Читать книгу "У расстрельной стены - Сергей Зверев"

Глава седьмая

Воронежская губерния, июль 1922 года

Упрощение денежного обращения.

Согласно постановления Совнаркома РСФСР от 28 июня с. г., дензнаки прежних выпусков, т. е. образцов 1918–1921 гг., сохраняют свою силу только до 1 октября с. г., кроме расчетных знаков образца 1921 года 50.000 и 100.000 руб. достоинства, а также обязательств РСФСР образца 1921 г. достоинства в 1,5 и 10 миллионов рублей, имеющих хождение до 1 января 1923 года. После означенных сроков все указанные дензнаки в платежи и к обмену приниматься не будут и утрачивают право на хождение в обороте в качестве денег.

Газета «Правда», орган ЦК РКП (б).

19 июля 1922 года

Совершенно секретно. ГПУ. Воронежская губ.

(Госинфсводка, № 62, 4 июля, почтой.)

…Среди населения отмечается интерес к сельхозкооперациям. Самыми ходкими товарами являются соль, хлеб и смазочное масло. Товарообменный фонд незначителен. Продукты обмениваются на живой инвентарь — за лошадь дают 40 пудов хлеба.

«Тонн-тоннн!» — самодельное било из обрезка старого рельса заполошно гудело и стонало, наполняя округу испугом и тревогой. Рабочие мастерских, зачисленные в чоновский отряд, торопливо бросали работу и спешили на зов, означавший срочный сбор и построение.

Минут через пять отряд коммунаров, вооруженный трехлинейками и устаревшими винтовками Бердана, был построен во дворе. Командир, молодой мужик с какой-то несерьезной фамилией Шулейкин, прошелся вдоль шеренги и объявил, что на Варваровском хуторе прячется банда Кравцова.

— В общем, товарищи из ГПУ просят нас помочь, — подытожил Шулейкин и, отобрав десятка полтора бойцов, приказал группе грузиться на подводы — три самые обычные крестьянские телеги уже поджидали в сторонке, а лошади, в них запряженные, равнодушно пофыркивали, отгоняя хвостами назойливых мух. Еще чуть дальше нетерпеливо поглядывали на коммунаров двое товарищей, только что прибывшие из Воронежского ГПУ. Чекисты восседали на легонькой бричке-линейке, да и лошади гостей выглядели более сытыми, гладкими и наверняка бегали порезвее, чем лошадки, доставшиеся чоновцам.

Отряд, возглавляемый Шулейкиным и старшим из чекистов, с тарахтеньем выкатился со двора мастерских и по пыльной дороге устремился в сторону Варваровского хутора, прятавшегося в лесу верстах в пятнадцати от Отрожки.

Поначалу чекисты нетерпеливо покрикивали и вовсю пытались заставить отряд двигаться хоть как-то побыстрее, но быстро поняли, что из не первой молодости крестьянских лошадок им вряд ли удастся сделать беговых рысаков, и смирились — лишь время от времени старший недовольно поглядывал в сторону коммунарских телег и потихоньку матерился. Шулейкин, единственный из отряда гарцевавший верхом на бойкой вороной кобылке, время от времени сближаясь с линейкой чекистов, чуть смущенно пожимал плечами и с преувеличенной бодростью заверял: «Ничего, товарищи, успеем! Тут и дороги-то всего ничего!»

Матвей сидел на подводе, замыкающей импровизированный боевой обоз, и тоже недовольно морщился, поскольку езда на тряской, отчаянно грохочущей телеге могла доставлять удовольствие разве что малым ребятам, которым без разницы, на чем кататься, лишь бы пешком не тащиться под жарким солнцем.

Правда, день был не жарким, да и дело уже шло к вечеру, именно поэтому чекисты и торопили обоз, чтобы успеть прибыть на хутор до наступления темноты.

Солнце лениво катило свой диск в сторону заката, птицы пели свои песни, деревья тихо шелестели листвой, о чем-то переговариваясь с легким ветерком, мерно поскрипывали колеса телег и шумно отфыркивались лошади. Все вместе это выглядело настолько обыденным и мирным, что просто не верилось, что где-то сейчас гремят выстрелы и кого-то убивают. Хотелось забыть, что люди давно отвыкли от спокойной жизни и уверенно чувствует себя только тот, у кого за плечами винтовка. Также очень хотелось поверить, что эти мужики просто возвращаются с покоса или с буйно-веселой ярмарки, но… нет, не верилось. Люди отвыкли не только от мирной, тихой жизни, они забыли о прежней, такой естественной привычке доверять соседу, земляку, да и просто первому встречному. После долгих и страшных лет войн, революций и прочих раздоров-потрясений на просторах бывшей Российской империи властвовали не степенная патриархальность и «умилительная» простота, а подозрительность, недоверие и самая обычная злоба.

До хутора оставалось, по расчетам знающих эти места бойцов, еще метров триста, когда, повинуясь распоряжению Шулейкина, отряд остановился в тени жиденького лесочка. Тут же старший из чекистов, стоя на подножке линейки, поднял руку, требуя внимания, и объявил:

— Так, товарищи коммунары, слушай приказ! Нам надо скрытно подойти к хутору, окружить его и заставить банду сдаться. Не захотят сдаваться — перестрелять всех к чертовой матери! Чтоб ни один не ушел! Задача ясна? Товарищ Шулейкин, командуйте! Для начала надо бы разведать, как там и что. Кого-нибудь из толковых бойцов отберите, они вдвоем с моим товарищем сбегают и поглядят все на месте. Только побыстрее все это надо сделать, а то темнеть уже скоро начнет…

Разведчики вернулись минут через сорок. Доложили: на хуторе находятся несколько человек, возможно, пятеро, а может, и все семеро, точнее выяснить не удалось, поскольку во дворе видели только двоих — остальные, по-видимому, расположились в избе.

Отряд, оставив двоих коммунаров для охраны лошадей и подвод, двинулся к хутору, по возможности стараясь не шуметь и сохранять скрытность передвижения.

Старший из чекистов, завидев в просвет между деревьями избу и надворные постройки, еще разок посоветовался с Шулейкиным, после чего коммунары начали потихоньку окружать хутор.

Завершить свой хитрый маневр бойцам так и не удалось — со стороны избы и сенного сарая, соединенного с хлевом и конюшней, раздались беспорядочные выстрелы. Возможно, разведчики, осматривавшие хутор, проворонили часового или наблюдателя или просто кто-то из бандитов случайно заметил приближение чоновцев. Как бы то ни было, но со стороны Варваровского хутора сначала послышались заполошные крики, а потом загремели выстрелы.

Шулейкин крепко выругался и, переглянувшись со старшим из чекистов, дал отмашку своим бойцам. Тут же по хутору практически со всех сторон ударили полтора десятка стволов.

«Тук-туфф» — вразнобой били винтовки. «Туф-туф» — вторили им «наганы» и «маузер», но всех разом перекрывало деловитое «ту-ту-ту» ручного пулемета. «Льюис», диск которого снаряжался винтовочными патронами, плевался огнем и разносил в щепы ставни, наличники, перекрестья рам и добивал еще кое-где уцелевшие стекла.

Грохот стрельбы со стороны коммунаров внезапно стих. Шулейкин счел, что пора попробовать уговорить уцелевших бандитов сдаться. Бандиты в ответ на громкие призывы командира чоновцев послали несколько выстрелов и тоже замолчали, видимо, затаились.

— Ну, что они там притихли? Или уже амба всем? — Старший из чекистов чуть высунулся из-за толстого ствола осины и крикнул: — Эй, вы! Живые есть? Сдавайтесь, или всех к чертовой матери перебьем!