Читать книгу "Русская любовь Дюма - Елена Арсеньева"

Наденька похлопала ресницами. Ей было совершенно все равно, что он немного похож на государя императора и вдобавок несусветный умник. Ей было совершенно все равно, что сочинил или не сочинил этот человек. Наденька глаз не могла от него оторвать, и сердце ее так колотилось, что она поняла: нашла!

Наташа мигом сообразила, отчего так загорелись глаза подруги, и сочла нужным предупредить:

– Имей в виду, у него есть мадам. Настоящая француженка.

– Жена? – нахмурилась Наденька.

– Да нет, он не женат. Эта особа – его содержанка, но они уже лет восемь вместе живут. Говорят, она даже с его семейством знакома и принята в его доме. По мне, это очень странно, они ведь такие снобы, Сухово-Кобылины! Мой старший брат Владимир дружен с Надеждиным – ну, ты его должна знать – Николай Иванович Надеждин, в нашем университете преподавал, теперь в Петербурге живет и занимается этнографией в Русском Географическом обществе. Так вот – с десяток лет назад он был домашним преподавателем в доме Сухово-Кобылиных и влюбился в Елизавету…

– А кто такая Елизавета? – рассеянно перебила Наденька, все мысли которой были заняты Александром Васильевичем Сухово-Кобылиным и его содержанкой-француженкой, а не каким-то вовсе не интересным ей Надеждиным и совершенно неведомой Елизаветой.

– Господи Боже! – воскликнула Наденька. – Ты на каком свете живешь?! Разве ты не знаешь Евгению Тур? Неужто в «Современнике» не читала ее романа «Племянница»? Это же прелесть что такое!

– Ради бога, Наташа! – простонала Наденька. – Чья она племянница, эта Евгения Тур? И причем здесь какая-то Елизавета? А главное, причем тут господин Сухово-Кобылин?!

Наташа снисходительно посмотрела на подругу.

– Ты совсем отстала от культурной и просвещенной жизни, – вынесла она суровый приговор. – Так нельзя. Конечно, у тебя семья, но ты не должна забывать, что женщина интересует мужчину не только своим приданым и красотой, но и умом.

В другое время Наденька не преминула бы внутренне усмехнуться: Наташа была дурнушкой, и, кабы не ее баснословное приданое, замуж за полковника Тушина ей бы вовек не выйти, а поскольку Тушин почти постоянно находился в полку, умом жены он интересовался крайне редко. Но сейчас и Надежде не было дела ни до чего, кроме Сухово-Кобылина!

На счастье, Наташа сжалилась над ней и наконец-то объяснила все толком:

– Елизавета – графиня Салиас-де-Турнемир, урожденная Сухово-Кобылина, сестра Александра Васильевича. Когда она была еще девицею, в их доме служил Николай Иванович Надеждин – преподавал русскую словесность и немецкий язык. Они друг в друга влюбились. Однако все Сухово-Кобылины буквально на дыбы встали, даром что Надеждин уже в то время служил профессором университета. Конечно, он не благородного происхождения, поэтому Сухово-Кобылины решили: «Мезальянса не допустим! Это позор!» Тогда Надеждин и Елизавета собрались бежать и венчаться тайно, но Елизавета в последний миг оробела; вдобавок, как говорили, родные ее стерегли с каким-то зверским остервенением, не больно-то убежишь, а Александр Васильевич вызвал Надеждина на дуэль. Но тот отказался: мол, если мое недворянское происхождение не дает мне возможности жениться на Елизавете, то, значит, я не могу и дворянским способом защищать свою честь. Александр Васильевич был очень зол, ну очень! Я помню, Володя пересказывал его слова: «Если бы у меня дочь вздумала выйти за неравного себе человека, я бы убил ее или заставил умереть взаперти!» Да ты меня слушаешь или нет?!

– Да, конечно, – рассеянно ответила Наденька, глаза которой так и летали по залу, словно это были две зеленокрылые бабочки, которые среди множества цветов отыскивают один, самый прекрасный и благоуханный. Но вот наконец «бабочки» отыскали отошедшего в сторону Сухово-Кобылина, и лицо Наденьки обрело такое восторженное выражение, что Наташа мигом поняла две вещи: во-первых, что подруга ничего ровно не слышала из ее слов, а главное, что она по уши влюблена в красавца Александра Васильевича.

По прежним временам Наташа помнила, как Наденька с одного взгляда способна завлечь любого мужчину. Стоило ей на кого-то посмотреть, как человек терял всякое соображение и думал лишь об одном: снова завладеть ее вниманием! И Наташа не сомневалась, что вот сейчас Наденька встанет так, чтобы ее было сразу видно, бросит свой знаменитый взгляд, и…

Но ничуть не бывало. Наденька затаилась в толпе и оттуда робко взирала на предмет своей внезапно вспыхнувшей страсти.

Она сама себя не понимала. Ей хотелось завладеть этим человеком – и в то же время она стеснялась показать ему свой интерес. Ей хотелось, чтобы он сам, сам… чтобы он сам начал искать ее любви, сам начал завлекать ее и добиваться. Но робость словно бы надела на нее сказочную шапку-невидимку. Наденька, лишь почуяв присутствие Александра Васильевича Сухово-Кобылина (она его в самом деле чуяла издалека), старалась затеряться меж людей и украдкой выглядывала из-за чьего-нибудь плеча, благо московские балы, не менее чем петербургские, были пышны и многолюдны. Обычно сезон открывался празднованием тезоименитства его императорского величества – 6 декабря, а затем один за другим, нескончаемой вереницей, до самого Великого Поста, следовали блестящие балы, которые задавали московские богачи, выхваляясь друг перед другом изобретательностью, роскошью и блеском. Блеском – в полном смысле слова, ибо яркое освещение считалось непременным признаком роскоши. Десятки люстр и канделябров отражались в огромном количестве зеркал, которые умножали и залы, и танцующих гостей, для которых гремели с хоров оркестры, один другого лучше.

Наденька старалась не пропускать балов, потому что их не пропускал и Сухово-Кобылин. Больше всего на свете она мечтала привлечь его внимание – и больше всего на свете боялась увидеть холодное равнодушие в обращенных на нее голубых его глазах!

Он пользовался большим успехом – именно потому, что был таким необычным, особенным, и вызывающим поведением, и выражением лица резко выделяясь из общей массы благопристойных, невыразительных мужчин, наводнявших гостиные.

Слишком много женщин увивалось вокруг него, и среди них были такие признанные красавицы, как Вингорина, Черкасская, Зубова, Охотникова, еще блистала «следами былой красоты» Кареева (урожденная Алябьева – та, которую упоминал Пушкин в строках «и блеск Алябьевой, и прелесть Гончаровой»)… Наденька, с ее рыжими волосами и зелеными глазами, была вовсе не красавица – она знала, что эпитет «очаровательная» подходит к ней гораздо больше, но именно желание очаровать Сухово-Кобылина во что бы то ни стало лишало ее необходимой смелости и отчаянности. Нужен был какой-то случай, который помог бы ей оказаться с Александром Васильевичем один на один, поразить его воображение, ошеломить его… И вот вдруг случай этот представился!

В Москве всегда были модны любительские спектакли. Нет, не те, которые ставились силами крепостных актеров в домашних, солидно устроенных театрах, а те, в которых играли сами господа на импровизированных сценах, где-нибудь посредине гостиной или бальной залы. Наталья Петровна Тушина привыкла к таким спектаклям еще в доме своего отца, действительного статского советника Данилова, не собиралась расставаться с любимым развлечением и после замужества, тем паче, что господин Тушин, как уже говорилось, все свое время проводил в полку и жене веселиться никак не мешал. А вместе с ней веселилось и московское общество, которое Наталья Петровна (ее чаще звали просто Наташей) частенько радовала поставленными ею спектаклями, в которых она играла главные роли – и на правах хозяйки, и потому, что была в самом деле недурной актрисой. Выбор спектакля также всецело зависел от ее вкуса, и вот теперь Наташе захотелось поставить небольшую пьесу герцога Морни – единокровного брата нынешнего французского монарха, Луи-Наполеона III, занявшего престол после революции 1848 года. Отношение к этому выборному королю, племяннику узурпатора Наполеона Бонапарта, в России было в то время несколько ироническое, всерьез его не принимали – что, к несчастью, не помешало России спустя несколько лет ввязаться в очень серьезную Крымскую войну, против не только Франции, но и Британии, Османской империи и Сардинского королевства! К слову сказать, именно герцог Морни станет первым послом Франции в России после разрыва дипломатических отношений – и их воскрешения. Ну а пока герцог Морни был известен как автор небольших и веселых пьес, в каждой из которых присутствовали фривольные мгновения, которые и разжигали интерес к его произведениям.