Читать книгу "Сибирские перекрестки - Валерий Туринов"

– Извините, а Эдика, то есть Эдуарда Рафаиловича, вы, случайно, не знали? – спросил Олег Борисович своего спутника.

– А как же! – воскликнул тот. – Мы с Эдиком работали в одной группе у профессора! Он занимался скифами, а я более поздним периодом – тюрками!..

– А где он сейчас?!

– Эдик погиб… В концлагере…

– Как, как это произошло!

– Перед самой войной, примерно за неделю, он с женой поехал к родственникам на Украину. Там и застала их война. Они попали в плен, с беженцами, и не вернулись. После войны уже мы узнали, что их отправили в Освенцим. А вы же знаете, оттуда ни один еврей живым не вышел. Сожгли их…

Из Ленинграда Олег Борисович уехал со смешанным чувством печали о судьбе своих товарищей по полевой партии и страха перед чем-то неизвестным и непонятным для него. Тройного совпадения не могло быть. В этом он был глубоко убежден. Но что же тогда произошло там – в далекой Чуйской степи? Почему такими пророческими оказались слова Филиппыча? Это же его слова! Это он тогда распределил всем им по судьбе! Кто он? Ясновидец или сумасшедший? Да, пожалуй, ни то, ни другое. Не похож он на них. Вернее всего, это просто случайность, что он высказал вслух то, о чем все они тогда подумали разом. А то, что они действительно все подумали одновременно об одном и том же, до того как эти слова произнес Филиппыч, Олег Борисович мог поручиться. Сам он точно об этом подумал. У него тогда еще мелькнул, будто со стороны, яркий и до ужаса реальный образ. Мелькнул и исчез. Потом в этом же признался ему Славка. И еще он тогда заметил, что после слов Филиппыча Эдик вздрогнул, а Алексей Иванович суетливо заерзал на камне, на котором сидел рядом с последним вскрытым могильником. Да и сам Филиппыч тогда испугался чего-то. Этим поведением они все непроизвольно подтвердили, что всем им одновременно пришла одна и та же мысль, до того как она была высказана вслух.

«Срочно найти Филиппыча! – забилась лихорадочная мысль у него. – Найти и опровергнуть все! Снять этот кошмар!»

Но где искать Филиппыча, он не знал, так же как не знал, где тот жил в довоенное время, когда отправился с ними в экспедицию.

И тогда он воспользовался своими старыми связями – обратился в архив Советской Армии, полагая, что Филиппыча-то уж, с его специальностью и отменным здоровьем, война стороной обойти не могла.

Расчет оказался правильным, и вскоре он получил из архива официальный ответ.

Он читал выписку из дела Филиппыча и все никак не мог вникнуть в смысл того, что там было написано. И не потому, что в выписке было что-то непонятное. Нет. Там все было сказано четко и ясно, сухим канцелярским языком был изложен текст, трактовать который можно было только однозначно.

«Полковнику запаса Ивашинцеву О.Б. На Ваш запрос сообщаем, что сержант Еремеев Иван Филиппович, 1914 года рождения, уроженец Московской области, во время войны служил в действующей части Советской Армии. Погиб в июле 1943 года под городом Энском на Курской дуге. По Вашему запросу сообщаем подробности гибели сержанта И.Ф. Еремеева. 23 июля 1943 года при следовании на передовую его машина попала под артобстрел противника. От прямого попадания снаряда в машине взорвались боеприпасы. На месте гибели сержанта Еремеева И.Ф. осталась большая пустая воронка. Фамилия сержанта И.Ф. Еремеева навечно высечена на памятнике, который установлен на братской могиле в городе Энске».

Внизу было напечатано: «Начальник отдела» и стояла лаконичная закорючка подписи.

Он долго сидел за столом, утонув в глубоком мягком кресле, успокаивая застаревшую боль в позвоночнике теплом ворсистой оленьей шкуры, и опустошенно глядел на лежащий перед ним листок бумаги. Потом он тяжело поднялся, ощущая, как никогда, всю немощь своего израненного тела, и, сильно хромая, медленно потащился в ванную, чтобы принять теплый душ, облегчив этим боль, и лечь спать.

Всю ночь его преследовали кошмарные сны. Сначала перед ним появился старый воин из могильника, который долго беспомощно возился, стараясь вытащить руки из-под камня. Наконец, вытащив, он встал, позвякивая костями и глядя пустыми глазницами черепа прямо в лицо Олегу Борисовичу, оскалился в жуткой ухмылке атрофированной челюстью и знаками стал предлагать ему занять свое место на этом каменном ложе с каменной подушкой… Затем из могильника выплыла по воздуху урна с пеплом и погналась за Эдиком, который с ужасом помчался от нее к машине Филиппыча, надеясь найти у него защиту… Потом вдруг откуда-то появился старичок из второго захоронения. Беспрерывно кланяясь и пощелкивая сухими тоненькими косточками, он остановился около Алексея Ивановича. В отличие от всех остальных, профессор спокойно с любопытством посмотрел на старичка с едва заметной улыбкой на губах и прищуром глаз, блестевших под стеклами очков. Заметив, что, кроме любопытства, он не вызвал у профессора никакой реакции, старичок стушевался и стал медленно отступать к захоронению, намереваясь скрыться там. Но еще неожиданнее было поведение профессора. Он вскочил и попытался удержать старичка, а когда тот ускользнул от него, то Алексей Иванович бросился за ним, догнав, побежал рядом и все время пристально рассматривал его, стараясь не упустить какой-нибудь детали. С таким же любопытством глядел он и в могильную яму, наблюдая, как старичок, укладываясь на свое место, положил голову на каменною подушку, сунул под нее руки и свернулся калачиком, подтянув к животу костяшки ног… В этой кошмарной сцене иногда то появлялся, то куда-то исчезал Филиппыч, все с тем же своим туповатым выражением на лице. Во всей его фигуре и взгляде сквозило равнодушие к происходящему вокруг. Он как бы молчаливо говорил: «А меня это не касается»… Но тут же у Олега Борисовича проскочила мысль: «Еще как! Просто ты не успел ничего понять, так как с тобой было покончено мгновенно»…

Но вот под самое утро перед мысленным взором его мелькнуло лицо Славки, и он проснулся с мыслью о нем…

«Хм! Славка! – радостно подумал он, несмотря на то что еще минуту назад его мучили кошмары. – Еще ведь есть Славка! Еще не все сказано, еще есть надежда, что все приключившееся – попросту удивительная случайность, которая может произойти раз в тысячу лет, с одним из многих миллионов людей, повторившись до мельчайших подробностей».

Подумав так, он, кажется, даже физически почувствовал, как на него стал наползать и давить пустотой, бездонный космос, который он себе представлял до сих пор как хаос, лишенный порядка во времени… А теперь этот хаос возник перед ним в виде гигантских колес с бесчисленным числом различных зубчиков. И эти колеса медленно, неторопливо вращались… И вот одно из них, завершив полный оборот, подмяло их под один из своих зубчиков там, в Чуйской степи, приплющило к тем пятерым, что были откопаны в могильнике, и накрепко связало с их судьбами…

Он непроизвольно тряхнул головой, стараясь освободиться от ночных кошмаров, продолжающихся, как он подумал, и днем, чтобы собраться с мыслями о Славке.

«Ага! Найти Славку! И скорее! Так же, как и Филиппыча…»

Через месяц он уже знал не только адрес Славки, но и его домашний телефон. Сгорая от нетерпения, он торопливо кинулся на почтамт и заказал телефонный разговор с Киевом, где Славка осел после войны и жил вот уже более десяти лет.