Читать книгу "Следы на мне - Евгений Гришковец"

Чем, кем и как работаю я, ему было непонятно. Он спросил меня об этом вскоре после нашего знакомства, извинился за вопрос, покраснел и объяснил своё любопытство просто соседскими соображениями.

Я сказал, что работаю в маленьком студенческом театре, делаю спектакли. Выражение его лица показало непонимание, о чём я говорю и сомнение, мол, не хочешь — не говори. Он вообще относился ко мне немножко снисходительно, как к человеку, который с профессией не разобрался и в бирюльки играет. Только после того, как у нас родилась дочь Наташа, он стал относиться ко мне, как к нормальному человеку.

Коля всегда помогал, если мог. Уговаривать его не приходилось. Причём, он помогал всем, кто к нему обращался. Сколько он перевёз на своём грузовике мебели, холодильников, пианино и прочих крупных предметов доброй половине жильцов всего нашего дома.

Коля и его семейство жили очень тихо, ложились спать рано, празднеств не устраивали. Прекрасные соседи, лучше не придумаешь.

Не могу ничего подобного сказать про тех соседей, которые проживали снизу и сверху.

С верхним нашим соседом мы познакомились не сразу, а только месяца через два после заселения. Его попросту не было, и потолок был эти два месяца зоной тишины и спокойствия. Мы знали, нам кто-то сказал, что над нами будет жить участковый милиционер. Мы обрадовались такой информации. Мы решили, что безопасность и надёжность, исходящая от представителя закона, который будет совсем близко и к которому можно будет по-соседски обратиться — это благо и везение. Какие мы были наивные!

Он появился, и мы сразу об этом узнали, потому что в ванной комнате потекло с потолка. Я помчался наверх. Дверь мне открыл пьяный молодой мужчина. Он был в синей милицейской рубашке, полосатой тельняшке под рубашкой, длинных трусах и носках. Волосы его были совсем светлые, глаза тоже светлые, даже белёсые, а на лице не видно было никаких эмоций.

— Снизу? — спросил он.

— Да, снизу, — ответил я. — Нас заливает.

— Ну, не сильно заливает, сам не заливай. Всё уже, воду выключил.

— Так может помощь нужна? Трубу или кран не сорвало?

— Да нет! Хотел ванну принять и уснул, а ванна переполнилась и все дела. Не суетись, сосед. Я приехал — покой закончился, извиняй!

Лицо его при этом было спокойным, голос пьяным, но без нажима. Он не угрожал, не хамил, не пугал и даже не предупреждал… Он констатировал, потому что знал, что говорил.

Не могу припомнить, как его звали. Был он старший лейтенант, женат, к моменту нашего знакомства, не был. Знаю, кто-то сказал об этом, что он успел повоевать в Афганистане, у него даже были какие-то боевые награды.

Он очень бурно в течение пары дней и ночей отмечал новоселье, но это, что называется, были цветочки. Его квартира почти сразу стала клубом одиноких милицейских сердец… Днём его никогда не было дома. Видимо, утром он уходил на службу и там же где-то обедал, и ужинал. Приходил он домой поздно, как правило не один и, по-моему, всегда пьяный.

Я только один раз побывал у него в квартире. Когда он нас затопил, зайти к нему мне не удалось. Но когда в одну ночь мы почувствовали сильный запах дыма, я побывал в его жилище. Мы с Леной не спали, я писал чего-то, Лена читала, и вдруг откуда-то потянуло дымом, причём, всё сильнее и сильнее. Я выскочил в подъезд. На лестнице и у лифта тоже клубился дым. Он шёл не снизу, а опускался сверху. Я побежал туда, дым там густел. Он явно выползал из двери квартиры участкового. Я звонил к нему и стучал. Звонил и стучал, было тихо. Я уже принимал решение вызывать пожарных, но вдруг услышал кашель и возню. Я усилил стук и звон. Дверь распахнулась, из неё вывалился наш сосед и дым.

Сосед кашлял и тёр глаза. Я заскочил в задымлённое помещение, квартира имела такую же нехитрую планировку, как наша. Я забежал на кухню, ослеплённый дымом, всё же на ощупь нашёл и открыл окно настежь.

На грязной электроплите стояла сковородка, дым валил из неё очень обильно. В сковороде чернели какие-то уголья. В этот момент ко мне присоединился хозяин квартиры, он схватил какую-то тряпку, (потом я разглядел, что это полотенце), взял сковородку и просто выкинул её в открытое окно.

Дым стоял повсюду, сосед кашлял, и глаза его слезились. Мы открыли окно и в комнате, зажгли везде свет. Дым быстро рассеивался, входная дверь осталась открытой, дым тянуло в подъезд.

В комнате из мебели был только диван, несколько разных стульев, шкаф с покосившейся дверцей, гитара и телевизор. На кухне был стол, пара табуреток, какой-то шкафчик и раковина, заваленная грязной посудой. На столе и на полу стояли пустые бутылки из-под пива и других напитков. Импровизированные пепельницы и окурки тоже были повсюду. В прихожей на стене была вешалка с шинелью и парой форменных курток. К двери, с внутренней стороны, скотчем был приклеен настенный плакат-календарь. С этого плаката улыбалась девушка в трусиках. У неё была очень большая грудь и милицейская фуражка на голове. Девушка держала руку под козырёк, отдавая честь.

Да, кстати, на диване лежал человек в милицейской форме, в куртке с погонами капитана, шапке, брюках и даже ботинках.

— Дышит, — сказал сосед, подойдя к дивану и прислушавшись. — Спасибо, брат! — добавил он спокойно, благодарности в его голосе не чувствовалось. — Спас. Я-то уснул на кухне. Яичницу с колбасой пожарил, называется. А вот Серёгу было бы жалко, — он пальцем показал на Серёгу, который спал на диване, — у него сегодня сын родился, уже второй. Отметили нормально. Во, бля, как бывает!

Больше я у верхнего соседа в квартире не был.

Заседания клуба одиноких милицейских сердец проходили над нами не каждую ночь, но пару раз в неделю стабильно.

Я думаю, что наш сосед оказался просто единственным неженатым обладателем собственной отдельной жилплощади среди своих коллег и сослуживцев. Приходили они всегда ночью. Заседания проходили обычно по одной схеме. Того, что там происходило, я, конечно, не видел, но звуки были такие: сначала пришедшие в квартиру над нами громко ходили, разговаривали все разом и смеялись, потом включали музыку, от этого говорить начинали ещё громче. Потом что-то волоком передвигали, видимо стол. Слышно было так хорошо, что отдельные фразы, особенно тосты, доносились отчётливо, музыка тоже звучала хорошо различимо. Так происходило час-полтора, потом музыку выключали и начинали петь сами, что было громче и мучительнее. Песни все я вскоре знал, чуть ли не наизусть. Но одну запомнил особенно, её пели хором и обычно несколько раз за заседание. В этой песне пелось про Кандагар, духов и Родину.

Иногда, но всё-таки не очень редко, у них случались перебранки и драки. Изредка эти драки перетекали в подъезд, и тогда становились слышнее и отчетливее. Пару раз над нами происходили массовые драки с падением тел, звоном стекла и падением мебели, видимо шкафа, больше там падать было нечему. Мы с Леной слушали этот грохот и надеялись, что клуб распадётся и прекратит своё существование. Но надежды были напрасны.

Периодически наш сосед и его коллеги приводили с собой представительниц прекрасного пола. Об этом говорили женский смех, визг, танцы, потом звуки оргии, а потом плач и крики приведённых ими дам. Один раз одну гостью вывесили за ноги из окна, она орала на всю округу, а ей несколько мужских голосов обещали её отправить в полёт (напомню, это был десятый этаж), если она не исправится и не пересмотрит своё поведение и отношение к милиционерам.