Читать книгу "Ведьмин коготь - Елена Арсеньева"

– Чему я обязана приятностию нашей встречи?

– Узнаю филолога! – фыркнул Михаил, заводя глаза. – Без Гоголя, разумеется, ни шагу!

Это был никакой не Гоголь, а Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу», но Михаил фантастику не любил, да и вообще, этот чукча был не читатель, а писатель, вернее, писака – в минувшие времена, конечно, а вот теперь кем он стал? Обтрепался, опустился… неужели пришел денег просить?!

– Ну так чему обязана? – повторил она уже нетерпеливо.

– Женька, дай десять рублей, – придав лицу жалостное выражение, попросил бывший муж.

Женя только глазами хлопнула от изумления:

– Тебе что, до Сормова не хватает доехать?

Теперь настал черед Михаила хлопать глазами:

– Почему до Сормова?!

– Ну до Автозавода, – усмехнулась Женя. – Почему-то около «Спортмастера» мне вечно какие-то молодые придурки попадаются, которые просят жалкими голосами: «Девушка, дайте десять рублей, не хватает до Сормова доехать!» Или до Автозавода, нужное подчеркнуть.

– Ты, как всегда, в облаках витаешь, – зло ощерился Михаил. – Неужели не знаешь, что такое десять рублей?

– Червонец, – пояснила Женя. – А что еще?

– Дура, – фыркнул Михаил, который никогда не лез в карман за эпитетами такого рода. – Десять рублей – это значит десять тыр. То есть десять тысяч рублей. Теперь все так говорят.

– Не все, – пояснила Женя. – Я не говорю.

– Понял уже, – буркнул Михаил. – Так дашь десять тыр?

– А с какого перепугу? – осведомилась Женя.

– Мне надо костюм приличный купить и ботинки, – сообщил Михаил.

– Понимаю, – окинула его Женя уничижительным взором и повернулась, чтобы уйти, но Михаил схватил ее за руку и заставил повернуться:

– Ты меня послушай! Это важно. Думаешь, я прямо с печки взял да упал – денег у тебя просить?

– С дуба рухнул? – уточнила Женя. – Слетел с катушек? Потерял крышу? Кукушка у тебя улетела? Пиндыкнулся? Вольтанулся? Крезанулся? Мне известны еще некоторые синонимы, однако перечислять не буду: неформальной лексики стараюсь избегать!

– Жень, не вредничай и не сокращай процент, который я тебе начислю, когда в новом костюме схожу куда надо и вернусь миллионером, – высокомерно попросил Михаил.

– Ты? – пренебрежительно фыркнула бывшая жена. – Ты, Миша?! Похоже, и впрямь крышняк отчалил.

Михаил мученически закатил глаза и пробормотал:

– Понимаешь, я, конечно, могу пойти за деньгами к кому-нибудь из знакомых. Но опасаюсь, что, когда все им расскажу, живым от них не выйду. А ты меня, по крайней мере, не зарежешь и не отравишь, хотя не станешь отрицать, что в былые времена об этом мечтала?

– Не стану отрицать, – кивнула Женя. – Но те времена давно прошли. А ты не изменился: все врешь и цену себе набиваешь.

Внезапно Михаил с силой стиснул ее руку и дернул к себе.

– Дурищщщща! – прошипел с ненавистью. – Я золотом разжился, ты понимаешь? Золотищщщщем! И камушками. Да какими! Я ничего подобного и во сне не видел! По самым скромным прикидам, около миллиона, причем не рубликов, а… – Он многозначительно прищелкнул языком. – Сама понимаешь. Если поторговаться, можно и больше взять. И я знаю чела, которому можно золотишко продать. Алик Фрунзевич его зовут. У него антикварный салон на Покровке, в Доме культуры Свердлова. Но сама посуди: приди я в таком виде, он со мной всерьез говорить не станет – он меня пошлет подальше. И правильно сделает. Я бы и сам такого продавца послал в том же направлении. А когда я приоденусь, в порядок себя приведу, портфельчик, ну, там, не знаю, фирмы Монблан, что ли, открою, всё чин чинарем – со мной совершенно в другой тональности говорить будут.

– У меня была недавно клиентка, которая хвасталась, что мужу портфель Монблан покупала на юбилей, – сказала Женя, с силой выдергивая руку и потирая красные пятна, которые на ней оставили пальцы Михаила. – Не бедная дама! Девяносто тыр, как ты выражаешься, выложила как одну копейку. А ты собираешься на десять тысяч и одеться, и обуться, и прочий декорум создать? Тебе в парикмахерской придется не меньше трех тыр оставить, чтобы приличный вид приобрести! Так что десяти тебе мало. Тебе уж самое малое полтинник нужен, чтобы должным образом пыль в глаза пустить понимающим людям.

– Полтинник – это, конечно, лучше! – обрадовался Михаил. – Гораздо лучше! Дашь?

– Не сходи с ума, – холодно посоветовала Женя. – Ничего я тебе не дам. Ни десятку, ни полтинник, ни десять рублей до Сормова доехать. И все, хватит голову мне морочить, сейчас клиентка придет. Чао, бамбино, сорри!

Клиентов на сегодня у нее больше не было, но лясы точить с Михаилом сил тоже больше не осталось.

Бывший муж мгновение таращился на нее безумными глазами, потом в них вспыхнуло бешенство, а потом… потом он вдруг громко всхлипнул и заплакал. Ну да, залился слезами и упал перед Женей на колени.

– Женька, помоги! – возопил чуть не в голос. – Ну никак мне нельзя тут продешевить. Появился шанс в кои-то веки вылезти из той задницы, в которой я уже который год сижу по милости Сама-Знаешь-Кого! Разбогатею, уеду в заграницу – и не оглянусь на наш Мордор. А тебя отблагодарю, обязательно, вот чем хочешь клянусь. Могилой матери клянусь!

– А ты знаешь, где ее могила? – холодно спросила Женя, глядя свысока. – Ты же не видел никогда ту могилу! Ты же там ни разу за все эти годы не побывал! Всё! Хватит трепаться! Некогда мне!

И она повернулась было, чтобы уйти, но Михаил одной рукой вцепился в подол ее форменной блузы, удерживая, а другой принялся шарить за пазухой, пытаясь что-то вытащить оттуда и бормоча при этом:

– Не веришь? Не веришь? Ну так смотри, сейчас покажу!

– Евгения Вячеславовна, у вас все в порядке? – раздался голос, и Женя, полуобернувшись, увидела на крыльце охранника Лешу Петренко, который стоял в картинной позе, демонстрируя свою весьма впечатляющую фигуру футболиста, волейболиста, хоккеиста, культуриста, самбиста, дзюдоиста, каратиста и еще какого-то – иста, но Женя постоянно забывала, какого именно.

– Все в порядке, спасибо, – кивнула она, а Михаил испуганно выпустил полу ее халата и сжался в комок на крыльце, словно опасаясь, что Леша Петренко сейчас применит к нему все известные ему приемы классического боя. Сам же Назаров, похоже, знал только один прием: лежачего не бьют, – вот и решил применить именно его.

И тут Жене стало его жалко – так жалко, как не было никогда в жизни! Все-таки она его очень сильно любила – когда-то давным-давно, – и он ее любил, пока жизнь его не сломала, и свекровь Галина Ивановна была ей поистине родной матерью… вот в память о ней Женя и выхватила из кармана халата две пятитысячных бумажки, которые составляли ее сегодняшний заработок, и сунула Михаилу в руку:

– Вот. Держи. И не морочь мне больше голову!