Читать книгу "Прекрасная Франция - Станислав Савицкий"

Публика в этом заведении собиралась затрапезная: жившие по соседству ленившиеся готовить бойцы невидимых фронтов плюс случайные прохожие и иногда пара туристов в нагрузку. Было несколько завсегдатаев, дежуривших у стойки с порцией пастиса прямо с утра и не спешивших ни чувствовать, ни страдать. Другое такое райское место я знаю только на площади Брассанса, возле книжного рынка.

Когда угловой брассери закрыли (пожилая хозяйка продала его, теперь там модный бар), публика перебралась в другое, неподалеку, в центре Дофин, которое в честь Нельской башни так и называется Le Nesle. Там всегда вкусно готовили луковый суп с сыром. Единственный недостаток этого блюда – под него мне не хочется никакого алкоголя, бывает же такой парадокс.

Как ни странно, неплохой трехколпачный ресторан возле церкви Мадлен, куда я иногда хожу с университетскими знакомыми, нравится мне не так, как эти простые, народные места, где все безыскусно, где все есть так, как есть. Конечно, иной раз очень приятно зайти в дорогое, пафосное место и кого-то из себя изобразить. Но по большому счету французскую кухню я люблю как интеллигентный славянский варвар, как скиф Анахарсис или как дружественный нам итальянец, обожающий как следует поесть. Одно время я зачастил в савойский ресторанчик на Муффетар, на спуске, ближе к церкви. Его держала семья из Аннеси. Там было объеденье, ничего не скажешь: крестьянские блюда, простая закуска, швейцарское вино из долины Роны, из швейцарской ее части, и сладкий пирог. Потом, хозяева продали ресторанчик камерунцам, все как будто осталось прежним, но для савойского заведения здесь стало слишком весело.

Тогда я повадился ходить в ресторан на канал Сен-Мартен. Выбор там небольшой, но и мясо, и рыбу готовят хорошо. Были еще веселые мексиканцы на Сен-Жермен, которые сами уже не понимали – мексиканцы они, французы или, может быть, баски или еще кто, – так все запутались в матримониальных связях, родных очагах и исторических родинах. Там было решительно не ясно, что именно они готовят, но было на удивление вкусно. На Маре всегда было два-три хороших еврейских ресторана, где, правда, готовили немало арабских блюд, что погоды, разумеется, не портило, а настроение поднимало. Чудесно было выпивать и закусывать возле Бастилии, там тьма симпатичных местечек, только успевай выбирать. Латинский квартал и окрестности Люксембургского сада – тоже ареал, благоприятный для гастрономических прогулок. Что и говорить, в Париже едят все и всё: зверей и птиц – на здоровье, морских гадов и травки – за милую душу, улиток и сырную плесень – за обе щеки /ил. 24/.

| 24 | В Париже едят всё…

Едоки здесь живут знатные. Есть ставящие перед собой трудно выполнимые задачи, есть нежные, чувствительные особы, есть личности, тщательно пережевывающие пищу.

Разные люди – разные судьбы.

Страсть и азарт царствуют на рынках, которые раз-два в неделю открываются по всему городу на бульварах и широких улицах. Там настоящая жизнь! Когда я жил у Бастилии, в студио на мансарде, как и положено солдату армии искусств, я любил по вторникам и субботам выходить на бульвар, с утра превращавшийся в шумное торжище. Накануне вечером на нем расставляли в три ряда тенты, и на следующий день тихую аллею, где на скамейках выпивали местные алкаши, а пенсионеры играли в петанк, было не узнать. Везде кипела торговля. Ближе к площади продавали овощи и фрукты. Тут всегда были канадские яблоки с шершавой кожицей – зимний сорт, который во Франции пускают на варенье, но мне они очень нравятся свежими. По вкусу немного смахивают на антоновку, но они слаще и сочнее даже уже весной. Здесь всегда был спелый инжир, волшебно-фиолетовый и напоминающий клубнику с привкусом огурца. Из прочих радостей тут был фенхель, которого на северо-западе России долгое время вовсе не знали, сейчас его продают и у нас, но обычно не очень свежим. Поход на рынок был приятен и тем, что тут никого никогда не обманывали, не надо было считать в уме, сколько должны дать сдачи. К этому пришлось некоторое время привыкать.

Самым волнительным местом были сырные ряды. Пахло здесь невыносимо. Но я почему-то очень люблю этот кислый плесневый аромат, раздающийся из сырных лавок по всему бульвару. И ароматом его называют из вежливости, а так, конечно, это просто вонь. Сыров на рынке было в изобилии: и мягкие творожные козьи, и сколы трехлетних выдержанных, похожих на серные камни, и твердые желтые ломти Канталь, и моцарелла в мутном рассоле, и подплавившийся бри… я выбирал два совсем разных сыра, хотя больше всего люблю Конте и Канталь.

В соседних колбасных рядах вас тоже не оставляло чувство полноты бытия. Здесь были копчености на все вкусы, особенно дружественная козлятина. И это еще не все. Морские гады от мала до велика! Рыба, рыбины, рыбки, рыбешки, рыбулечки! Рыбь! Рядом прилавки ломились от изобилия оливок, специй, а за ними шли ряды, где торговали хозтоварами и всякой всячиной. Туда я ходил редко.

Публика на рынке не суетилась, а планомерно делала покупки. Люди совершали свой повседневный подвиг: были предприимчивы, расчетливы и трогательно галантны, даже когда покупали полтора кило картошки.

* * *

В новом оперном театре «Бастилия» нет ложи ни для царя, ни для президента. Акустика рассчитана так, чтобы было хорошо слышно и на верхних рядах балкона, и на последнем ряду бельэтажа. Сцену видно тоже почти отовсюду целиком. Разумеется, первые двадцать рядов партера выгодно отличаются от других мест, но сама идея этого театра – равенство всех в него пришедших. Здесь неуместно разыгрывать из себя аристократическую особу или светского льва. Перед спектаклем в «Бастилии» всегда продают пару десятков дешевых билетов. Есть те, кто считает, что в этом театре все устроено уж слишком по-простому, и ему недостает торжественности и праздничности. Большинство публики не одевается специально, как на светский вечер, а приходит в повседневной одежде. Сама обстановка напоминает дом культуры, да и интерьеры здесь, конечно, довольно безвкусные. Зал «Бастилии» рассчитан как функциональное пространство, красивым его не назовешь. Но здесь оптимальные условия для того, чтобы слушать музыку и смотреть спектакли. В «Бастилии» в самом деле ставят качественно, а некоторые постановки – выдающиеся. Бывает, поставят и какое-нибудь занудство или что-нибудь не слишком оригинальное, – но оркестр и в этом случае никогда не фальшивит, солист не дает дрозда, а декорации не застревают на полпути к сцене. На Мариинский и русские театры это мало похоже.

Я тут смотрел много разного. В первый раз придя в «Бастилию», я случайно попал на «Троянцев» Берлиоза, которыми она в свое время открылась. Выдержать это многочасовое прославление французского духа, который никак не может одолеть Вагнера, было серьезным испытанием. Сначала все казалось интересным: и неожиданная смена декораций, и точное, вышколенное исполнение, и сама идея начать жизнь нового театра с реванша за поражение Берлиоза, не сумевшего превзойти гения Байрейта. Но уже через час «Троянцы» вынимали душу, как старая, запиленная пластинка с гимном, заедающая в нескольких местах. Даже в четырехчасовом сокращении, из которого были изъяты балетные сцены, это шоу запоминается раз и навсегда нездешней тоской. Напрасны эти амбиции – быть центром всего и вся, преобразить пресловутую узницу в храм свободы, равенства, братства и народного искусства, диктовать моду, воспевать французский дух как воплощение подлинной европейскости. На ступенях перед новой цитаделью искусств тусуются тинейджеры. Арке, выдвинутой перед фасадом, расслаивающимся на несколько этажей, не охватить все это многообразие жизни, которому минут за тридцать до начала спектакля особенное своеобразие придают спекулянты, сбывающие билеты в партер за полцены.