Читать книгу "В августе жену знать не желаю - Акилле Кампаниле"

— Это невероятно! — не сказал никто.

— Что же произошло? — продолжал новенький. — Очень просто: все, кто находился в поезде, пришли проводить одного пассажира; они не были знакомы друг с другом, не знали ничего друг о друге, и всем пришла в голову мысль прийти на вокзал и занять место в поезде ради друга. Но в последний момент этот пассажир решил не ехать, и три или четыре сотни мест, занятых для него, остались пустыми. Потом выяснилось, что этот пассажир, для которого и занимались места, увидев, что в поезде полно людей, решил поехать на другом поезде.

— Сколько хотите за то, чтобы замолчать? — холодно спросил Филиппо.

— Миллион.

— Продолжайте.

— Скучно быть единственным пассажиром, потому что не знаешь, как убить время. Когда в поезде полно народу, на помощь приходит случай. Например, оказываешься рядом с агрессивным и упрямым пассажиром, который хотел бы, не показывая виду, отхватить кусочек вашего места. Тогда начинается глухая борьба, работают локти, а вы оба делаете вид, что спите, — и это задевает и захватывает вас, так что время в пути проходит незаметно.

Говорливый пассажир обратился к Филиппо.

— Сегодня, — сказал он, — я оказался рядом с вами, и вы мне показались человеком учтивым; я надеюсь, вам захочется начать со мной такую незаметную борьбу. Это поможет нам скоротать время в пути. Начинайте вы.

— Сколько хотите за то, чтобы замолчать?

— Полмиллиона.

— Продолжайте.

— Господа, ваши билеты! — сказал контролер, появляясь в дверях.

— Билет? — ответствовал назойливый пассажир. — Вы хотите посмотреть мой билет? Вы думаете, я езжу без билета? Да за кого вы меня принимаете? Хам!

Он вытащил деньги и приобрел билет, бранясь на недоверие контролера.

Последовала схватка, из которой пассажир вышел побежденным. Когда контролер ушел, он открыл кожаную папку и извлек оттуда небольшой томик.

— Если я и проиграл, — сказал он, — то по вине этой книжонки.

Брошюра называлась: «Как защищаться без оружия».

— Эти книги, — продолжал пассажир, — учат, как дать сдачу, если на вас напали. Но надо бы, чтобы и противник прочитал этот учебник и строго придерживался изложенных в нем правил, согласившись на роль побежденного. А так эта книга бесполезна, поскольку ее может прочесть и противник. Кто из двух дерущихся захочет стать побежденным? Не говоря уже о том, что в действительности очень трудно правильно определить позицию. Я, например, защищался, применяя правила, изложенные на странице 160, рисунок 191; и, к несчастью, проиграл. И не потому, что плохо применил правила, а потому, что я применил правила позиции а). Следовало же применить правила позиции б). Дело в том, что, поскольку я не мог видеть в зеркало точную позицию, которую занимали мы с моим противником, мне оказалось невозможным определить, что тут была позиция б), и, следовательно, правильно выбрать способ контратаки.

Филиппо, который хотел спать, встал и дернул за кольцо тревоги.

— Чего изволите? — сказал начальник поезда, заглядывая в купе.

— Заставьте замолчать этого болтуна.

Начальник поезда в отчаянии развел руками.

— Мне очень жаль, — сказал он, — но у нас нет права затыкать рот болтливым пассажирам. Вот пусть он у вас что-нибудь украдет. Тогда я могу распорядиться о его аресте.

— Я скажу больше, — продолжал нахальный пассажир. — Противник даже не занял точной позиции б). Он не вытянул шею, как указано в учебнике, чтобы я мог нанести ему удар, вызывающий «прогрессирующее удушье», с захватом носка правой ноги; ведь так я скрутил бы его в три приема.

— Сколько вы хотите, чтобы замолчать? — еще раз спросил Филиппо. — Назовите вашу последнюю цену.

— Десять тысяч лир.

— Продолжайте.

— В этих проклятых книжонках, — продолжал нахальный пассажир, — указаны оборонительные позиции, которые предполагают отличное знание классического танца.

Он замолчал.

— Что касается меня, — добавил он спустя мгновение, — odi iniquitatem, dilexi justitiam, propterea quod morior in exilio[2].

Он обвел взглядом других пассажиров, стер кровь с царапины на щеке и собирался продолжать.

— Если вы не замолчите, — сказал Филиппо, — я вам дам пощечину.

— И что? — воскликнул нахал. — Думаете, мне станет плохо? Да я любитель острых ощущений.

Тут в глубине купе послышался зловещий скрип.

Все в удивлении оглянулись и увидели, что этот странный звук был произведен смехом элегантно одетого молодого человека, который, неожиданно подав признак жизни, снова успокоился и замолчал.

— А вы чего смеетесь? — спросил нахальный пассажир.

— Любитель острых ощущений! — воскликнул молодой человек. — Очень приятно познакомиться! Ха-ха!

И снова послышался зловещий скрип, после чего молодой человек мгновенно успокоился. Филиппо переглянулся с Солнечным Лучом.

— Я думаю, — сказал он шепотом, — что остается только вышвырнуть его в окно.

— Любитель острых ощущений! — повторил молодой человек. — Хорош, хорош. Но берегитесь!

— Чего беречься?

— Берегитесь, как бы не повторить судьбу дона Танкреди, моего будущего тестя и любителя любовных ощущений, очень волнующую историю которого я бы вам охотно поведал, если бы не надо было сходить на следующей станции.

— А не могли бы вы сойти через одну остановку? — предложил нахальный пассажир. — Вы бы нам сделали настоящий подарок.

— Нельзя, синьор. На следующей станции у меня пересадка.

В словах этого загадочного господина было нечто такое, что донельзя (хорошенько посмотрите на это слово и попрощайтесь с ним: Автор употребляет его в первый и последний раз) заинтриговало других пассажиров.

— Жаль! — пробормотала Сусанна.

Молодой человек посмотрел на часы.

— Может быть, — сказал он, — я успею вкратце изложить вам эту историю.

— Вкратце так вкратце, — воскликнул любитель острых ощущений.

Все приготовились слушать, а Сусанна прижалась к мужу.

— Дон Танкреди, — начал молодой франт, — был самый красивый мужчина в мире, и самый безумный. Не находилось такого благородного дела, каким бы опасным оно ни казалось, которое бы его не привлекало, если только в нем были замешаны женщины, и если слелдовало защитить слабую женщину, унизить всесильную, выиграть большое сражение ради слабого пола, дон Танкреди был тут как тут.