Читать книгу "Захват Московии - Михаил Гиголашвили"

— Это сержант Саня хороший…

Винт промолчал, улёгся, завозился.

Да, бывают случаи — чтобы поддержать разговор, я вспомнил, что по ТВ показывали, как два панка решили ограбить Музей аптеки в Хайдельберге, где первыми лечебными экспонатами лежали два здоровенных бруска, кило по четыре — опиума и гашиша, я сам видел (мы со школой ездили на трехдневную экскурсию, собор смотреть); на опиуме штамп «East India Company, 1816», на гашише — «Radshastan, 1821». Панки спрятались в музее, а ночью вытащили бруски, как-то открыли дверь и убежали. Их скоро нашли, очень разочарованных — оказалось, что они украли муляжи (а настоящие опиум и гашиш были использованы по назначению ещё во время войны).

— Вот у них облом был! — зло восхитился Винт. — Прикинь, ждешь четыре киляги опиухи — а тебе пластик суют!

Помолчали. Я спросил:

— А давно это делаешь?

Винт, лежа на спине, нога на ногу, дрыгнул грязной кедой:

— С детства. Да и детство было — пшик: чердак, подвал, подъезд, вокзал… Сейчас вот гепатит, нос сломан, ножевое в живот перенёс… Такая жизнь злоебучая…

Я поддержал его:

— Да, дикие люди-людоёбы… И что куда теперь сейчас?

— Со мной? Да лет восемь дадут как пить дать…

— Дать воду? — Я потянулся за стаканчиком, но он махнул рукой:

— Нет, спасибо… Много воды нельзя… У меня уже третья ходка, рецидив… До восьми, легко, как два пальца обоссать…

Я подумал — что за странная идиома? Разве это легко сделать? Обязательно и на третий-четвертый палец капли попадут, но не стал спорить, уточнил:

— Рецидив — наркотик?

— Да. Одна ходка еще с грабежом — барыгу по ходу дела обобрали… А чего — смотреть на него, когда он такие цены заламывает?.. За коробок мацанки — штуку баксов! Это где видано? Правда, мацанка — бомба. Но и штуки по улицам не разбросаны… А тебя за что? На ширакета не похож…

— Чего?

— За что тебя повязали?

Я не знал, как уйти от этого вопроса:

— Совсем нет. Неприятное злосчастие такое… с визой…

Винт понял:

— А, ерунда. Значит, выпустят скоро… А мне греметь на всю катушку.

Я решил осторожно спросить:

— А штраф… нельзя заплатить?…

— Бабки ментам дать?.. Как нельзя?.. Да где бабки-то?.. Я всё проширял, на полном голяке. Думал, с этого чемодана разживусь, раскручусь… Какое там!.. Вот, чужие люди заходом греют… Спасибо тебе, братан, хоть на допросе язык шевелиться будет!

— Ничего, хорошо… Я понимаю… Я сам… Язык шевелится… Себя шевелит.

Он поворочался, почесался, допил из стаканчика:

— Этот винт ебучий постоянно колоть надо… Это не герыч: раз сделал — и полдня тихо торчишь… Это ширево в приходе переёбывает, а потом через полчаса отпускает… И всё по новой. Уже сил нет. Про жизнь забыл, живую манду год не видел, а чего на неё смотреть? Под кайфом — не можешь, без кайфа — не хочешь… От винта чувырло, как чайник, распухло! Вен нет, поверишь? Дырки гноятся!

И он закатал рукава, показывая на сгибах рук что-то чёрное, ужасное. Я поспешил отвести глаза и согласиться, чтобы он не начал доказывать:

— Поверю, да… вижу… яблон ебатый…

Он ещё что-то говорил на своём тайном языке, из которого я мало что понимал, а переспрашивать не хотел. Только вписал в дневник, на полях, два слова: «драп» и «ширакет», надо будет потом уточнить.

В окошке под потолком потемнело.

Джанки затих, задремал, неестественно согнувшись на досках.

Я продолжал украдкой писать, думая о том, что и фон Штаден вот так собирал свои истории, а потом издал книгой, которая имела успех. Больше того: он получил известность как дипломат, стал ездить с параноиком-пфальцграфом по королевским дворам в поисках денег для захвата Московии, был у масонов, у императора Рудольфа II и даже у самого Стефана Батория, который денег не дал, покрутил пальцем у виска и сказал, что да, Московию время от времени следует разорять и грабить, но захватывать её — гиблое и бесполезное дело, себе дороже станет, куда она денется, на Луну же не улетит?

Часов в восемь Винта увели (уходя, он ещё раз поблагодарил меня за помощь).

Я остался один. Что происходит там, наверху? Но когда попросил Саню узнать у полковника, как дела, он сказал, что этого делать не следует, а полковник ничего не забывает:

— Да оставь ты их! Они лучше знают!

— Как это — лучше! Что, тут ночевать?.. — начал было я, но оборвал себя острой мыслью, что я уже и одной ночи не желаю остаться, а ведь еще утром пятнадцатилетняя тюрьма грозила!.. Вот наглое существо человек!.. И если он создан по божьему подобию, то — мое соболезнование богу, mein herzliches Beileid an den Herrn Schöp-fer![104]А если папа деньги не отдаст?..

Саня пообещал:

— Я тебе матрас дам.

На остаток денег он принёс из ларька курицу-гриль — ничего другого не было, но птица была вкусная. И я подумал, что не всему надо верить, что говорят. Может, около Виталика куры гриль и были плохие, а тут хорошие…

Мы съели половину, остальное я спрятал к пирожку и половинке чакрапури (раньше бы выкинул остатки, а сейчас — уже нет, знаю им цену). Больше писать я уже не мог — рука устала.

Я прилёг на доски (подальше от того места, где недавно лежал джанки). В голове крутилось всякое, но выходило одно: бог создал человека по образу и подобию своему, но очень скоро выяснилось, что это создание надо поправлять и наставлять, для чего на землю был послан сын божий. Из этого ясно и логично, что бог — любитель, а не профи: созданное профессионалом в переделке не нуждается! Да и вообще — тот, кто действительно создал Вселенную, никому не известен. А тот, кто известен, создан людским воображением. Так кому же молиться? Фантому? Фантазии? Фаэтону? Аммону? Мамоне?.. Наверное, все-таки не бог, а Адам создал людей…

Может, и прав Хорстович, когда говорил, что народы понимают только кнут и силу?.. Или это полковник говорил?.. Не помню. Народы тихи и миролюбивы, пока их не тронут и не начнут убивать, тогда и бабочка будет защищаться… Народ — это те, которых много, которые траву жуют, а волки и львы — это те, которые высматривают и нападают. 1 к 10 или 100… Сто человек одного хищнягу кормят… Это как с германскими кайзерами — я как-то спросил папу Клеменса, где был двор германских императоров: «Ну, французские короли сидели в Версале, англичане — в Бакингемском дворце, русские — в Кремле. Наш баварский Людвиг — в своем дворце в Мюнхене, сейчас там экскурсии водят… А где немецкие кайзеры сидели?»

Папа ответил: «Везде!» — «Как это? — не понял я. И папа объяснил: кайзеры были неглупые ребята и поступали хитро — чем самим двор и дворец содержать, лучше постоянно по княжествам ездить, «гостить» всем двором. Так и делали: вот является император «в гости» в какое-нибудь княжество, где бедный князь кормит, поит и развлекает его и его двор столько, сколько хватает еды и питья; и уезжает этот кайзер, только когда всё возможное в княжестве съедено, выпито и перещупано — тогда он соизволяет отправляться «гостить» к другому вассалу, чтобы и там не оставить после себя ни корки, ни бутылки, ни девственницы… Когда зима — ехали на юг, греться, когда лето — на север, в тени отдыхать, воздухом морским дышать…