Читать книгу "Индиговый ученик. Книга 2 - Вера Петрук"

Тем не менее, все происходящее отличалось от его жизни в приюте не только скрипом парусов, плеском волн и шатающимся полом. Впервые он перестал ощущать на себе внимание и заботу желающих помочь слепому калеке. Команда приняла его равнодушно – пираты были заняты погрузкой провианта в трюмы и предстоящим плаванием. До странного пассажира капитана им дела не было.

Абир приставил к нему юнгу по имени Нуф, который не был похож на сиделку из приюта настолько, насколько мальчик отличается от девочки. Показав Регарди каюту, юнга без следа растворился среди незнакомых запахов и звуков.

Новый дом имел пять шагов в длину и четыре в ширину. Нуф доверительно поведал, что раньше в каюте тайно жила любовница Абира, которая умерла во время последнего плавания от укуса бешеной крысы. Крыс на корабле и в самом деле водилось много. По ночам их шуршание раздавалось громче скрипа корпуса и хлопанья такелажа на палубе.

Сундук, прибитое к полу кресло, низкий столик с тазом и кувшином для умывания – обстановка каюты разительно отличалась от роскоши отцовского особняка и покоев в Доме Света Амирона. Жившая в комнате женщина обладала поистине скромными запросами. Справлять нужду полагалось в гальюне на корме. Путь к нему Регарди выучил в первую очередь, так же, как и дорогу до каюты Абира. Это была жизненно важная информация.

Большую часть его нового дома занимала кровать, похожая на гроб с высокими бортами, обитыми мягким мехом. Арлинг мог лежать в ней целую вечность, слушая, как скрипит незнакомый мир, пахнущий солью и просмоленной древесиной. Иногда ему казалось, что корабль треснет по швам – так сильно били в борта волны. Но раздавался крик «Навались!», и галера начинала идти ровнее, воодушевленная силой крепких мужских рук. Все было слишком новым, однако Регарди уже давно перестал удивляться.

Наконец-то, он оказался в долгожданном одиночестве. Нуф приносил ему еду, вкус которой оставался незамеченным. Шатающийся пол заставлял его расставаться со всем проглоченным. Его навестил корабельный доктор, который посоветовал больше лежать, что Арлинг и делал. Абир приходил каждый день, но его визиты длились не дольше минуты. Судя по тому, как к ним постоянно заглядывали какие-то люди, внимания дяди добивались многие. Традиционный вопрос о здоровье, предложение выпить рому, пожелание поскорее поправится и заверение о том, что все будет хорошо, перемешанное с бранью на помощников и плохую погоду. А потом дядя исчезал, уступая место крысам, тошноте и тревоге, которая временами граничила с отчаянием.

Дни потекли плавно и тихо, повторяя движения «Черной Розы», которая не спеша рассекала морские воды, унося его в неизвестность. Арлинг не знал, куда они направлялись, Абир же не спешил рассказывать. Может, ждал вопроса, который так и не был задан.

Из каюты Регарди почти не выходил. Когда тошнота и головокружение одолевали его так, что ему хотелось вспороть себе живот, Арлинг цеплялся за дверь и болтался на ней, слушая рев моря и стоны большого тела корабля, частью которого он стал. Страх приходил неизменно – иногда сразу, с первым порывом холодного ветра в лицо, а порой дожидаясь колючих брызг волн, которым удавалось перелететь через борта и палубу. Арлинг сжимал зубы и терпел, сколько мог, но обычно его сопротивление длилось недолго.

С облегчением сдавшись, он возвращался в каюту, ложился в свой гроб и начинал думать. Тошнота уходила, зато приходили мысли. Ему хотелось мечтать о Магде, но вместо знакомой незнакомки почему-то вспоминался отец. Абир еще в дороге рассказал ему о своей затее – подстроить похищение Арлинга бандитами.

По планам дяди, разбойникам не повезло. В лесу недалеко от приюта у них случилась драка. Между собой или с другой бандой – неважно. Главное, что выживших не осталось. Прирезали даже похищенного, окровавленную одежду которого должны были найти в кустах. Чтобы Элджерон поверил в смерть сына, люди Абира вместе с одеждой подкинули обрубок ноги, одетый в сапог Арлинга. Кому дядя отсек конечность ради достоверности сценария, Регарди не спрашивал, уверив себя, что этим целям послужил какой-нибудь недавно усопший молодой матрос. Сейчас, лежа в похожей на гроб кровати, Арлинг поверил, что затея Абира удалась – он, как никогда, чувствовал себе мертвым.

Пытаясь представить лицо отца, когда ему сообщили о смерти сына, Арлинг долго ворочался с боку на бок – образ не приходил. Наверное, Элджерон должен был спокойно выслушать вестника дурных новостей и, не меняя выражения лица, заняться своими делами, от которых его оторвали. А вечером, оставшись наедине, он налил бы себе стакан водки, осушил его одним махом и вычеркнул непутевого сына из жизни.

А еще отец мог не поверить. В таком случае во все стороны Согдарии уже сейчас были разосланы ищейки и гонцы, обещавшие золото и власть в награду тому, кто найдет пропажу. Но был и третий сценарий. Отец мог не поверить в его похищение и смерть, но похоронить его одежду и публично скорбеть по гибели наследника. Это был бы самый лучший вариант. Он означал бы то, о чем Арлинг давно мечтал, но получил только тогда, когда потерял все. Пусть и слепой, но теперь он мог сам выбирать свой путь.

Регарди переворачивался на другой бок и вспоминал день, когда отец подарил ему Дарсалама. То были редкие мгновения согласия и счастья – оба страстно любили лошадей. Ему вспоминалась первая поездка на Дарсе – он впереди, с глупой улыбкой на лице, отец – позади, с едва заметной довольной ухмылкой на губах. Таких дней больше не повторялось.

Арлинг натягивал одеяло на голову и гнал отца из головы, зовя Магду, но вместо нее приходил Даррен. Он маршировал на плацу в парадной форме военного офицера. У него была аккуратно постриженная борода и начищенные до блеска сапоги. Монтеро стал еще выше, затмевая своим величием солдатню, которая вытянулась перед ним в раболепном страхе. В руках у бывшего друга блестел клинок, и его кромка была замарана кровью – мясник успел отрубить не одну голову. Даррен вышагивал вокруг большой кучи голов с выколотыми глазами.

Сон повторялся из ночи в ночь, затягивая Арлинга в пучину кошмаров, пока однажды к нему, наконец, не явилась Магда. Весь день штормило, и единственным утешением Регарди было то, что бешеная качка свалила не только его, но и половину команды, о чем ему поведал Нуф, который принес с утра каши и не появлялся до следующего утра. Арлинг то просыпался, то снова проваливался в сон, пока реальность перестала иметь какое-либо значение. И тогда пришла она.

Фадуна тихонько присела на край кровати-гроба и погладила его по голове. Это было похоже на глоток воды после долгой жажды. Арлинг поймал ее руку и горячо прижал к губам. Качка сразу прекратилась, и мир перестал бешено раскачиваться из стороны в сторону, превратившись в послушного пса, замершего у их ног. Магда запела. Она часто пела странные песни, из которых он не понимал ни слова, но которые был готов слушать бесконечно. Он и сейчас не понимал ее. Голос Фадуны становился все глуше и неразборчивей, пока не превратился в шум волн и мерный плеск весел. Как всегда, их встреча была недолгой.

Проснувшись, Арлинг еще долго лежал в кровати, пытаясь понять, что изменилось в окружающем его мире. Ему казалось, что в воздухе до сих пор витал запах Магды, словно она действительно приходила к нему из царства мертвых. Перевалившись через стенки кровати и нащупав трость, Регарди, наконец, понял – его больше не тошнило, хотя пол под ногами по-прежнему качался, а в борта «Черной Розы» с неистовой силой били волны. Фадуна по-прежнему творила с ним чудеса – даже на столь далеком, непреодолимом для обоих расстоянии.