Читать книгу "Самвел - Раффи"

После ухода Иусика в приемную палату вошел старик, сухой и тонкий, как скелет. Голова и борода его были совершенно белые, холодное лицо цвета пергамента, с резкими чертами говорило о твердом характере. Казалось, он сам не знал, зачем пришел, но вскоре нашел себе занятие. Он стал ходить от одного предмета к другому, рассматривать каждый, переставлять с места на место; подошел к стоявшим в углу пикам и копьям и, взяв одно из них, перенес в другой угол, а копье правого угла переставил в левый. Посмотрел на пику и, заметив, что она стоит косо, поправил ее. За этим занятием застал его вошедший в комнату Иусик.

– Разве это твое дело? – сказал Иусик, хватая старика за руку. – Опять пришел, чтобы все перепутать?

– Молчи, щенок! – крикнул старик и с такой силой отшвырнул Иусика, что, не обладай тот ловкостью кошки, он, наверное, рассыпался бы, как штукатурка, по полу.

– Тише, милый Арбак, – взмолился юноша, – князь еще спит.

– Спит… – насмешливо протянул старик, – нашел время спать! Ничего, сейчас проснется…

Шум в приемной палате действительно разбудил Самвела. Старик Арбак был дядькою Самвела. Молодой князь вырос у него на руках; поэтому Арбак и вел себя с такой непринужденностью. Это был старый воин с суровым и чистым сердцем. Несмотря на свой возраст, он сохранил свежесть мужественной души. Самвел уважал этого человека, уважал его старость и его нестареющую храбрость. И теперь еще стрела, пущенная стариком, попадала в цель, его глаз не утратил меткости. Арбак был учителем Самвела во время охоты и военных упражнений; он учил его бегать, прыгать с крутизны, укрощать строптивого коня, стрелять из лука и пробивать стрелою железную броню, – эти упражнения делались и на медных досках; учил одним взмахом меча отсекать человеку голову или с размаху разрубить его пополам, – эти опыты производились на животных.

Учил переносить голод и жажду и спать под открытым небом, на голой земле. Словом, Арбак развивал в Самвеле те качества, какими должны были обладать в ту суровую эпоху дети нахараров, для того, чтобы стать хорошими воинами и храбрыми людьми. Основы нравственного воспитания дядьки Самвела были весьма несложны. Они состояли лишь из нескольких требований: не лгать, исполнять данное слово, быть милосердным к больным и слабым, быть верным царю и отчизне, довольствоваться малым и быть воздержанным. Более же углубленное нравственное и духовное воспитание Самвела было поручено особым педагогам, которые обучали его религии, языкам и наукам. Эти учителя приглашались из находившегося поблизости Аштишатского монастыря.

Арбак, как человек очень скромный, предпочитал, чтобы о нем говорили другие. Но временами, когда кому-нибудь случалось рассердить его, он напоминал провинившемуся о своей родовитости. «Я не какой-нибудь подкидыш», – говорил он в таких случаях. Арбак особенно любил рассказывать о том сражении, во время которого персы разрушили плавучий мост на Евфрате и не хотели пропустить Юлиана, а армяне, прогнав персов, открыли дорогу Юлиану. «Ах, если бы я знал, каким недостойным окажется Юлиан», – этими словами заканчивал обычно он свой рассказ.

Всякий раз, как Арбаку рассказывали какие-нибудь военные чудеса, он неизменно отвечал: «А вот когда мы дрались у Евфрата…», и затем излагал историю боя у плавучего моста. Он не мог простить Юлиану Отступнику его поступок с армянским царем Тираном, послуживший причиной гибели выдающегося армянского первосвященника.

Наконец Самвел, вышел из опочивальни и, увидев Арбака, приветствовал его словами:

– Здравствуй, Арбак, что скажешь?

– Будь здоров! – ответил старик и, поджав ноги, уселся на ковер.

Он не любил сидеть на высоких креслах и диванах, считая такой обычай смешным. «Это значит садиться на деревянного коня, который не двигается», – говорил он, выражая свою иронию в форме такой загадки.

– Хорошо, что пришел, Арбак, – сказал Самвел. – Я хочу сегодня отправиться на охоту.

Старик улыбаясь ответил:

– Поглядите-ка на этого охотника: нечего сказать – раненько изволил подняться. Солнце-то уж на целых пять джид21 поднялось на небе.

Этим он хотел сказать, что солнце поднялось над горизонтом на высоту пяти пик. Пика являлась для Арбака мерой, с помощью которой он измерял любое расстояние.

Упрек старика был справедлив. Самвел никогда не имел привычки вставать так поздно. Кроме того, на охоту отправлялись обычно до восхода солнца.

Самвел стал оправдываться говоря, что прошлой ночью ему не спалось и что он уснул лишь на рассвете. Но эти объяснения совершенно не убедили Арбака. Он полагал, что раз молодой человек по ночам не спит, значит ему в голову лезет всякая «чертовщина», а это он находил крайне недостойным.

На Самвела он привык смотреть как на ребенка, который когда-то не умел высморкать нос в платочек, данный матерью. Он никак не мог примириться с тем, что ребенок этот уже вырос, возмужал, имеет собственную волю и желания. Хотя Самвел давно вышел из-под его опеки, но, уважая старика, иногда обращался к нему за советом. И тогда Арбак становился крайне требовательным.

Теперь, уступая мольбам своего питомца, он сказал:

– Ну, если уж едешь, пойду прикажу подать тебе гнедого.

– Почему гнедого? Ты же знаешь, что мой любимый конь белый.

– Белый пока не годится, – ответил Арбак деловитым тоном. – Этот негодяй, как я заметил, все еще дурит. Он когда-нибудь доведет тебя до беды.

Самвел ничего не возразил, но предупредил его, что возьмет с собою только двух слуг и двух борзых. Арбаку это показалось очень странным, так как он привык соблюдать строго все обычаи и правила охоты. Всякий раз, когда князь отправлялся на охоту, его сопровождали десять – двадцать всадников и такое же количество собак. За несколько дней до охоты рассылались приглашения сыновьям соседних нахараров. Наконец, заранее назначались приготовления. «Что это ему вдруг сегодня с утра взбрело в голову скакать на охоту… и только с двумя всадниками?.. Виданное ли дело? Прилично ли это молодому князю?»

Но Самвел поспешил успокоить старика. Он объяснил, что ему скорее хочется просто прогуляться, чем охотиться, потому что чувствует себя плохо, прогулка несколько развлечет его.

В замке уже знали о близком возвращении спарапета Вагана из Тизбона, но подробности, сообщенные гонцами, конечно, никому еще не были известны. Самвелу хотелось узнать, какое впечатление произвела эта весть на старика.

– Знаешь, Арбак, отец возвращается… Теперь он спарапет Армении.

Арбак вместо ответа провел рукой по голове и принялся усердно потирать лоб. Казалось, он затруднялся с ответом.

– Что же ты молчишь?

– Плохо это пахнет! – прямодушно отрезал старик и начал еще энергичнее потирать себе лоб.

– Почему, Арбак? Разве так можно говорить? – спросил Самвел, представляясь обиженным.