Читать книгу "Синие ночи - Джоан Дидион"

Я по-прежнему слышу, как она подпевает.

I wanna dance.

Так же как я по-прежнему вижу стефанотис в ее косе, татуированную плюмерию, проступающую сквозь тюль.

И еще один кадр того свадебного дня в соборе Св. Иоанна Богослова по-прежнему стоит перед глазами — ярко-красные подошвы ее туфель.

На ней были туфли «Кристиан Лабутен» — бледный атласный верх, ярко-красные подошвы.

Подошвы бросились мне в глаза, когда она опустилась перед алтарем на колени.

14

До ее появления мы планировали поездку в Сайгон.

У нас были заказы на статьи из журналов, была аккредитация, жизнь кипела.

И вдруг нате вам, дочь.

Шел 1966 год. Американское военное присутствие во Вьетнаме достигло четырехсот тысяч человек, а американские стратегические бомбардировщики B-52 начали бомбить Северный Вьетнам — не лучшее время, чтобы ехать с грудным ребенком в Юго-Восточную Азию, однако у меня не возникло и мысли отказаться от поездки или хотя бы изменить маршрут. Я даже успела сходить в магазин и купить то, без чего, по моим представлениям, нам было не обойтись: льняные платья пастельного цвета от Дональда Брукса (себе) и цветастый зонтик от солнца из фирменного магазина французского льна Porthault (ей), как если бы нас ожидал комфортабельный перелет на борту самолета компании «Пан Американ»[31]и номер люкс в пятизвездочном отеле «Ле серкль спортиф»[32].

В итоге поездка в Сайгон сорвалась, но совсем по другой причине; мы отказались от нее не из-за Кинтаны, а из-за Джона, который не успевал до отъезда закончить книгу о Сесаре Чавесе, его Национальной ассоциации сельскохозяйственных рабочих и забастовке сборщиков винограда в Делано[33]. Про Сайгон я упоминаю здесь, только чтобы стало понятно, насколько превратными были мои представления о том, что значит быть матерью, тем более матерью приемного ребенка.

А как они могли быть другими?

В больнице Св. Иоанна в Санта-Монике нежданно-негаданно я получила на руки идеальную кроху. Дочь, о которой можно было только мечтать. Во-первых, красавицу. Hermosa. Chula. Это мне говорили даже случайные прохожие на улице. «У меня тут красавица родилась в больнице Святого Иоанна», — сказал Джону Блейк Уотсон. Он знал, что говорил. Отовсюду приходили платьица — подарки друзей и родных. Платьица висели в шкафу, все шестьдесят (я неоднократно их пересчитывала), облачка девственного батиста на крохотных деревянных вешалках. Крохотные деревянные вешалки тоже были подарком от всех наших тетушек, дядюшек и кузенов из Уэст-Хартфорда (со стороны Джона) и Сакраменто (с моей), которых маленькая красавица в одночасье и обрела, и осчастливила. Помню, что в день, когда нас навестила представительница калифорнийской службы опеки (обязательный визит с целью понаблюдать за кандидатом на усыновление в домашней обстановке), Кинтана успела щегольнуть перед ней в четырех разных нарядах.

Мы с представительницей службы опеки сидели на лужайке.

Кандидат на усыновление резвился у наших ног.

Я скрыла от представительницы службы опеки, что еще недавно на повестке дня кандидата на усыновление значилась поездка в Сайгон.

Как скрыла и то, что согласно обновленной повестке дня кандидату на усыновление вскоре предстояло временно переселиться в мотель «Старлайт» в Делано.

Домработница Арселия, покончив с уборкой спален и стиркой батистовых облачков, следуя полученным накануне указаниям, приступила к поливке.

«Полученные накануне указания» были частью большой подготовительной работы, которую я провела с Арселией в преддверии предстоящего визита представительницы калифорнийской службы опеки.

Мысль о том, что Арселия может неправильно ответить на какой-либо вопрос представительницы означенной службы, с первого дня не давала мне покоя: обрывки их воображаемого разговора роились в голове, как недописанный диалог к сценарию, не давали заснуть до четырех утра, а по мере приближения даты визита стали множиться с утроенной силой: а вдруг представительница службы опеки заметит, что Арселия говорит только по-испански? А вдруг попросит Арселию показать разрешение на работу? И каков будет ее вердикт, если она догадается, что присмотр за кандидатом на усыновление доверен нелегальному эмигранту?

Представительница службы опеки завела разговор о погоде (по-английски).

Я напряглась, заподозрив в этом подвох.

Арселия блаженно улыбнулась, продолжая поливку.

Я с облегчением выдохнула.

В эту секунду блаженная улыбка Арселии сменилась гримасой ужаса. Отбросив в сторону поливочный шланг, она схватила Кинтану на руки с криком: «Vibora!»

Представительница службы опеки жила в Лос-Анджелесе, она не могла не знать значения слова «vibora», «vibora» в Лос-Анджелесе значит «змея», а «змея» в Лос-Анджелесе значит «гремучая». Я была уверена, что Арселии показалось, но на всякий случай велела ей отнести Кинтану в дом, после чего поспешила успокоить важную гостью. «Это у нас такая игра, — соврала я. — Арселия делает вид, что видит змею. А мы над ней смеемся. Потому что вы же сами видите. Никакой змеи нет».

В саду, где резвилась Кинтана-Роо, не могло быть змей.

Только позже я поняла, что играла в нее, как в куклу.

Она ни разу не упрекнула меня за это.

Видимо, понимала, что, когда нежданно-негаданно в больнице Св. Иоанна в Санта-Монике человек получает на руки идеальную кроху, иначе и быть не может. Дома после крестин в католической церкви Св. Мартина Турского в Брентвуде мы угощали гостей сэндвичами с кресс-салатом и шампанским, а позже тем, кто дождался ужина, довелось отведать моих жареных кур. Дом, который мы тогда снимали, принадлежал Саре Манкевич, вдове Германа Манкевича[34]. Вдова уехала в шестимесячное путешествие, предварительно изъяв из шкафов всю дорогую фарфоровую посуду и спрятав в надежное место Оскара, полученного ее мужем за «Гражданина Кейна» («А то, знаете, — объяснила вдова, — зайдут к вам друзья, напьются, лапать начнут»), однако тарелками минтоновского фарфора (с тем же узором, что и на минтоновской мозаике, украшающей колоннаду к югу от фонтана Вифезды в Центральном парке) она мне пользоваться разрешила. До крестин я к минтоновским тарелкам не прикасалась, но в тот день выставила всю стопку на стол рядом с блюдом жареных кур. Помню, как с одной из этих тарелок Диана ела крылышко. Помню крапинку розмарина, налипшую на ее безупречно наманикюренный ноготь. Идеальная кроха спала в одной из своих длинных белых крестильных сорочек (у нее их было две, и обе подаренные, одна батистовая, другая льняная) в кроватке, полученной бесплатно в магазине «Сакс». Брат Джона Ник сделал несколько снимков. Глядя на них сегодня, я поражаюсь количеству женщин в костюмах от Шанель, с сигаретами между пальцев и в браслетах Дэвида Уэбба на запястьях. Это был период моей жизни, когда я искренне верила, что, жаря кур, чтобы потом подать их на минтоновском фарфоре Сары Манкевич, или покупая зонтик в Porthault, чтобы потом укрыть им мою маленькую красавицу от палящего сайгонского солнца, я исполняю свой материнский долг. Что он только в этом и заключается.