Читать книгу "Джефферсон - Игорь Ефимов"

Джон Адамc. Дневники

Лето, 1770

«Только после реставрации Стюартов парламент в Лондоне узурпировал право выпускать законы для американских колоний, которого он ранее не имел. Какое-то время мы подчинялись этой узурпации, частью по невежеству, частью по невнимательности, а частью по слабости и неумению сопротивляться. Я надеюсь, что со временем наши права будут осознаны и мы будем уравнены в них с другими подданными британской короны. Пока же я призываю исключить из печатных публикаций и официальных обращений такие выражения, как высшая власть парламента или подчинённое положение американских ассамблей парламенту. Нельзя мириться с положением, при котором жители одной части королевских владений становятся господами над жителями другой. Англия и Шотландия долго были отдельными государствами под властью одного короля, и это никогда не означало, что лондонский парламент может управлять Шотландией».

Из письма Бенджамина Франклина друзьям в Бостоне

ОСЕНЬ, 1771. ПОМЕСТЬЕ ФОРЕСТ, ВИРГИНИЯ

…В Небесах

Давно уже носился общий слух,

Что Он намерен вскоре сотворить

Подобный мир и населить его

Породою существ, которых

Он Возлюбит с Ангелами наравне.

На первый случай вторгнемся туда

Из любопытства иль в иное место:

Не может бездна адская держать

Небесных духов до конца времён

В цепях, ни Хаос — в непроглядной тьме.

В совете общем надо эту мысль

Обдумать зрело. Миру — не бывать!

Кто склонен здесь к покорности? Итак,

Открытая иль тайная война![1]

Джефферсон опустил книгу на колени и потянулся к стакану с оранжадом. Веранда была ещё в тени, и жара здесь не слишком донимала, но от чтения вслух в горле у него всегда пересыхало очень быстро. Стакан с лёгким стуком отклеился от стола, оставив липкий круглый след. Марта Скелтон перевязала пучок отобранной сушёной травки, подняла голову и сказала с улыбкой:

— Как символично, что вы остановились именно на этом месте. «Миру не бывать!» — это скоро станет любимым кличем виргинских мужчин. Но скажите, нет ли всё же опасности, что тайная война перейдёт в открытую?

— Американских патриотов вы готовы уподобить духам ада? Премного благодарен. Впрочем, с этим сравнением я ещё готов примириться. Но я никогда не соглашусь сравнить Георга Третьего с Творцом.

— Любая метафора имеет свои пределы. Если растягивать её до бесконечности, она, конечно, превратится в глупость.

— Судя по всему, английский кабинет одумался и идёт на попятный. Но мне сдаётся, они так и не поняли причин нашего возмущения. Им кажется, будто нами движет исключительно корысть и жадность. Отменив все пошлины и оставив лишь крохотную пошлину на чай, они воображают, что откупились от нас деньгами. В то время как речь идёт именно о принципе. «Никакого обложения без представительства». Будем читать дальше?

— Нет, давайте отдохнём от Мильтона. Расскажите лучше, как дела в Монтичелло? Как подвигается строительство?

— Вы хотите пересадить меня с одного любимого конька на другого? С политики на архитектуру?

— А потом ещё и на садоводство.

— Может быть, сейчас рано говорить, но, кажется, сад на южном склоне принялся превосходно. Видели бы вы его весной в цвету. В низине я сейчас высаживаю фиги, гранаты, орех. Всё пошло гораздо быстрее с тех пор, как я перебрался в законченный осенью павильон. Мы уже заложили фундамент главного здания и скоро примемся за стены.

— Я слышала, зимой вы даже принимали гостей.

— О, в моём павильоне есть всё необходимое для жилья — гостиная, кухня, холл, спальня, кабинет. Правда, всё это пока в одной комнате. Так что гостям моим после обеда приходится искать ночлега в Шарлоттсвилле.

— Не в Шедуэлле?

— Там всё ещё слишком тесно. Люси после замужества уехала, зато подросли близнецы и заполнили своей беготнёй весь дом. Иногда приезжает сестра Марта с детьми. Да и Элизабет не круглый день сидит в своей комнате.

— Бедняжка. Как она?

— По-своему счастлива. Подолгу может сидеть перед зеркалом, примерять наряды. Сестры дарят ей старые шляпы, бусы, браслеты. Считать она так и не выучилась, но помнит, где лежат её сокровища, и готова искать потерявшуюся брошку часами. В общем, беспокойства от неё немного. Только иногда, испугавшись чего-нибудь, она начинает кричать и биться. Негры её любят.

— Интересно, замечали вы сами, что ваши рассказы о Шедуэлле, о семье, о детстве похожи на очень подробную, скрупулёзную, изящно вырисованную карту с большим белым пятном посредине?

Она на секунду подняла на него взгляд, улыбнулась, не разжимая губ, и снова склонилась над работой. Отобранный пучок сухого донника исчез в медной ступке, и она принялась растирать его пестом, уминая торчащие наружу стебли.

— Вы имеете в виду миссис Рэндольф Джефферсон? Мою матушку?

— Главным образом. Но не только. Вы никогда не рассказываете… Не знаю, как это выразить… Ни о чём таком в вашей жизни, что доставило вам настоящую боль. Будто вам никогда не доводилось испытать стыд поражения, быть униженным. Даже в детстве. Порой я ловлю себя на том, что тоже пытаюсь выглядеть перед вами такой же неуязвимой. Но мне это нелегко.

Джефферсон почувствовал, что створки его невидимой раковины поспешно захлопнулись, но, как всегда, слишком поздно. Остриё уже торчало внутри. Он так и не научился улавливать заранее те моменты, когда обычная обезоруживающая мягкость этой женщины вдруг сменялась надменностью, приветливый тон — сарказмом. «Мысль, что я могу вас когда-нибудь утратить, — только она доставляет мне настоящую боль». Но вслух он этого не сказал.

Из освещенных солнцем кустов выскочил встрёпанный негритёнок лет шести. Влетев в тень, отбрасываемую верандой, он раскрыл было рот, но, разглядев чужого, испуганно умолк.

— Джеймс, ты ведь уже разбил себе нос на этой тропинке, — сказала Марта. — Если будешь так носиться, разобьёшь и голову.

— Да, мэм.

— Беги к маме и скажи, что я сейчас приду. Негритёнок подпрыгнул, сверкнул в воздухе светлыми пятками и исчез.

Марта высыпала на полотняный лоскут растолчённый донник, завернула его и уложила в миску. Затем ушла в дом, вернулась с котелком, полным кипятка, и залила им приготовленный свёрток. Тонкий аромат свежего сена поднялся из миски вместе с паром.

— Вы подождёте меня? Я ненадолго.

— Мне бы хотелось пойти с вами.

— О нет, прошу вас.

Она с таким испугом замотала головой, что Джефферсон удивлённо поднял брови.