Читать книгу "Красотка для подиума - Маша Царева"

Я стояла к ней спиной, но видела ее в зеркале. И с удовлетворением заметила, как перекосилось ее обычно невозмутимое лицо. Ага, я делаю успехи! Мне удалось поддразнить саму Николь Самыкину, возможно, будущую топ-модель и уж точно жабу ядовитую.

Но и я не лыком шита. Я тоже стану моделью под знаком «топ». Во всяком случае, все шансы у меня есть. Я уже отравилась беспечной болтовней девчонок-моделей, которые сплетничали, подражая Николь, главным образом о перспективе поездки в Париж с последующим покорением оного. Я выглядела ничуть не хуже большинства покорительниц. И на мягкость характера не жаловалась – уже тогда я была уверена, что у меня без труда получится соблюдать режим и диету.

– Тебя это платье толстит, – наконец выдала Николь.

Однако выражение ее лица свидетельствовало о том, что она, напротив, находит меня красивой и сама не верит этому только что сделанному открытию. Я хотела было ответить какой-нибудь меткой хамоватой фразой, но ничего более-менее обидного придумать не смогла. И тогда я просто… улыбнулась. Мы, мол, обе понимаем, что ты заблуждаешься.

И улыбка эта отправила зловредную Николь в нокаут. Помявшись возле меня еще несколько минут, она молча отошла.

Наступила пятница. Некие высшие силы благосклонно решили, что свидание с Данилой все же должно состояться: мои родители, ценившие городской комфорт, были в кои-то веки приглашены на дачу к дальним родственникам отца.

Едва они успели отчалить, как я с боевым кличем ринулась к маминому шкафу. Мама у меня субтильная, так что ее вещи мне впору.

Я выбрала голубое легкое платье в едва заметных белых цветочках. Правда, мамины нарядные босоножки оказались малы, но все же мне удалось, подогнув пальцы, втиснуть в них ноги. Как сказал нам однажды преподаватель дефиле Жорик: «Крашшота требует жертв!»

Я накрасила губы и подвела глаза так, чтобы они казались немного раскосыми, как у мультипликационной кошки.

Короче, когда Данила увидел меня, он даже присвистнул. Еще бы – назначил свидание стеснительно сутулящейся девчонке, а явилась томная (правда, слегка прихрамывающая) девушка.

Выяснилось, что у Данилы есть машина – красный потрепанный «фордик».

– Даже неудобно приглашать такую девушку в эту колымагу, – сказал он, открывая передо мной дверцу.

И мне было приятно, оправдывая определение «такая девушка», загадочно улыбаться и лениво щурить глаза.

– Ну, куда едем? – спросил он, барабаня пальцами по рулю.

– Мы же вроде в боулинг собирались, – напомнила я, – но мне все равно.

– Жарковато для спорта. – Он надавил на газ, и машина плавно тронулась с места. – Может, лучше в кабак?

Я неопределенно пожала плечами.

– Ты какие рестораны предпочитаешь? – допытывался Даня. – Итальянские? Мексиканские? Японские?

Я нервно сглотнула. Шутит он, что ли? Да я вообще ни разу в ресторане не была и вершиной гастрономического рая считала мамину ягодную кулебяку.

– Ясно, – усмехнулся он, – тогда я на свой вкус выберу. Думаю, кондитерская с французскими пирожными подойдет.

Еще несколько дней назад я наивно гордилась твердостью характера и была стопроцентно уверена, что легко выдержу любую, даже самую строгую диету. Но я просто не подозревала о существовании таких пирожных. Откуда мне было знать, что ванильное тесто может само собой неспешно таять на языке и что коньячный крем может быть таким одновременно терпким и сладким – мммм… глаза сами собой блаженно зажмуриваются!

Глядя на то, как неуверенно я выбираю десерт, Данила решительно отобрал у меня меню и попросил официантку принести все имеющиеся в наличии сладости. В итоге на нашем столике оказались пятнадцать пирожных, четыре куска торта и две вазочки с тягучей белой субстанцией, на поверку оказавшейся молочным желе.

Энергично пережевывая пятое по счету пирожное, я вдруг запоздало вспомнила о том, что не далее как вчера твердо решила стать знаменитой манекенщицей. Поделилась опасениями с Данилой. А он, мерзавец, вместо того чтобы заботливо предложить мне лекарство от колик в животе, расхохотался.

– Видела бы ты, как моя Лизка жрет! А ведь тоже в звезды метит…

Я с удовольствием подхватила разговор о Даниной сестре, потому что все прочие нейтральные темы (погода, мода, конкурс моделей, его вечно ломающийся автомобиль, наши общие стремительно исчезающие пирожные) мы обсудили. Обычно я не испытываю сложностей в общении, но тут вдруг с ужасом поняла, что представить не могу, чем бы его заинтересовать. Не рассказывать же ему о школьных подругах – этим я еще больше подчеркну разницу в возрасте.

– Я Лизке не сказала, что встречаюсь с тобой. Наверное, это некрасиво, ведь мы подруги…

– Разве обязательно рассказывать подружкам все? – удивился Данила. – Я, наоборот, даже рад, что она не знает.

– Почему?

– Лизка меня пасет, – объяснил он, – она ревниво относится ко всем моим девушкам.

Эта фраза – «мои девушки» – неприятно резанула слух и заставила меня обиженно нахмуриться. Что же это получается? Меня, некоронованную королеву, будущую единоличную обладательницу пока общего лазоревого платья, низвергли с невидимого пьедестала и смешали с серой толпой, носящей обидно-безличное название «мои девушки»!

– Что значит пасет? Разве она не младшая сестра? Это ты ее пасти должен.

– Понимаешь, мы с Лизаветой росли без родителей, – он бессмысленно тыкал десертной вилочкой в шоколадное пирожное, и я поняла, что этот разговор его немного раздражает, – вот и приглядываем друг за дружкой. Но ты лучше о себе расскажи. Давай помечтаем о том, на что ты потратишь свой первый миллион, супермодель.

И мы весело намечтали мне домик на берегу Атлантического океана, и сверкающий белый автомобиль, и огромную комнату, забитую фирменными обувными коробками, и даже личную конюшню. Распоряжаться мифическими деньгами было весело и легко.

А потом Данила вдруг спросил:

– Ну а сама-то ты в это веришь?

И я на всякий случай ответила, что верю, хотя главным предметом моих мечтаний были не яхта и не табун арабских скакунов, а всего лишь лазоревое платье. А Данила ответил, что это хорошо, потому что только тот, кто верит в себя, сможет добиться настоящего успеха.

А потом он, сохраняя на лице серьезное выражение, сказал:

– А можно я на тебе женюсь?

Я почувствовала, как миллионы мурашек заплясали аргентинское танго на моей спине. От неожиданности я проглотила молочное желе не жуя. Прохладный ком неприятно медленно заскользил по пищеводу.

– Что?

– Говорю, раз уж ты будешь такой богатой и знаменитой, то я на тебе женюсь. Это называется «брак по расчету», – с легкой улыбкой пояснил он.

А я, вместо того чтобы легкомысленно расхохотаться в ответ или хотя бы мило покраснеть и смущенно потупиться, серьезно ответила: