Читать книгу "Фартовые - Эльмира Нетесова"

«А мы тебя со дня на день ждали. Гульбищем хотели отметить возвращение. Ан вот как? Мне кенты тобой грозились, что кентель с плеч руками свернешь, разборку устроишь, живьем не выпустишь. А тебя самого в живых нет. Знал бы я, когда хилял сюда, что ты давно уже жмур…»

Ветер шевелил цветы на могиле. Голубые, белые, красные, они клонили к земле головы, словно целовали, оплакивали мертвого.

Ветер обдувал белый крест, свистел в оторвавшейся бересте.

«С чего ж ты окочурился, кент? Почему не дотянул до воли? Кто приморил? Иль самому опаскудела фортуна наша?» — говорил Дядя, стоя на коленях перед могилой, сминая в горсть порыжелую, мокрую кепку.

— Чего тут погост соплями мажешь, чего здесь ползаешь? — услышал Дядя за спиной внезапное. Он оглянулся и, охнув от неожиданности, плюхнулся на задницу: перед ним стоял Берендей.

— А тут кто? — вместо приветствия спросил Дядя, толкнув в могилу заскорузлым пальцем.

— Друг мой.

Фартовый вскочил, отряхнул с колен налипшую землю. Подошел к Берендею. Пощупал его. Не померещилось ли? Но тот, поняв, рассмеялся:

— Съехал ты, что ли? Да не окочурился я покуда. Живой. И не собираюсь сдыхать теперь. Не пяль зенки! Это я! И не я! Но коль возник ты, Дядя, давай в дом, там и потрехаем! — подтолкнул фартового на утоптанную тропинку Берендей и пошагал рядом.

Дядя, не веря глазам, смотрел на Берендея. Тот шел размашисто, упруго, легко.

— Скоро к нам нарисуешься? Ходка-то со дня на день кончается. Я за тобой.

— А я давно свободен, — хохоча ответил Берендей.

— Как? — не поверил в услышанное фартовый и остановился, будто пораженный громом.

— Пошли, — потянул его Берендей в дом, но Дядя уперся:

— Свободен? А почему тут капаешь? Зачем? Ведь ты — пахан!

— А ты сначала спроси, нуждаюсь ли я в том?… Третий год дышу тут вольно. И вас из памяти вышиб вовсе. И не жалею о том.

— Не жалеешь? — не верилось Дяде.

— Жизнь одна. Она, кент, больно короткая, чтоб в ней постоянно грешить, ошибаться и расплачиваться за то. На радости земные времени у нас не доставало. За удачей гонялись, а она, как вода между пальцев, уходила. А я, к тому же, слово дал, что завяжу с фартовыми. И завязал. Навсегда обрубил с законными, — кивнул Берендей в сторону могилы и продолжил — Ему пообещал. Перед смертью. Ты его видел. Бедный Федька, его Белое Эхо погасил. А твою Анну угробил Пан. Белое Эхо сам мне в том признался. Ее в карты проиграли. По счету. Девятого пассажира на трапе. Случайное совпадение. Но не ищи

Пана по зонам. Он жмур. Я его… Он в один день с Федькой отошел.

Берендей в секунды не узнал Дядю. Тот посерел с лица. Глаза потухли. Фартовый не мог поверить. Он закрыл лицо руками, шатаясь, словно пьяный, пошел к могиле.

— Да куда же ты? Вернись! — схватил его за плечо Берендей.

— Проиграли… Девятая… Случайность… Белое Эхо, — все это крутилось в мозгу колесом.

Анна… Он столько лет искал виновника ее смерти. Нашел. И замокрить не может. Опять опоздал. На годы, на целую жизнь…

Берендей молча смотрел на поседевшего, состарившегося Дядю. Ведь вот и его ожидало такое. И он под занавес жизни мог остаться зверем-одиночкой, без имени, без угла, без семьи, с одной лишь кликухой.

Судьба убедила Берендея: чем туже, тяжелее мошна, тем холоднее и сиротливее в сердце.

С пороками надо расставаться сразу. Признав их, — вырвать, как болячку. И не оглядываться, не вспоминать. Коль чувствуешь себя человеком — начать все заново, как ходить — с первых шагов. Пусть косолапя, вспотычку, шатаясь, но самостоятельно, осознанно жить заново. Не всяк на то способен. Ведь зачерствелое избитое сердце больнее болит от каждого ушиба.

Берендею тоже пришлось это пройти и пережить.

— Андрюша! Андрейка! — послышался голос с берега. Берендей, вздрогнув, бросился к тропе, что вела к морю.

Дядя впервые узнал человечье имя Берендея.

Фартовый глянул вниз. Бывший пахан Южного Сахалина, увешанный мешками и сумками, как мул, поднимался к дому. Вверх по тропинке почти бегом, как мальчишка. Мыслимо ли такое? В лодке люди копошились, разгружали ее. Берендей в минуты заносил все к дому. И все смеялись, легко, на одном дыхании.

Дяде не верилось. Может, это сон? Но Заброшенки и по бухой никому не приснились бы.

— Эй, Дядя, чего лупишься? Давай сюда! Помоги солярку поднять наверх! — позвал Берендей.

Дядя онемел. Его, фартового, зовут вкалывать, как простого работягу. Он отвернулся, словно не слышал. А вскоре увидел, как Берендей катит бочку наверх. Один. Толкает впереди себя. И Дядя не выдержал. Бросился бегом на помощь. Раскорячась, стал рядом, плечо в плечо, как когда-то в зоне. И пошла бокастая вверх веселее. Крутясь и скрипя, подминая кусты и траву. Вгрызаясь в ладони ржавчиной и запахом железа.

Вкатив, поставили у порога и, не сговариваясь, помчались вниз. Носили мешки с мукой, сахаром, солью. Чай и сигареты в ящиках мелькали по тропинке. Спин не видно. Лишь головы да ноги.

Через час лодка была пуста от груза и только тут двое мужиков и молодая женщина приметили Дядю.

— О! Да у тебя гость, Андрей! Чего же не хвалишься?

— Это мой родственник, — коротко ответил Берендей и подал руку женщине, помог ей сойти на берег. Та, упрятав косу под платок, чмокнула Берендея в щеку.

«О! И тут клевые водятся», — подумал Дядя. И глянув на сильные ноги, тонкую талию, высокую грудь, отметил, что хороша бабенка. А та, заглянув в глаза Берендея, спросила ласково:

— Устал?

— Да что ты, — не признался Берендей. И сказал Дяде — Моя жена. Лена. Аленка моя!

У фартового икота началась. Берендей рассмеялся. И открыл дверь перед входящим. Указав на табуретку в просторной прихожей, предложил присесть.

Дядя оторопело оглядел сверкающую чистотой прихожую. Откуда-то из дальней комнаты вышла старушка. Круглая, улыбчивая, предложила поесть.

— А она кто тебе? — не сдержался Дядя.

— Наша мать. Теща моя, — будто хвалился Берендей.

— Завяз, кент, — посочувствовал Дядя.

— И слава Богу, — ответил тот, улыбаясь — Накрой нам во дворе, — обратился к старушке тепло.

А вскоре пригласил Дядю к столу. Тот ел торопливо, жадно. Слушал Берендея:

— Я тоже не раз хотел отсюда слинять. Когда на поселении был. А все срывалось. Словно сама судьба не выпускала из Заброшенок. Может и смылся б, если б не те трос, что из тюряги слиняли. С ними и был Белое Эхо, — помрачнел Берендей.

— Странная кликуха. Век такой не слыхал, — признался Дядя.

— Мне тогда тоже многое показалось необычным. Перед его смертью услышал я стон, странным, страшным он показался мне тогда. Волосы дыбом от него вставали. Оказалось, из отработанной шахты газ наружу выходил. Ну, а грунт был мерзлый. Вот и казалось, что стонет кто-то. Если б не Аленка, а она у меня почвовед, так бы и сдох в дураках. Считал, что и меня смерть окликает. А Ленка приехала вместе с геологами и развеяла в дым все мои суеверия. В шахту привела, показала