лошадь зарезали.

Чиркнули по шее в самую жилу и. конечно, выпили кровь. Я зашел, вижу — лежит конь словно тряпка!

Карабанов приложил руку к фуражке:

— Какие будут у вас ко мне приказания на сегодня?

— Только одно — выстоять!

— Постараюсь, капитан…

Он повернулся, чтобы идти к своей сотне, и в этот момент тягуче и торжественно прокричали с минарета:

— На-а-аши-и… иду-ут! ..

3

Давя друг друга в тесных переходах, хохоча и плача от счастья, кинулись защитники Баязета к северным бойницам, чтобы посмотреть, хоть глазком одним глянуть.

— Наши! Братцы, наши идут! ..

Ватнин схватил в обнимку священника:

— Батька, то наши, сердцем чуял!

Отец Герасим грубо и раздраженно выругался:

— Не верю уж… То видение лишь одно бесовское, какое в пустынях бывает. Бредите вы все!

И солдат Потемкин тоже бранился:

— Головопятые вы! Эка, обрадовались… Да откуда нашим-то быть? Тер-Гукасов, сами знаете, армян в горы увел..

Исмаил-хан опять появился среди двора на своем Карабахе, и нервный жеребец, горячась, торопливо выкатывал из-под хвоста круглые катыши. Штоквиц рвал за ворот трубача.

— Играй! — орал он. — Гуди «зорю»!

Трубач от волнения не мог отдышатся:

— …Час… час… сей-час… Ой, не могу!

Комендант в исступлении затряс его, словно грушу:

— Играй, зараза… Бей сигнал!

Клюгенау отобрал у горниста трубу:

— Оставьте парня. Когда-то я неплохо играл на флейте…

Барон вскинул горн к губам, и над головами людей, через фасы крепости, прорываясь через залпы, поплыл восторженный сигнал «зори».

— Так надо? — спросил Клюгенау, возвращая трубу.

— Дюже хорошо, ваше благородие. Именно так.

Прошло какое-то время, и вот из-за гор, переплывая над вражеским станом, над хвостатыми бунчуками и курдскими пиками, вернулась ответная «зоря».

Сомнений больше не было.

— Наши! — сказал Потемкин.

И священник заплакал:

— Господи, грешен я… столько душ загубил! ..

А возле бойниц и окон было не протолкнуться. Карабанов, насев на чьи-то плечи, разглядывал дальние отроги, по которым спускалась, в пыли и грохоте, колонна русского отряда. Кто-то лез к окну прямо между его ног. Но вот турки опомнились, и рядом стоявший парень отлетел назад, хватаясь руками за изуродованное лицо:

— Ой, мамоньки… Ой, беда!

Но радость есть радость, и ничто не могло испортить ее в этот день.

— Как вы думаете, — сияя глазами, спросил юнкер Евдокимов коменданта, — сколько им времени понадобится, чтобы дойти до крепости?

— Думаю, через час они будут здесь.

— Так давайте открывать ворота. Пойдем навстречу!

— Подтяните пояс, — ответил Штоквиц. — Где ваши погоны, юнкер? Если нечем пришить, так носите их в зубах… И не говорите глупостей: вас начнут бить вот с этого места, и юшка из вашего носа будет тянуться до самых гор!

Завидев приближение русских, турки, быстро собираясь в густые толпы и поблескивая издалека оружием, спешили навстречу бою.

Повсюду скакали всадники, из ущелий тянуло грохотом оркестров, табор за табором смыкались возле старого редута. Фаик-паша готовился дать генеральное сражение.

— Очень хорошо, — сказал Потресов Штоквицу. — Начиная с шестого июля мы еще не видели более удачной цели… Снарядов у нас мало, но попробуем.

— Куда майор?

— Тысяча триста сажен, — ответил Потресов. — Накрыть редут, и заодно проверим, провалится ли потолок во дворце.

Штоквиц сложил в рупор ладони и прокричал в пальбе и грохоте перестрелки:

— Четверть ведра ставлю!

— В редут, в редут, — раздались голоса.

— Слышите, — повторил Штоквиц, — четверть ведра!

— Братцы, на радостях упьемся!

Штоквиц радостно захохотал:

— Болваны! Воды, а не водки… Четверть ведра!

Потресов поднялся по лестнице. Прошел в комнату, где, присев на низком лафете, торчало орудие. Подкатили заряды, пробанили на всякий случай ствол — пфук-пфук, зарядили.

— Эх, нет Кирюхи Постного! — сокрушался фейерверкер.

— Наводи, — ответил майор, и кто-то тронул его за локоть. — Уйдите, барон, уйдите отсюда!

Клюгенау помог сдвинуть станину:

— Не надо гнать меня. Будем падать вместе…

— Готова! — крикнул фейерверкер.

— Отойди… — Потресов скинул фуражку, мелко и часто перекрестил орудийный хобот. — Можно, — сказал, — пали…

В дымном обвале выстрела, корежа настил пола тормозными крючьями, откачнулась назад хоботина орудия. В зловонии пороха замелькали лица канониров, что-то треснуло, что-то закачалось.

Но сооружение выстояло, и пушка, тихо пошипывая, уже поглощала второй заряд.