Читать книгу "Белая змея - Танит Ли"

— Говори свободно. Вспомни все, что ты видела и слышала. Ках слышит. Ках видит. Ты родила ребенка после многих лет бесплодия…

В храме стояла почти полная темнота, лишь несколько ламп тускло тлели. Возможно, так соблюдалась святость допроса — или просто не хватало масла, поскольку сезон выдался бедный. Сквозь бархатистую темноту проступала статуя богини, неровности ее лица, выпуклости грудей. И лишь глаза ее, поймав луч света, горели, словно светильники.

Жрецы торжественно обращались к Тьиво, которая стояла у алтаря.

Они верили в ее вину. Они не сомневались, что по окончании ритуала распахнут двери храма и отдадут ее жителям Ли, чтобы те забили ее камнями до смерти.

Сам Верховный жрец почтил храм своим присутствием, желая наблюдать за происходящим. Его голову украшала маска с большим клювом хищной птицы. Нарушив закон, женщина становилась важной персоной.

Но Ках тоже была здесь. Тень Ках и ее глаза. Она смотрела и слушала.

Ках…

— Женщина Тьиво, скажи нам, кто отец твоего ребенка?

Тьиво вдохнула тяжелый воздух храма, пропитанный ароматом крови, притираний и дыма — запах Ках. Пришли слова — и она ответила им:

— Отец моего ребенка — человек, данный мне Ках.

Тьиво ждала, искры напряжения пробегали по ее коже, казалось, пронизывая даже кости. Солгала ли она? По закону Ках дала Тьиво Орна. По воле магии и желания Ках дала Тьиво Йимеса, чужеземца. Тьиво всегда верила в это. Остается ли грех грехом, если его предложила богиня? Если же она ошиблась, то сейчас богиня ударит Тьиво и повергнет ее наземь.

Но Ках не ударила Тьиво.

Темнота наполнилась тишиной, нарушаемой только шепотом жрецов и потрескиванием масла.

— Ты сказала, что зачала и выносила ребенка законно?

— Я выносила его согласно воле Ках, — твердо ответила Тьиво, полная триумфа и уверенности. Теперь она знала, что так оно и есть.

— Женщина Тьиво, Орбин упал с тропы и умер, — снова прозвучал голос жреца. Спрашивал ли он или просто отмечал случившееся? — Что ты знаешь об этом?

— Я этого не видела, — сказала она, и это была правда. Пока он скользил и падал в пустоту, она отвернулась и отошла, но не от отвращения или ужаса — просто не хотела, чтобы Орбин видел ее лицо, словно это могло как-то помочь ему. Может быть, Ках подсказала ей и тогда? Так что теперь она может спокойно заявить, что не видела его смерти.

— Ты говоришь, что не виновна в смерти Орбина?

— Хозяева, я всего лишь женщина, — ответила Тьиво. — Орну пришлось продать сына, потому что у нас не было денег. Орбин отправился в Ли закупить припасы и сделать подношение Ках, чтобы она помиловала нас. И теперь Орбин мертв. Это большое горе.

— Но тывиновна , женщина?

— Всегда ли женщина виновна, если что-то происходит с ее мужчинами?

Слова шли от Ках. Ках советовала, Ках учила ее. Она не должна смущаться. Законы неправильны. А может быть, Ках создала новый закон для Тьиво, и та лишь следует ее желанию.

Жрецы шептались и бормотали во тьме, позвякивая украшениями. Затем через птичью маску глухо зазвучал голос Верховного жреца:

— Ты глупа, женщина. Но ты обязана следовать обычаю. Если ты невиновна, приложи правую руку к стопе Ках. Иначе лучше сознайся сразу.

Тьиво заколебалась. Она не понимала, что все эти месяцы находится в своего рода трансе. Это состояние нахлынуло на нее в тот миг, когда Орбин, развалясь в кресле у огня, сообщил ей о продаже Райэра. Не приходя в себя, Тьиво выполняла обычные домашние дела, работала, прислуживала, ела скудную пищу, спала краткие часы. Находясь в таком состоянии, она не плакала и не жаловалась, не рвала волосы, не раздирала щеки ногтями, не падала на пол, рыдая. Нет. Она только ждала, пообещав себе, что отомстит Орбину. И хотя задуманное было исполнено, она все еще пребывала в трансе — и он поддерживал ее.

Однако слова Верховного жреца вызвали в ясном сознании Тьиво сцену из детства. Мать и сестры взяли ее с собой в Ли. Придя в деревню, они смешались с толпой у подножия храмового холма. Стояло жаркое лето, земля и солнце обжигали. Неожиданно из храма донесся приглушенный крик, двери открылись, служители выволокли женщину и толкнули к подножию холма. Она совершила прелюбодеяние. Позже из перешептываний сестер Тьиво узнала даже точную дату этого события. Когда в воздух полетели камни, мать и сестры решительно швырнули свои. Тьиво тогда была еще слишком мала, чтобы присоединится к ним. Она заметила, что правая рука женщины ранена, но не понимала, что это значит. Еще до того, как первые камни задели ее, женщина упала и выла в агонии, а когда началась казнь, попыталась закрыться. Тьиво помнила, как камень попал прямо в лоб женщине. Та упала и затихла. Однако казнь заканчивалась лишь тогда, когда один из жрецов выходил на террасу, устанавливал факт смерти и подавал знак.

Но Тьиво — не прелюбодейка. Она действовала по воле Ках.

Несмотря на испуг, воспоминания придали ей сил. Почти радостная, она повернулась, встретившись взглядом с тлеющими угольками янтарных глаз богини, и смело приложила руку к основанию статуи.

Никогда в жизни Тьиво не получила бы разрешения коснуться ее, живи она, как все. Богиня была холодна, как слежавшийся снег, хотя в ее глазах горел огонь. Внезапно тело Тьиво пронзила сладкая вспышка. Подобное ей довелось испытать лишь в объятиях любовника, и она не смогла сдержать крик любви и наслаждения.

Жрецы схватили ее и грубо оттащили прочь. Развернув Тьиво, они схватили ее за правую руку, желая рассмотреть ладонь. На пике упоения Тьиво на миг перестала воспринимать окружающее. Но наслаждение не могло длиться вечно, или она была не способна долго его выдерживать. Она пришла в себя, стоя одна посреди круга нервно бормочущих мужчин.

— Чудо богини, — донесся из-под маски гнусавый глухой голос Верховного жреца.

К Тьиво пришло какое-то знание. Она глянула на свою руку, все еще не решаясь сомкнуть ладонь. Ту слегка покалывало, словно она в самом деле коснулась ледяного снега. Увидев чистую кожу и осознав, что покалывание почти исчезло, Тьиво ощутила и другое — обжигающий жар, исходящий от изваяния богини позади нее.

Изваяние нагревалось во время допроса. Преступник, дотронувшийся до Ках, обжигался, и таким образом вина считалась доказанной. Но это происходило не само по себе. Под алтарем и статуей имелась печь, и в подобных случаях ее специально разжигали, пока полый камень статуи не становился обжигающе горячим. Если предполагалось, что обвиняемый невиновен, то печь разогревали не сильно, так что камень становился всего лишь теплым. Если подозревали вину, разводили очень сильный огонь. Но некоторые обвиняемые, обычно женщины, все же пытались задержать руку на поверхности.

Сегодня топку под Ках раскалили добела. Но Тьиво, положившую руку на камень, оттащили от статуи невредимой. Вряд ли они испугались или задумались, ибо все же верили в силу Ках. Мир устроен просто. Подобные вещи можно лишь принять.