Читать книгу "Полководцы Великой Отечественной. Книга 4. Георгий Жуков - Михаил Мягков"

В августе Сталин пригласил в Москву генерала Эйзенхауэра. Поскольку он считался гостем отца, они уехали вместе. Мы оставались в Потсдаме. Приглашение было приурочено ко Дню физкультурника, назначенному в Москве на 12 августа. Эйзенхауэр пробыл в Москве пять дней, и все эти дни они тесно общались, обменивались впечатлениями о прошедшей войне, взаимно интересовались особенностями проведения тех или иных операций.

Мне папа отдал, когда я поступила в институт, подаренный Эйзенхауэром красивый, из крокодиловой кожи портфель, в углу которого была серебряная монограмма с дарственной надписью. Чтобы не привлекать внимания студентов к этому портфелю, монограмму сняли, и, к сожалению, она потерялась.

Быстро летело время, заканчивались каникулы, и впереди была учеба. Об опоздании к началу занятий не могло быть и речи, предстояло возвращение в Москву, учеба в десятом классе. Папа еще и еще раз напоминал об ответственности, о том, что впереди выбор жизненного пути.

Вернулись мы в Москву без папы, начались школьные будни. Папа время от времени приезжал, и можно было обо всем поговорить и все обсудить. Как всегда, когда он был дома, я и Элла старались от него не отходить, чтобы не пропустить какого-нибудь интересного рассказа.

С некоторой грустью и разочарованием папа рассказывал о состоявшемся 7 сентября 1945 года совместном с союзниками параде, который он принимал. Дело в том, что, как было заранее спланировано и согласовано четырьмя представителями союзных войск, парад должны были принимать главнокомандующие войсками всех четырех держав. В последнюю минуту, однако, поступила информация, что главнокомандующие союзных войск не смогут присутствовать на параде. Причина их отсутствия осталась неизвестной.

В назначенное время у Бранденбургских ворот в торжественной обстановке парад был проведен. С нашей стороны в нем участвовали подразделения частей, штурмовавших Берлин, со стороны союзников – части оккупационных войск и гарнизонов соответствующих секторов Берлина.

В конце 1945 года над папиной головой опять начали сгущаться тучи. На созванное в Москве военное совещание его не пригласили. На этом совещании Сталин заявил, что Жуков, мол, преуменьшает роль Ставки и приписывает все заслуги себе. Уже тогда присутствовавшие военачальники не выступили в защиту своего соратника, что в дальнейшем имело свое мрачное продолжение. Невзирая на эти тревожные симптомы, папа продолжал много работать, в частности над вопросами демократических преобразований в советской зоне Германии. Он часто встречался с немецкими руководителями, они вместе реализовывали планы по улучшению положения местного населения.

В конце марта 1946 года из Германии были отозваны Эйзенхауэр и Монтгомери. В телефонном разговоре с папой Сталин заявил, что ему тоже, пожалуй, пора возвращаться в Москву. На вопрос, какую он хотел бы занять должность, папа ответил, что готов работать на любом посту.

В апреле 1946 года папа был назначен главнокомандующим Сухопутными войсками. Как всегда, он был полон решимости энергично взяться за дело. Но ему не дали. Начался активный сбор компромата. Дирижировали всеми действиями Берия и Абакумов.

В те же дни на состоявшемся заседании Высшего военного совета, в котором участвовали маршалы Советского Союза и маршалы родов войск, Сталин предъявил присутствовавшим показания бывшего командующего ВВС А. А. Новикова. Из них явствовало, что, мол, маршал Жуков, умаляя роль в войне Верховного Главнокомандования и Ставки, приписывает себе все заслуги в войне, возглавляет заговор в целях осуществления военного переворота.

Выступившие после прочтения этих выбитых побоями и пытками показаний члены Политбюро ЦК партии Маленков и Молотов поддержали наветы Новикова. Дали слово маршалам А. М. Василевскому, К. К. Рокоссовскому и другим. Они, отметив недостатки и ошибки в работе отца, а также особенности его крутого характера, не согласились с тем, что он замыслил заговор. Особенно горячо выступал маршал бронетанковых войск Павел Семенович Рыбалко. Обратившись к Сталину, он решительно заявил, что не верит тому, что маршал Жуков – заговорщик.

Тем не менее отец был освобожден от занимаемой должности, прослужив в Москве всего около двух месяцев. Уже в июне 1946 года он прибыл в Одессу на должность командующего войсками Одесского военного округа. Тогда же на даче был произведен негласный обыск в поисках каких-либо компрометирующих материалов.

В конце лета я поступила в Московский государственный институт международных отношений (МГИМО). Экзамены я не сдавала, так как окончила школу с серебряной медалью, прошла только собеседование в присутствии нескольких профессоров и дипломатов. Приемную комиссию возглавлял М. А. Силин, начальник управления кадров МИД, и все абитуриенты здорово побаивались и волновались. На летние каникулы отправились к папе в Одессу.

Город поразил меня своей непохожестью на все другие, где мне приходилось прежде бывать. Много белых зданий, масса зеленых насаждений, великолепный, напоминающий Большой, театр оперы и балеты. Неизгладимое впечатление произвел и знаменитый Привоз – яркий и шумный одесский рынок, на котором, по-моему, можно было купить все что угодно.

Мы провели в Одессе не так уж много времени. Папа полностью вошел в свои дела, часто ездил в войска, увлекся работой и как будто бы отошел от нанесенного ему удара. Сказалась присущая ему выдержка, умение не раскисать в трудных ситуациях, сила воли, соединенная с уверенностью в своей правоте. Папа много рассказывал о своих служебных поездках в Кишинев, Тирасполь и другие города.

Офицер охраны С. П. Марков потом вспоминал такой случай. Как-то зимой отец поездом направился на штабные учения в Тирасполь. Из-за сильной бури и снежных заносов железнодорожное движение было остановлено. «Можно было отменить или перенести на день-два проведение учений. Но это было не в характере Жукова, – отмечал Марков. – Вызвали маленький самолет Ан-2, и учения начались точно в назначенный срок». Как это все характерно для отца: предъявляя строгие требования к подчиненным, он не давал поблажек и себе.

В Одессе и других местах отец много встречался с людьми. Ему, конечно, было приятно, что, несмотря ни на какие указания местных партийных руководителей (а такие были), люди относились к нему по-доброму и даже с восхищением. В августе папа получил отпуск – свой первый послевоенный. Всей семьей мы отправились в Сочи, куда затем приехал из Польши К. К. Рокоссовский с женой и дочерью. После отдыха я и Элла вернулись в Москву, а папа с мамой – в Одессу.

В Москве наша с Эллой жизнь шла своим чередом. Я занималась в институте, следила за учебой сестры. В письмах и по телефону получала указания родителей, вела хозяйство.

Летние каникулы 1947 года также прошли в Одессе. Я уже окончила первый курс института, чувствовала себя полноправной студенткой. Папа много расспрашивал об учебе, новых друзьях, моих интересах, и не просто так, а заинтересованно.

В то время у меня окрепла дружба, перешедшая затем, как говорят, в роман, с моим будущим мужем Юрой Василевским. Папа, естественно, об этом знал и не мешал нашим отношениям. Однако он старался внушить мне, что спешить с браком не следует и что на первом плане должна быть учеба.