Читать книгу "Сундучок, в котором что-то стучит - Василий Аксенов"

— Кого-с?

— Это он! — вскричал Четвёркин. — Питирим,открой! Это я, Юрий Игнатьевич Четвёркин, который покупал у тебя американскуюрадиальную пружину «зан-тар»!

Два глаза смотрели на пришельцев сквозь дверь: один сверху вувеличительное стеклышко — человечий, другой снизу в замочнуюскважину — собачий. Разницы, по сути дела, не было никакой. Слышалосьсдавленное рычание.

— Проходимцы, проходите прочь! — послышалось из-задвери.

— Товарищ Кукк-Ушкин! — взволнованно заговорилГена. — Дело чрезвычайной гуманистической важности. Из глубин мировогоэфира пришел сигнал SOS. Мы не проходимцы. Я пионер Геннадий Стратофонтов,потомок известного путешественника.

— Ха-ха, — послышалось из-за двери. — СемяСтратофонтовых вымерло еще до семнадцатого, а Четвёркин, ха-ха, испарился вместах арктических и пустынных. Ха-ха!

— Что за вздор! — воскликнули друзья.

— Ввв-ззз-доррр! — рявкнуло из-за двери.

— Питирим Филимонович, и вы, Онегро, вглядитесь! —умоляюще сказал Четвёркин. — Неужели вы меня не узнаете?

— Сокола Четвёркина вижу парящим в небе, а в вас,пожилой проходимец, не нахожу даже отдаленного сходства, — проскрежетало ипрорычало из-за двери. — Уходите, не мешайте процессу, а то в милициюпозвоню.

Юрий Игнатьевич безнадежно махнул рукой и отвернулся с явнообескураженным видом. Вряд ли кому-нибудь понравится, если в нем не узнаютпрежнего сокола и назовут пожилым проходимцем. Однако Гена ободряюще подпихнулстаршего товарища локотком и заговорил вдруг совершена неожиданным инесвойственным ему голосом маленького хитреца и проныры:

— Вы нас не поняли, сэр. Мы к вам не на чашку чая, сэр.Воспоминания о прошлом не входят в наши привычки, сэр. Радиальная пружина«зан-тар» не будет предметом разговора, сэр. Мы просто хотим у вас кое-чтокупить, сэр.

В ответ на эту хитроумную, достойную Одиссея, тирадунеожиданно последовало благожелательное молчание. То ли обращение «сэр»пришлось по душе Кукк-Ушкину, то ли слово «купить» вызвало в нем привычный приливположительных эмоций.

— Что? Что? Что? — вполне по-человечески протявкализ-под двери Онегро.

— Мы хотим у вас, сэр, купить сундучок, в которомчто-то стучит! — с бьющимся сердцем произнес Геннадий.

— Три миллиона! — немедленно рявкнули в ответ, послекороткой паузы послышался саркастический хохот и из щелей старой двери повалилразноцветный, вот как сегодня, пренеприятнейший дым.

Спускаясь по лестнице. Гена Стратофонтов весело подпрыгивал,а на последнем марше даже не отказал себе в удовольствии соскользнуть вниз наживоте по перилам.

— Что это вы так радуетесь? — скучновато спросилего старый авиатор.

— Да как же не радоваться! — вскричал Гена. —Подумайте, Юрий Игнатьевич, в один день столько открытий! И самое главное: мыубедились, что сундучок — здесь! Кукк не продал его! По вашему рассказу,дружище Четвёркин, я сделал заключение о характере этого человека и проверилего… Проверка удалась, уважаемый дружище!

Юрию Игнатьевичу ничего не оставалось, как с почтениемпожать руку своему юному другу. Такой находчивости он не предвидел усовременного школьника.

А почему? А потому, что все свободное время героическогостарика уходило на чтение технической литературы, и он не смог в свое времяпрочитать повесть «Мой дедушка — памятник».

Глава 4

в которой Гена продолжает свой рассказ, но где уже требуетсявмешательство автора и где скрипят чугунные ворота Экономического института

— В дальнейшем, дружище Василий Павлович, как вы,должно быть, догадались, мне пришлось прибегнуть к помощи четвероногого друга.Речь идет, как вы, должно быть, уже догадались, о любимце экипажанаучно-исследовательского судна «Алеша Попович», боевом коте Пуше Шуткине,которому я в течение последнего года имею честь предоставлять кров и стол.Шуткин, как вы, безусловно, уже догадались, занял пост на крыше этого дома и закороткое время установил, что нелюдимый «инвентор» занимается в своей квартирекакими-то изысканиями в духе пресловутой средневековой алхимии, а по вечерамсовершает саркастические прогулки в обществе Онегро от канала до площадиДекабристов и, разумеется, обратно.

Я, дружище Василий Павлович, шпионство ненавижу, но считаю вданном случае, что наблюдение за неприятным субъектом в интересах гуманизма неявляется шпионством. Вы сами понимаете, как важно было для меня узнатьнекоторые привычки этого человека и просто взглянуть на него. Однажды, когда мыс моим одноклассником Валентином Брюквиным и сестрами Вертопраховыми шарили поэфиру в безнадежных поисках того передатчика, зазвонил телефон и Шуткинкоротким, но выразительным звуком «мяу» вызвал меня к четырем львам. Когда яприбыл, он с крыши просигналил мне передними конечностями небольшое слово«Молочная». Найти в окрестностях молочную не составило большого труда. Я вошелв магазин, когда Кукк-Ушкин там скандалил. Я сразу узнал его по голосу, поописаниям, просто по своей интуиции, которую вы почему-то отчаянно превозноситеи на которую — дружище, не злитесь! — ссылаетесь, когда вам леньчто-нибудь описывать подробно.

«Вы мне недодали с пятерки!» — скрипучим, неприятнейшимголосом обвинял «инвентор» продавщицу сыров.

«Полноте, Питирим Филимонович, — увещевала егополнокровная очаровательная тетя продавщица. — Клянусь честью, я не виделавашей ассигнации!»

«Вы мне недодали с пятерки», — на одной ноте повторялКукк-Ушкин, и в этом же духе высказывался, конечно, долгожитель Онегро.

Продавщица тогда закрыла пухлым локтем свое лицо и на глазахизумленной молочной громко зарыдала.

Конечно, я не видел злополучной пятерки, но, безусловно, ябыл склонен верить чистым слезам доброй женщины, а не скрипучему голосупренеприятнейшего мужчины.

…Итак, в штабе приключения на улице Рубинштейна созрел пландействия: в час прогулки Кукк-Ушкина весь штаб, включая Гену, папу Эдуарда,маму Эллу, бабушку Стратофонтову, Николая Рикошетникова, Валентина Брюквина исестер Вертопраховых, является на площадь Декабристов и начинает увещеватьПитирима соображениями гуманности. Потом на «этрихе» прилетит Юрий Игнатьевич,и тогда уже Кукк-Ушкину придется взять своего «проходимца» обратно. Мы всеразработали самым детальнейшим образом, но упустили из виду однообстоятельство — праздник «Алые паруса».