Читать книгу "Под шляпой моей матери - Адельхайд Дюванель"

Однажды, это было спустя примерно полгода после того, как съехал Вегге, Йогги случайно узнал, что Вегге писал письма не только ему, но и Кларе, одной длинноносой девушке; в пивной, где Йогги мыл стаканы, она показывала письма подруге и прочитала: «Ты знаешь, что я Тебя люблю. Поэтому не заставляй меня ждать. Телеграммы будет достаточно».

Йогги почувствовал горячий укол в сердце; это была ревность — да, он знал, это была ревность. Вегге мог писать только ему и никому больше.

В тот вечер Йогги не сразу закрыл ставни, а подвинул к раскрытому окну стул, чего он еще никогда не делал, и посмотрел на людей, на машины, дома. На карнизе дома напротив перед закрытым окном третьего этажа сидела кошка и жалобно мяукала: наверное, люди ушли и забыли впустить животное. Она сидела на головокружительной высоте на узком камне и как будто плакала. Йогги испугался, что кошка прыгнет вниз. Он с удивлением заметил, что его глаза были полны слез.

Первая бетонная церковь Европы

Осень наложила на дома свои руки из света, как будто хотела согреть холодные стены, но и руки из света холодны. Память пожилой дамы свернулась, как спящая летучая мышь; днем она спит, но по ночам ищет добычу. Одним хмурым днем мужчина в проезжавшем мимо трамвае показал на дом пожилой дамы и сказал: «В этом доме всю ночь горит свет».

Дом, в котором живет пожилая дама, перестраивают. Новый владелец ничего не понимает в ремонте. Газомер болтается в пустых дверных проемах, почтовый ящик прикручен проволокой к лесам снаружи, в туалете не работает слив, а ванна вырвана с корнем; везде пыль, и все, даже одежда в гардеробе (у пожилой дамы нет платяного шкафа), покрыто тонким ее слоем. Иногда пахнет газом; не исключено, что скоро дом взлетит на воздух.

Однажды ночью пожилая дама знакомится в красном кафельном помещении у вокзала с девушкой Анитой, они обе сидят за красной кафельной стойкой и пьют чай — пожилая дама пьет чай с ромом; пожилая дама обратила внимание на тонкие пальцы девушки в изящных серебряных колечках. Под ногтями грязь; Анита чистит их шпилькой. Она говорит, что спит в ночлежке, и просит сигарету. Анита идет с пожилой дамой домой; там они сидят перед лилией в вазе; пожилая дама ставит перед цветком горящую свечу, поворачивается к Аните и тихо говорит: «Она смотрит на тебя». Анита ставит свечу за лилию; чаша цветка наполняется тенями, но края лепестков сияют. Анита опускается на пол и кладет голову пожилой даме на колени; та касается губами волос Аниты, которые напоминают ей беличий мех: они короткие, взъерошенные и темно-рыжие; может быть, крашенные хной. «По воскресеньям я всегда хожу на службу; в первую бетонную церковь в Европе, — говорит Анита, — а по будням с утра разношу газеты».

Позже Анита ложится рядом с пожилой дамой в кровать; ей кажется, что она слышит свое дыхание спустя полсекунды после того как вздохнула. Это неприятно, как будто перед ней скачет мяч, который она никак не может поймать. Тяжелая рука пожилой дамы, которая жжет как перец, ложится на голое плечо Аниты. Когда пожилая дама одна, она обычно спит с тряпичной куклой на животе. Сначала Анита боялась, что пожилая дама будет гладить и целовать ее, но она лишь играючи провела указательным пальцем Аните по позвоночнику. «Здесь ты дома, — сказала она, — ты можешь пользоваться всем; все для тебя: ключ от почтового ящика, полки». Анита не может этому поверить.

Утром, пока пожилая дама варит на кухне кофе, Анита видит молодого человека, который проходит мимо окна, опустив голову, а затем покупает газету в киоске на другой стороне улицы. Она выбегает из дома, бежит по перекрестку на красный; автомобилисты сигналят. Она покупает в киоске сигареты; молодой человек улыбается ей и легонько хлопает газетой по голове. Мимо, как раненый заяц, проносится коричневый лист вяза.

Когда Анита вернулась в дом, она увидела опрокинутую настольную лампу; раскаленная лампочка лежит на книге без обложки, «Дети Бэмби». От книги пахнет; она чуть не загорелась. Анита изо всех сил дует на книгу. Теперь на каждой странице до середины коричневое пятно.

Когда пожилая дама вносит кофе — рабочий сверлит в стене рядом со столом дыру, — Аниты нет; чуть позже женщина замечает, что с ночного столика исчезла золотая брошь. Она плачет. Она видит, что крыши и немногочисленные листья вяза за окном побелели, хотя снега и не было. Она прочитала на следующий день в газете, что все дело было в «промышленном снегопаде», явлении, которое случается при совпадении низких температур, загрязнения воздуха и сильного тумана. Плотные частицы близкого к почве тумана покрываются грязью из воздуха. Если плотность загрязнения достаточно высока, эти частицы выпадают на почву в виде снега. «Может быть, Анита принимает наркотики», подумала пожилая дама, прочитав статью. Теперь пожилая дама каждое воскресенье ходит в своем пыльном пальто в первую бетонную церковь в Европе; обычно службу проводит патер Цюрни. Патер Цюрни прекрасный священник; с каждым разом он нравится пожилой даме все больше; он играет важную роль в ее жизни. Аниту она там так и не встретила.

Порядок

Я живу в доме, что на краю рапсового поля; позади огороды, и там в любое время дня и ночи кричит петух. Желтизна рапсового поля требует простора, это большой участок, по которому никому нельзя ходить. Кто подтвердит мне, что этот чужой росток у меня в животе действительно ребенок? Это и правда человек с двумя глазами, носом, ртом? А может, чудовище с синими крапинами и клювом? Его мысли будут мне чужды; для меня он будет кем-то, кто сосет мое молоко. Смогу ли я любить его? Будет ли он стоить любви? Я безработная, поэтому долго гуляю; однажды я встретила мужчин в черных колпаках, они тащили и толкали машину по гудроновой дороге; гудроновые дороги меня угнетают, потому что чаще всего они находятся на отгороженных территориях; улицы ведут прочь, наружу из замкнутости.

С тех пор как я беременна, у меня чувство, что один бок у меня размыт; как будто капля воды упала на рисунок тушью. Меня постоянно мучает мысль, что есть еще что-то, что я должна бы чувствовать. Что-то важное. Я хотела бы быть сверхчуткой, пьяной, я бы хотела каждую секунду испытывать разнообразные и острые впечатления. Я стою у стены; за ней есть что-то, что я непременно должна узнать.

Однажды вечером на краю рапсового поля я встретила женщину с ребенком: рапсовое поле это золотая рама. Я поздоровалась, сказала пару слов; женщина с улыбкой посмотрела на мой живот. «Однажды», рассказала женщина, «я сидела на стуле; ребенок стоял передо мной. Поддавшись внезапному импульсу, я склонила голову, словно искала защиты, на грудь ребенка. Ребенок обеими руками оттолкнул ее и положил мне на грудь свою голову: так он восстановил порядок». Перед тем как сказать это, женщина недостаточно глубоко вдохнула, так что воздуха до последнего слова не хватило, она смогла только выдохнуть. Она взяла ребенка за руку и пошла прочь широкими шагами, за ней засеменил ребенок.

Одиночество

Каштан победительно протянул бурые и белые соцветия в воздух: у него будут плоды. Те, кто смотрит внимательно, заметят, что на самом деле это два каштана; их ветви переплелись. У одного бурые, у другого белые соцветия, и поскольку эти деревья жених и невеста, цветы смешались в один большой букет. Проходя по тротуару мимо деревьев за изгородью, женщина со стройными ногами подумала, что постоянно влюбляется в прохожих, в юношей и девушек. Она сравнивает себя и молоденьких девушек: «Это мне не пойдет», — думает она, рассматривая тонкую щиколотку одной девушки, на которой сверкает серебряная цепочка. Она все время пытается мысленно образовать пары: она рассматривает бахрому скатерти, как будто это маленькие человечки; некоторые висят отдельно, некоторые ближе друг к другу, это влюбленные или братья с сестрами. У нее была тетя, Эмилия, которая познакомила и подвела под венец много пар; хотя два брака распались. Женщина знала тетю, когда была ребенком; она казалась ей величественной, своего рода богиней судьбы. Она умерла незамужней.