Читать книгу "Неизвестная война - Отто Скорцени"

Автор акцентирует внимание на «психологическом эффекте», когда пишет: «Психологический эффект операции «Гриф» был огромен, если учитывать слабость сил, привлеченных для участия в акции. Представьте себе поле сражения, на котором одна из армий уже не знает, на кого она может рассчитывать и кто является другом, а кто врагом. Психологические последствия данной операции являются более важными и интересными, чем те, что можно получить в оперативной области и разведке. Достаточно обратиться к американским газетам того времени, чтобы оценить силу впечатления, оказанного Скорцени и операцией «Гриф» на союзников».

Во вступлении к рапорту капитан Абдала опубликовал мое письмо, отправленное мной ему 28 февраля 1972 года. Вот один из самых важных фрагментов этого письма:

«В действительности только шестнадцать моих человек действовали в тылу неприятеля и вернулись. […] Известно, что всего лишь четверо было поймано. Так как они носили мундиры неприятеля, их расстреляли. […] В январе 1945 года мне стало известно благодаря «Радио Калис», что в плен захвачено более ста человек из 150-й танковой бригады. Список потерь указывает, что в специальной роте не хватало лишь восьми человек: четверо попали в плен под Брюсселем, где их расстреляли, и четверо взлетели на воздух вместе с джипом. Если по «Радио Калис» говорили правду, необходимо сделать вывод, что союзники взяли в плен много настоящих британских и американских солдат».

Во время моего пребывания в лагерях для военнопленных, находящихся в Дармштадте и Дахау, меня несколько раз навещали американские офицеры, которые в свое время были арестованы по подозрению в том, что они являются «переодетыми нацистами».

Последнее замечание. Конечно же, мы никогда не намеревались захватить или убить генерала Эйзенхауэра.

Замечу, что британское спецподразделение под командованием полковника Лэйкока и подполковника Кейса, высадившееся в Беда Литтория в ноябре 1941 года, намеревалось похитить или убить генерала Роммеля. Однако захваченные в плен члены этого подразделения не были осуждены, приговорены к тюремному заключению или расстреляны как шпионы, а их признали военнопленными и обращались с ними соответственно их статусу. Какие-либо еще комментарии к этому вопросу мне кажутся излишними.

Адольф Гитлер вызвал меня 31 декабря 1944 года. Его ставка на Западном фронте находилась еще в Зигенберге. Когда он увидел, что у меня перебинтована голова, сразу же приказал, чтобы меня обследовали врачи, в частности доктор Штумпфеггер.[235]

Они обнаружили, что в рану занесена инфекция, после чего мне сделали перевязку как следует. Гитлер обрадовался сообщению, что мой глаз цел, и беседовал со мной полчаса.

Он сожалел, что наступление не достигло поставленной цели. Правда, плохая погода исключила участие вражеской авиации, но наши танки оказались блокированы в течение первых двух дней. Они не могли двигаться в нормальном темпе по ужасным дорогам. Пехота двигалась маршем с такой же скоростью, как и наши танковые дивизии! Несмотря на все это, противник понес тяжелые потери и, что важно, наступление нанесло серьезный удар его боевому духу.

— Самое главное, — сказал фюрер, — что британский и американский солдат думал, что в будущем его ожидает увеселительная прогулка. Ему об этом заявляли его командиры. И вдруг покойник поднимается и переходит в наступление!

17 декабря только в Шнее-Эйфель мы взяли в плен примерно 8000—10 000 человек! […] Скорцени, мы не можем ждать, пока они придут и зарежут нас! Единственный выход для Германии — это победная война. Иного не дано.

Я тогда подумал, что ни одна из двух целей операции «Гриф» не достигнута, и искренне сказал об этом Гитлеру. Но он снова удивил меня своими словами:

— Скорцени, я не могу вас обвинить в чем-либо. Вы вынуждены были импровизировать, располагая очень скудными средствами, а ваша танковая бригада не могла сыграть свою роль под боком у 6-й армии. Все удалось бы, поставь я вас в головную группу 5-й армии… Безусловно, вы миновали бы Динан. Возможно, вы достигли бы Брабанта, и кто его знает, что из этого получилось бы! Что касается ваших спецподразделений, то у меня впечатление, что психологический эффект их действий, вероятно, гораздо важнее, чем вы предполагаете. Мы узнаем об этом позже.

Он был доволен действиями трех боевых групп, начавшимися 20 декабря в районе Мальмеди, и вручил «Почетный значок сухопутных войск» командирам групп «X», «Y», «Z», а также мне. Были награждены оберштурмбаннфюрер Вольф, хауптштурмфюрер Шерф,[236]хауптштурмфюрер фон Фелкерсам, а также посмертно его предшественник оберштурмбаннфюрер Хардик. Этот значок или же упоминание в приказе с этого времени применялось везде.

Когда я покидал Гитлера, он сообщил, что «в эту ночь дальше на юг, в Верхней Рейнской области вдоль границы Пфальца, нами будет начато менее масштабное наступление». Благодаря стенограмме его речи от 28 декабря 1944 года, в которой он сообщал командирам корпусов об этой операции, нам известно, что на тему наступления в Арденнах он сказал: «Первый раз с осени 1939 года, это значит, с момента начала войны, нам удалось сохранить операцию в тайне».

Он ошибался. Сталину было известно о ней. Его предупредила «Красная капелла» и Ресслер, выпущенный швейцарцами в сентябре 1944 года. Всюду утверждается, что он не мог наладить связь, но в тот период Ресслер совсем не нуждался в швейцарцах, чтобы информировать московского «Директора». «Радо» мог пересылать данные от «Вертера» в посольство СССР в Париже через курьера — вероятно, Рейчел Дебендорфер. По крайней мере, этот тезис очень логично защищает Р. Б. Питкин в «Журнале Американского легиона» в январе 1968 года.

Необходимо присмотреться к игре Сталина. Западные союзники высадились в Нормандии 6 июня 1944 года, он же приказал Красной Армии начать наступление на Востоке лишь 24 июня на северном направлении, 26 в центре, а после 24 июля — в Румынии. Он опасался, что западные союзники очень быстро подойдут к немецким границам. Однако вскоре он сделал иной вывод и приостановил свое наступление на северном и центральном участках с половины августа до половины декабря. Это позволило Гитлеру подготовить наступление в Арденнах, а Сталину — удар его армий. Напрасно Черчилль и Рузвельт протестовали.

В начале 1945 года в Ялте Сталин выступил с планом оккупации и уничтожения Германии, удивительно напоминающим план Моргентау, который охотно одобрили в сентябре 1944 года в Квебеке Рузвельт и Черчилль. Фактически оба проекта подготовил Сталин. Первый, в Квебеке, представил высокопоставленный американский чиновник, коммунист Гарри Декстер Уайт, член советской шпионской сети, руководимой семьей Сильвермастера. Перепуганный этим планом «слепой мести» Корделль Хал спросил Рузвельта: