Читать книгу "Земли Чингисхана - Константин Пензев"

Что же могут означать данные обстоятельства для русско-китайских отношений? По мнению О. А. Арина, «это означает, что декларации о „стратегическом партнерстве“, прокламируемые правительствами двух стран, по крайней мере, на данный момент, могут иметь политико-военное звучание». В настоящее время ВВП России растет, но принципиально суть дела к настоящему (2007 г.) времени не изменилась.

Какие же регионы и страны имеют в глазах китайского руководства экономические приоритеты? Этот вопрос бесспорно интересен и требует основательной проработки и исследования, но одно можно сказать со всей определенностью: Россия на данный момент не является главным экономических партнером Китая. Китай огромная страна и интересы его многообразны. К слову, весьма важны для него, с точки зрения рыболовных ресурсов, карликовые государства Тихого океана, вернее, очень богатые рыбой 200-мильные СЭЗ, которые они контролируют.

Далеко не всегда участие китайцев в жизни других стран протекает мирно. Так, к примеру, особый вес имеют этнические китайцы в жизни такой страны, как Индонезия, где они издавна контролировали ключевые отрасли местной экономики и играли важную роль в ее общественно-политической жизни. Предки большинства индонезийских хуацяо прибыли сюда еще в XVIII–XIX вв.

Однако в 90-е годы XX века режимом Сухарто в Индонезии была развязана антикитайская кампания, которая достигла пика в мае 1998 г. (когда только в Джакарте, в результате погромов, погибло несколько тысяч китайцев и оказались разгромлены или сожжены тысячи магазинов, учреждений, жилых домов, предприятий и т. д.). Последующая за Сухарто администрация Бахарудина Хабиби взяла курс на «индонезиацию» всей цепочки снабжения населения продовольствием и поддержку кооперативов «коренного» мелкого и среднего бизнеса, что заставило многих китайцев свернуть деловые операции в Индонезии.

Таким образом, в 1997–1999 гг. из Индонезии в страны АТР, Канаду, США, Австралию и др. выехало от 200 до 500 тыс. наиболее состоятельных китайцев и членов их семей. Одновременно в зарубежные банки была переведена значительная часть принадлежащих им капиталов. По информации сайта polpred.com, банк Индонезии зафиксировал в этот период утечку из страны 34 млрд. долл. Большинство экспертов оценивает общую сумму вывезенных из Индонезии фондов в 80 млрд. долл. Обанкротилось большинство из 250 крупных индонезийских компаний-«конгломератов». Кризис также нанес ощутимый урон мелким и средним компаниям в сфере торговли, услуг, легкой, пищевой и другой промышленности — «второму эшелону» китайского бизнеса. Впрочем, многие китайские предприниматели из этой категории сумели приспособиться к изменившейся ситуации в Индонезии и намерены продолжать здесь свою работу.

Безусловно, эмигранты-хуацяо, живущие за пределами Китая, значительно отличаются по своему поведению от китайцев, живущих у себя на родине, поскольку на хуацяо, сак бы там ни было, сказывается влияние народа-реципиента. Между тем следует признать, что китайская эмиграция в том же западном мире не распылена в странах прерывания, а предпочитает поселяться компактными группами-чайнатаунами. Подобные поселения есть практически в любом крупном городе западного мира и представляют из себя обычно несколько кварталов, которые образуют своеобразный «город в городе», где живут исключительно китайцы и используется в повседневном общении исключительно китайская речь. Данный «геттообразный» способ заселения, присущ, конечно же, не только выходцам из Китая, но и некоторым другим народам, особенно тем, которые резко отличаются от граждан западного мира антропологически и культурно. В чайнатаунах происходит сохранение национальных традиций, имеет место определенный китайский национализм, очевидно как способ противостояния чуждому окружающему миру. Попадающий в чайнатаун китаец за всю свою жизнь может даже и ни разу не выйти за его пределы, находя в окружающей его общине и общение и работу. Некоторые даже не знают толком языка страны пребывания и не испытывают желания побольше узнать об окружающем мире. В основе мировоззрения китайских иммигрантов присутствует корпоративная (клановая) психология, нормы круговой поруки и взаимовыручки. Данные отношения определяют и функционирование таких социальных институтов, как семья, община, профобъединения, земляческие союзы и тайные общества, чье влияние на жизнь китайца весьма велико. Китайцы издавна и многократно находились под пятой завоевателей — киданей, моголов, маньчжуров, японцев, испытывали притеснение от западного мира, потому не следует удивляться и их тяге к тайной организации, внешне, и это естественно, зачастую незаметной.

Хуацяо сохраняют прочные связи с родиной, как личные, так и культурные, экономические и политические. Так, например, кадровое пополнение растущего бизнеса решается способом приглашения родственников из Китая, а приобретенный за границей капитал зачастую вкладывается в китайскую же экономику. Впрочем, здесь нельзя сказать, что в основе данных решений лежат исключительно соображения патриотизма. Хочу отметить, что вложения капитала в Китай в настоящее время очень выгодны, и если это делают американцы, то почему бы этого не делать и самим китайцам? Тем не менее, следует признать, что китайцы, зачастую родившиеся и прожившие всю жизнь за границей, отходя от дел, переезжают на свою историческую родину.

Следует также отметить и то, что хуацяо, не стремясь слиться с народом страны-реципиента, в культурном и этническом отношении, так или иначе, легко приспосабливаются социально и экономически. После оформления иностранного гражданства хуацяо активно стремятся к получению высшего образования и быстро продвигаются в деловых структурах. В большинстве своем китайские мигранты в странах Запада трудятся в сфере малого предпринимательства, специализируясь в ресторанном деле, розничной торговле, в пошиве одежды и обуви. Впрочем, есть достаточно китайцев, владеющих и крупными корпорациями.

На что обычно рассчитывают политики, стремящиеся открыть двери своей страны пошире для мигрантов, принадлежащих к иным культурным системам? Реальная подоплека их устремлений, конечно же, экономическая. У меня есть подозрения, что могут быть и иные причины (например, по отношению к России, вполне сознательное вредительство и/или работа на спецслужбы иностранных государств) однако, это уже относится к патологиям, и мы в данном случае не будем лишний раз нагнетать страхи.

Обычно для обоснования привлечения иностранных граждан на территорию своей страны политики-мигрантофилы любят ссылаться на «прогрессивный иностранный опыт», в частности, на бытовавшую в США достаточно долгое время концепцию «плавильного тигля», которая, как кажется, уже полностью обанкротилась, но все еще продолжает поддерживаться «прогрессивными» деятелями и «прогрессивными» СМИ. По каким причинам оказывается эта поддержка, иногда не совсем ясно, поскольку дело здесь зачастую мотивируется не только вполне понятными экономическими соображениями, но и весьма подозрительными, если не сказать откровенно, явно бредовыми идеями всеобщего расового смешения и прочими концепциями из разряда утопических прожектов «нового мирового порядка».

По поводу краха концепции «плавильного тигля» в США можно услышать немало едких замечаний. Согласно мнению Д. Евстафьева, именно чайнатаун стал поворотным пунктом в формировании американской «нации»: «Действительно, в государстве, где основными государствообразующими элементами были территория, захваченная по праву сильного, а не „исконная“, и язык, — начали возникать места (причем достаточно плотно населенные), где владеть английским стало совершенно необязательно. Фактически это стало зримым свидетельством того, что „плавильный котел“ уже не справляется с теми, у кого этническая доминанта в самоидентификации выражена сильно. В чайнатаунах постепенно (повторим, с начала XX века) начала воссоздаваться традиционная социальная структура китайского общества с присущими ей особенностями (конфуцианство, культ формальных и неформальных начальников, приоритет соплеменников, замкнутость, наконец, криминальные „триады“), которые совершенно не вписывались в американскую систему. Если американские „компетентные органы“, плохо или хорошо, но справлялись с „европейской“ оргпреступностью, засадили в тюрьму Аль-Капоне и Готти; если они разгромили и негритянских леваков, вроде воспетой в анекдотах и матерных частушках Анджелы Дэвис; если „для баланса“ придавили они слегка и ку-клукс-клан, — то никто никогда не слышал о победах полиции или ФБР над китайской, японской, бирманской, корейской или вьетнамской мафией, которые если и случаются, то только в боевиках или фантастических фильмах. На деле побед нет, потому что интегрироваться в эти мафии и выявить, как они действуют, нельзя: для этого надо быть не американцем, а японцем, китайцем, бирманцем, корейцем или вьетнамцем. Причем речь идет, разумеется, не только о цвете кожи и характерном разрезе глаз. И остается доблестным фэбээровцам ловить никуда от них не скрывавшегося Япончика, отыгрываться на мексиканских эмигрантах и антикастровских кубинцах, занимающихся не столько борьбой за „свержение диктатуры“, сколько торговлей наркотиками».[14]