Читать книгу "Самая страшная книга 2021 - Михаил Парфенов"

– Нужно уходить, – сказал он. – Быстро!

Схватив Птицына, он бросился к гондоле. Мясникову казалось, что они отсутствовали всего несколько минут, но за это время вниз успели спуститься еще шестеро солдат, разместивших вокруг подъемной клети несколько ящиков и соединивших их каким-то шнуром. Один из бойцов и выстрелил – когда увидел, как «пол» перед ним вздыбился и выбросил вверх ветвистый вырост толщиной и высотой с бочку. Подобные отростки появлялись повсюду, на границе света и тьмы. И приближались, становясь все выше. Словно под покровом слизи что-то пробудилось и зашевелилось. Или пробудился сам покров.

Мясников с Птицыным ковыляли к пятну света в центре зала; субстанция под ногами стала более цепкой, как трясина, каждый шаг давался с огромным трудом. Мясников почувствовал, как в стопах расцвела боль.

«Оно ест меня», – мелькнула в голове мысль, следом за которой пришла волна паники. Но следом накатил странный покой. Его нарушили лишь новые вспышки выстрелов там, куда они направлялись. Звуки стрельбы на миг погрузили Мясникова в прошлое – Осовец, липкая грязь, грохот, вопли человека с разорванным картечью животом, пытающегося удержать руками выпадающие кишки, вырванные из земли деревья, и стрельба, стрельба…

Мясников закричал. Это туда он бежит? Туда хочет вернуться? В тот мир, где это возможно? Где это случилось и случится вновь?

Наваждение померкло, вернулось на задворки сознания, где всегда витало мстительным призраком. Осталась тьма, и крики, и страх. Стреляли солдаты, пытавшиеся оборонять периметр вокруг гондолы. С тем же успехом они могли расстреливать болото. Живое болото. Живое и голодное. Истосковавшееся по свежей пище, и воздуху, и простору… Он чувствовал это, чувствовал, словно оно говорило с ним, пело ему, делилось с ним своей тысячелетней болью, словно они были родственны…

– Мясников! – заорал Птицын, когда его нога – та, что совсем недавно была хромой, – увязла слишком глубоко. Мясников замер, повернулся к Птицыну и увидел, как один из выростов вещества – нет, существа, – уже превысивший человеческий рост, вынырнул из темноты и, на мгновение раскрывшись, распавшись на множество лент – конечностей, щупалец, псевдоподий, Мясников не знал точно, – оплел визжащего Птицына, скрыв его в себе, как плотоядный цветок – прекрасный, прекрасный цветок – скрывает в себе жалкое насекомое.

– Не волнуйся. Оно умеет растягивать паек и питаться умеренно. В отличие от тебя, – сказал Мясников и засмеялся. – Зато твоя нога в порядке, верно? Как и мои легкие!

Его смех слился с криками и стрельбой в безумную какофонию.

– Оно будет возрождать. И пожирать. Возрождать и пожирать вновь. Долго. Очень долго… – бормотал сквозь хохот Мясников.

Птицын смотрел на него сквозь окутавшую его слизь, и последним, что увидел в его глазах Мясников, был ужас. А потом оно утащило его, погрузило в свою толщу. Та же судьба постигла уже нескольких солдат. Один из них отчаянно махал руками, наполовину втянутый в толщу огромного белесого столба с сотней отростков-ответвлений, напоминающего исполинский дуб. Мясников снова подумал о насекомом, о мухе, машущей крылышками в паутине, и вновь засмеялся. Он продолжал тяжело шагать вперед, как водолаз на морском дне. Но страха больше не было. Оно не причинит ему вреда. Он знал это.

У самой гондолы он увидел Штерн. Она стреляла из револьвера, ее обыкновенно лишенное выражения лицо сейчас обезобразил животный ужас. Бросив взгляд на Мясникова, она кинулась в клеть и дернула за веревку, призывая рабочих наверху начать подъем. Мясников едва успел забраться в гондолу, когда та, с громким протестующим хлопком оторвавшись от вязкой поверхности, двинулась вверх.

Один из солдат, бросив винтовку, ухватился за край клети и замедлил подъем. Штерн без раздумий приставила ствол нагана к его лбу и нажала на спуск. Искаженное воплем ужаса лицо красноармейца исчезло в облаке кровавого тумана, тело рухнуло в расступившуюся и тут же сомкнувшуюся белизну.

А потом прожекторы опрокинулись во вздымающееся, стекающееся к центру вещество, и свет погас. Последним, что увидел Мясников, прежде чем все погрузилось во тьму, было собственное отражение в единственном глазу Погосяна. Тот стоял внизу и без всякого выражения смотрел на ученого. Половина его тела уже вросла в огромный древовидный белый столб, тонкие отростки оплетали лицо, вспарывали кожу, тут же набухая кровью. Но в пустой глазнице, в суматохе лишившейся повязки, уже почти сформировался новый глаз.

Потом была тьма, и стрекот лебедки, и растущее пятнышко света над ними.

– Ну… что, Мясников? Как вам… ваш Бог? – тяжело дыша, прохрипела Штерн, перезаряжая револьвер. Патроны со звоном просыпались на пол из дрожащих пальцев.

– Он… Он истинный… – пробормотал Мясников. С его губ не сходила улыбка.

– Что? – переспросила Штерн, а затем, не дожидаясь ответа, сказала: – Так или иначе, эта тварь останется там, где и торчала все эти века.

– О чем вы? – встревожился Мясников.

– Вы видели ящики? Видели шнур, который мы спустили вниз?

– Конечно.

– Это взрывчатка.

Мясников молчал.

– Мне дали указания уничтожить объект, если его реальность подтвердится. Чтобы воспрепятствовать подпитке религиозных бредней, полагаю. Или в случае «иных угроз».

Штерн испустила нервный смешок. Его эхо слилось с нарастающим шорохом и шелестом. Мясников знал, что это за звук.

Оно поднималось вслед за ними.

– Думаю, эта угроза вполне себе иная, не правда ли?

– Как ваши пальцы, доктор Штерн? Недостающие фаланги вернулись? – прошептал Мясников.

– Что? – ответила женщина.

Мясников снова замолчал. Наконец они оказались наверху. Штерн положила револьвер в кобуру, выбралась из клети и, миновав перепуганных рабочих, подскочила к одному из ящиков, от которого вниз, в отверстие, тянулся витой шнур. Женщина отбросила крышку, потянулась к рычагу детонатора. На мгновение она задержала взгляд на указательном и среднем пальцах правой руки – где фаланги, которых недоставало после старой травмы, появились вновь.

– До скорой встречи через миллион лет, – прошептала она и повернулась к Мясникову, чтобы разделить с ним торжество. А потом пробормотала свое последнее слово: – Что…

На нее смотрел ствол ее же револьвера, извлеченного Мясниковым из кобуры, пока она возилась с ящиком. Мясников нажал на спуск. Грянул выстрел. Рабочие отпрянули и в ужасе закричали.

– Прочь! – заорал Мясников, взмахнув револьвером. Рабочим не пришлось повторять дважды – они бросились к подъемной платформе.

– Бегите, – прошептал Мясников, неторопливо направившись следом и бросив револьвер на пол. – Все равно не убежите далеко.

Вокруг гудели и потрескивали роем насекомых тусклые лампы, помпы с глухим гулом откачивали воду.

– Никто не убежит, – повторил Мясников.