Читать книгу "Пятый всадник - Александр Харыбин"

Он замолчал. Я тоже переваривал услышанное. Мелькнула мысль, что эти самые специалисты давно уже консультировали Командора по моим исследованиям. Похоже, что именно им он передавал мои отчеты. Тогда его поразительная осведомленность становится понятна. Профессор вел машину быстро. Пейзажи сменялись за окном один за другим, приближая нас к Москве.

Размышления вызывали неприятную раздвоенность. С одной стороны, возможность дальнейшей серьезной работы над бомбой меня вдохновляла. Но я чувствовал, что все это очень не по душе Профессору. Истинная причина его недовольства мне не была ясна до конца. Чего здесь больше – принципиального неприятия ядерной бомбы или же просто боязни потерять контроль надо мной? Но фраза о том, что к делу подключены посторонние специалисты, оставила весьма неприятный осадок. Это может означать, что меня самого вполне могут отодвинуть от моего же открытия.

Я уже проходил что-то подобное за пару лет до прекращения моей работы в академической науке. Тогда меня отправили на несколько месяцев поработать на химфак МГУ над одной интересной темой, по результатам которой предполагалось выпустить статью. Еще одна статья мне, как молодому специалисту, была бы совсем не лишней, и я с энтузиазмом принялся за работу.

Сначала обнаружилось, что метод измерения был никуда не годным, и мне пришлось разработать совершенно новый принцип. После двух недель мучений я понял, что не годится также и методика подготовки образцов. Пришлось изобретать еще и новую методику. В конце концов, стали получаться весьма интересные результаты. Тупиковой, как считалось раньше, темой сразу заинтересовались большие дяди и тети с докторскими званиями. До того я работал один. Пару раз в неделю ко мне подходила тетка-куратор с кафедры и со скучающим видом выслушивала мои повествования о ходе работ. Потом же ситуация кардинальным образом поменялась. Я получил двух помощников – местных аспирантов, а совещания по ходу работ, на которых всегда присутствовала пара профессоров, стали проводиться каждое утро прямо в кабинете заведующего кафедрой.

Но недолго, как говорится, музыка играла – через пару месяцев я был отозван обратно в свой институт. Официально названной причиной была крайняя необходимость активизации замороженных на время моего отсутствия работ по основной теме. Ну, надо, так надо. Тем более, что основные результаты для статьи были уже получены, а место среди авторов мне было, вроде как, гарантировано.

Время шло, и моя ударная и плодотворная работа на химфаке стала потихоньку забываться. И какое чувство мне пришлось испытать, когда через год, проводя поиск в сети по близкому запросу, наткнулся на статью в неплохом западном журнале, где описывались эксперименты, которые я проводил, и мною же полученные результаты. Авторами были мои два помощника-аспиранта, два сотрудника-кандидата и профессор – заведующий кафедрой. Меня в этом списке не было.

Сказать, что я был возмущен такой несправедливостью, значило сильно смягчить ситуацию. «Твою мать!» – самое безобидное восклицание из тех, что сорвались из моих губ, когда я увидел это безобразие на экране монитора. Побежал жаловаться своему руководителю. Смысл ответа, полученного от него, в двух словах сводился к следующему: «Ты еще молодой и у тебя все впереди. Если будешь нормально работать – еще сотню таких статей напишешь. А там людям надо получать степени и звания, притом, что авторов не может быть больше пяти». То есть, мне очень четко дали уяснить истинный механизм, с помощью которого делается наука – молодые «негры» «пашут» и получают результаты. Их результаты присваивают «деды», а «неграм» остается «пахать» и надеяться со временем стать такими же «дедами». Но я же там не просто «пахал». В этой работе была куча моих собственных идей, без которых не было бы никакого конечного результата и самой статьи. Но тут, как говорится, «се ля ви».

И сейчас я нутром почувствовал, что ситуация до безобразия повторяется. Есть очень большая вероятность того, что меня выжмут до последней капли, а дальше просто пнут коленом под зад. Если бы я мог просто холодно рассуждать, то, скорее всего, отказался бы от этой авантюрной затеи. Но ученый, живущий внутри меня, уже настолько загорелся этой идеей – возможностью создания ядерной бомбы своими руками, что голос прагматика и реалиста просто не имел никакой возможности достучаться до моего разума.

Украдут идею? Отберут авторство? Да и Бог бы с ним! Все то, что я пережил и передумал за последние пять лет, укрепило меня в том, что материальные блага и слава земная – пустая суета. А истинное – возможность приносить пользу для развития человечества. Хотя, конечно, где-то на уровне подсознания понимал, что мне было бы приятно, если бы благодарное человечество вспомнило про мою скромную персону.

Только два момента продолжали меня терзать, и не давали возможности принять твердое решение. Первый – у меня не было абсолютно никакой уверенности в том, что если у руководства Организации будет ядерная бомба, то это принесет пользу человечеству. Сложившееся к этому времени мнение о моральных качествах членов высшего руководства также не способствовало этому убеждению. И в этом я был абсолютно согласен с Профессором. С точки зрения пользы для человечества обладание мощным и компактным источником дешевой энергии выглядело куда как предпочтительнее.

И еще один момент. А вдруг все получится? В подобных случаях часто бывает, что носители важной секретной информации становятся просто-напросто нежелательными персонами, которых устраняют. У нас же, как правильно подметил Профессор, не научный институт, а тайное общество.

В то же время, живущий во мне ученый прекрасно осознавал, что только работа на достаточно мощную организацию, такую, как наша, даст возможность реализовать мои идеи. А реализовать уж очень хотелось. Здесь ученый во мне безоговорочно брал верх.

И вообще, как я себе представляю отказ работать над бомбой? Значит, я скажу: «Уважаемые господа, извините, но мне эта работа не нравится». И что надеюсь услышать в ответ? «А, ну, ради бога, Олег Николаевич! Не хотите – как хотите. Будете заниматься теми вещами, которые вам больше по душе». Или же мне скажут, что я слишком много знаю, и теперь у меня нет выбора? Может, мне вообще ничего не скажут, просто сделают соответствующее распоряжение, кому следует? Тем более, что доклады мои были достаточно полными, и восстановить по ним все, что надо, теоретически, можно и без меня. То есть, получается, что если откажусь, то с большой долей вероятности становлюсь трупом, хотя при этом оттягиваю на некоторое время срок разработки бомбы. Но если соглашаюсь, то буду в курсе всех телодвижений в этом направлении, что даст потенциальную возможность как-то повлиять на процесс. В том числе и на завершающем этапе – когда наступит момент применения.

Продолжительная внутренняя борьба завершилась принятием более или менее конкретного решения.

– У меня нет возможности отказаться? Ведь так?

– Ты очень проницателен, – в голосе Профессора явно проскальзывала издевка, – если бы такая возможность была, то я бы тебе так прямо и сказал. Честно говоря, ничего особо страшного в этой авантюре не вижу. В то, что можно сделать «на коленке» атомную бомбу, я не верю. Мне просто очень жаль, что впустую потратим кучу времени и средств. И затормозим работу над более важной вещью – пилотным ядерным реактором.