Читать книгу "Квартет Я. Как создавался самый смешной театр страны - Александр Демидов"

Что было очень важно и существенно – мы были совершенно беззаботны.

На первом курсе у нас был капустник «Знакомьтесь: первый курс», в котором участвовали все первокурсники ГИТИСа. Происходило все это в старом здании Дома актера на Тверской. И был такой номер на курсе Андреева: студенты вышли, встали в ряд, парень с бородой взял гитару и стал петь:

– А мы уйдем в разряд небритых лиц,Потому что актерская профессия – это работа,И льется струйка пота,И это звание – Артист.И мы уйдем в разряд небритых лиц…

«В разряд небритых лиц» – эту фразу мы запомнили надолго, смеялись над ней.

Владимир Сергеевич Коровин, занимаясь с нами, всегда говорил: «Побезответственнее». Вот это стало, скорее, нашим основополагающим стержнем. Побезответственнее – это значит легче, свободнее, живее, не так серьезно.

Мы, вообще, смеялись надо всем, что происходило вокруг, хохотали как идиоты. Эта фраза – «мы уйдем в разряд небритых лиц» – стала для нас ключевым отторжением от принятия профессии. То есть мы не хотели уходить в разряд небритых лиц, становиться серьезными бородатыми артистами со струйкой пота. Мы не считали, что обязательно это должна быть тяжелейшая работа. Что я под этим подразумеваю: работа над ролью не всегда должна быть страданием, болью, каким-то преодолением, поиском зерна роли.

Каждый артист, конечно, хочет сыграть Гамлета, Ричарда III, но факультет наш не предполагал этого. Хотя на одном из курсов мы поставили «Ромео и Джульетту». У нас было три Ромео, три Джульетты, и все это было как некий рассказ от лица Эфроса, основанный на его книге «Репетиция – любовь моя», где он жалуется, как тяжело работать с актерами, какая это профессия сложная, предательская, завистливая… Показ получился очень необычным. Из-за него потом Владимира Сергеевича ругала вся кафедра эстрады, а нас чуть не расформировали как курс.

Эта воспитанная Коровиным легкость, наверное, осталась у нас до сих пор. Легкость, которая не исключает работы в профессии, огромного труда, а трудиться нам пришлось много.

С трудом, но безответственно, мы шли к успеху. И именно это «побезответственнее» помогло нам во многом добиться того, что мы сейчас из себя представляем, и не уйти в «разряд небритых лиц».

Обучение и становление театра

В ней рассказывается про три слова:

квадрат,

итальянец,

сабля.

Сейчас, уже с высоты прожитых лет, хочется задаться вопросом: как у нас получилось сделать театр? Нам повезло с педагогами, подобрался такой блистательный состав, такие оказались рядом студенты, судьба, случай, стечение обстоятельств, развал страны, молодость – из всего этого коктейля и родился театр «Квартет И».

Мастерство актера было в ГИТИСе, конечно, основным предметом. Первый курс – это элементарные задания: положить какое-то количество предметов, потом выйти из комнаты, Владимир Сергеевич менял их местами, а мы должны были поставить эти вещи обратно. Это задание на память. Или игра слов, то есть кто-то начинал слово, например, «ежик», второй говорил: «Собака», – третий говорил: «Ежик, собака, пень», – и вот так вот – «ежик, собака, пень», потом прибавлялось еще одно слово и вот так шло по кругу, пока кто-нибудь не забудет слово и не выпадет. Это все нам потом помогло учить роли, быть внимательными, концентрироваться.

Потом мы перешли к этюдам. Владимир Сергеевич разбивал нас на группы и давал нам три слова, например: «Квадрат, итальянец и сабля», – и мы разбегались по комнаткам, каждый придумывал этюд, в котором должны были присутствовать эти три слова – квадрат, итальянец и сабля. Мы очень к этому относились трепетно, нам все это было ужасно интересно.

Однажды Коровин попросил нас сходить в зоопарк, чтобы мы посмотрели на животных, на их пластику, потому что животное, как говорил Владимир Сергеевич, невозможно переиграть. Если во время спектакля на сцену выходит кошка, внимание публики, конечно же, переключается на нее. Сходив в зоопарк, мы показывали животных. Сережа Петрейков очень клево показал сыча. А Камиль – у него была еще студенческая, стэмовская заготовка – показывал верблюда.

После этюдов и наблюдений мы перешли к более серьезным работам.

Например, Леша поставил сказку Юрия Энтина про Голубого щенка. Тогда это был очень популярный мультфильм, где Голубого щенка озвучивала Алиса Бруновна Фрейндлих, за Кота пел Андрей Миронов, а за Пирата – Михаил Боярский, Добрым моряком был Александр Градский – великолепный актерский состав! И вот мы распределили эти роли между собой: Аня Касаткина играла Голубого щенка, Слава – Кота, Сережа Перевозкин – Пирата, а я – Доброго моряка. У каждого, конечно, был какой-то музыкальный номер.

Владимир Сергеевич был худруком «Москонцерта» и имел определенные связи. И вот однажды его знакомый администратор, увидев эту нашу сказку, предложил поиграть ее в зимние школьные каникулы, что мы и сделали. И в январе 93‐го года мы поехали в Ступино почти всем курсом.

Мы играли эту сказку по три раза в день, то есть за 9 дней отыграли 27 спектаклей. Зал был забит детьми. Перед нами работали два старичка, достаточно спившихся, которые играли на гармошках и разогревали детскую публику перед нашей сказкой, типа: «Мальчики, мальчики, покажите пальчики! Девочки, девочки, девочки-припевочки!» Закончив свой сет, они оставляли сцену, на которую выходили мы. Леша играл на рояле все музыкальные номера – он был и режиссером, и музыкальным концертмейстером. А наша задача была отыграть представление, а потом еще переодеться в Деда Мороза и Снегурочку и поздравить детишек.

Мы жили в Ступино в общежитии. Играли в шахматы. Немножечко, естественно, выпивали, брали батон белого хлеба, разрезали его вдоль, намазывали сметаной, потом поверх намазывали кабачковой икрой и с удовольствием это все лопали. В магазинах ничего, кроме белого хлеба, сметаны и кабачковой икры, не было.

Сначала Деда Мороза играл Камиль, потом попытался это делать я, но не распределил тогда еще свои силы и свой голос и охрип сразу же, поздравив ребят с Новым годом. Последним, кто вышел Дедом Морозом и сказал какой-то поздравительный текст, был Слава. Но вообще, конечно, лысеющий еврей Дед Мороз – это было очень смешно. В общем, в Ступино мы хорошо заработали и хорошо отдохнули. Я помню, даже себе купил какой-то костюм.

Там еще была такая история. Сережа Перевозкин играл плохого Пирата и брал Голубого щенка в плен. А я, Добрый моряк, приходил на помощь. Мы придумали такую штуку, чтобы подзадорить ребятишек: я, спасая Голубого щенка (Аню Касаткину), начинал бегать по залу за Сережей (злым Пиратом). И тут начиналась вакханалия, потому что дети, естественно, начинали хватать Сережу за все доступные места, теребить его, бить, не пускать, а мне, естественно, наоборот, давали дорогу, чтобы я поймал этого злого Пирата. И вот все эти двадцать семь сказок периодически мы по этому залу бегали: Перевозкин убегал от меня, я бежал за ним. Я был в лучшем положении, потому что у меня была «зеленая» дорога, а Перевозкин постоянно попадал в какие-то препятствия: его шпыняли, тыкали, хватали, били, тащили, разрывали, если бы дети были поздоровее, его бы просто разорвали на части, тем более что Перевозкин был достаточно щуплый и маленького роста. На одной из сказок в первом ряду оказался маленький толстый мальчик. Он был, видимо, из разряда плохишей – он был за Пирата. И поэтому, когда Сережа бежал от меня и получал тумаки и всяческие проклятия, вдруг этот толстый мальчик выбежал, схватил Сережу, обнял, сказал: «Пиратик! Миленький мой, дорогой Пиратик! Давай, беги! Я за тебя! Беги! Я прикрою тебя!» – нашелся все-таки один мальчик среди всех этих сидящих в зале детей, который помог Пиратику, который прикрыл его, отбил от «хороших» ребят и даже препятствовал тому, чтобы я его догнал. «Пиратик, миленький мой Пиратик! Я же люблю тебя!»