Читать книгу "Имею скафандр - готов путешествовать! - Роберт Хайнлайн"

Она сделала большие глаза, потом ухмыльнулась:

— Послушай, Кип, ты же не настолько потерял связь с реальностью?

— Теперь я уже ни в чем не уверен. Космические пираты, мамочка…

Она нахмурилась и погрызла свой большой палец.

— Пожалуй, все это может сбить с толку. Но ты верь себе. Я вот никогда не теряю связи с реальностью, уверяю тебя. Понимаешь, я — гений.

Сказанное прозвучало не похвальбой, а констатацией факта, и мне почему-то не пришло в голову оспаривать это заявление, хотя оно и исходило от тощего ребенка с тряпичной куклой в руках.

Однако я не понимал, как это может нам помочь.

Чибис продолжала:

— Космические пираты… хм. Дело не в названии. Они действуют по-пиратски, орудуют в космосе — как ты еще их назовешь? Что касается Мамми… подожди, пока познакомишься с ней.

— А что она делает в этой заварушке?

— Ну, это сложно. Лучше пусть бы она сама объяснила. Она — полицейский, и она гналась за ними…

— Полицейский?

— Боюсь, что здесь еще один случай семантической неадекватности. Мамми знает, что мы подразумеваем под словом «полицейский» и, думаю, считает, что идея, заложенная в этом понятии, запутана до степени невыполнимости. Однако как ты назовешь человека, который охотится за злодеями? Полицейский, разве нет?

— Пожалуй, да, полицейский.

— Ну вот, — она снова посмотрела на часы. — А сейчас нам лучше как-нибудь закрепиться. Через несколько минут пересечем среднюю точку траектории, а от диаметральной трансфигурации вектора гравитации теряешь ориентацию в пространстве, даже если привязан.

Я читал о таких штуках, но только в качестве теоретического маневра; я никогда не слышал о корабле, который мог это проделать. Если это вообще был корабль. Пол подо мной был твердым, как бетон, и столь же неподвижным.

— Не вижу, за что тут можно зацепиться.

— Боюсь, что ты прав. Но если мы усядемся где поуже и попробуем упереться ногами, то, думаю, сможем удержаться. Поторопись, мои часы могут отставать.

Мы сели на пол в узкой части комнаты, где ширина между сходящимися клином стенами была не более пяти футов, и заняли положение лицом друг к другу. Как альпинисты в расщелине, уперлись ступнями в ступни. Точнее, мои ступни в носках упирались в ее кроссовки. Мои кроссовки, должно быть, так и стояли на верстаке. Мне подумалось, что если они бросили Оскара на выгоне, папа, быть может, его найдет.

— Держись крепче, Кип, и хватайся руками за палубу.

Я так и сделал.

— Откуда ты знаешь, когда мы будем переворачиваться?

— Так я сознание не теряла. Они просто схватили меня и затащили в корабль, так что я знаю, когда мы стартовали. Если предположить, что мы летим на Луну, а скорее всего это так, и что полетное ускорение равняется одному g — а это тоже похоже на правду, потому что я чувствую, что вешу как обычно… А ты?

— Пожалуй, — сказал я, поразмыслив.

— …Значит, так оно и есть, хотя я могу ошибаться; я слишком долго пробыла на Луне. Итак, если все эти предположения верны, то путешествие почти наверняка займет три с половиной часа, так что, — Чибис взглянула на часы, — расчетное время прибытия — 10:30 утра, а коррекция траектории — в семь сорок пять. С минуты на минуту.

— Разве уже так поздно? — я посмотрел на свои часы. — А на моих четверть второго.

— Это в твоем часовом поясе. А мои часы поставлены по лунному времени, то есть по Гринвичу. Ой-ой! Началось!

Пол качнулся, опрокинулся и ушел вниз, вестибулярный аппарат отреагировал соответственно.

Все постепенно вставало на свои места. Я очухивался после приступа головокружения.

— С тобой все в порядке? — спросила Чибис.

Я с трудом сфокусировал глаза.

— Вроде бы. Как после полутора литров пива на пустой желудок.

— Мне никогда не хватало духу инвертировать вектор так стремительно, как этот пилот. Вообще-то это не больно, а глаза скоро проморгаются. Однако дело ясное. Мы на пути к Луне. Прилетим через час и сорок пять минут.

Я все еще не мог поверить.

— Чибис! Что за корабль может идти до самой Луны с ускорением в один g? Он что, секретный? И вообще, что ты делала на Луне? И почему ты украла корабль?

Она вздохнула и обратилась к кукле.

— Мадам Помпадур{14}, вы видали такого мальчика-почемучку? Кип, как я могу отвечать на три вопроса сразу? Корабль — летающая тарелка, и…

— Летающая тарелка! С тобой все понятно!

— Перебивать невежливо. Можешь называть ее как угодно, это не официальный термин. На самом деле по форме она как сплющенный у полюсов сфероид. Это геометрическое тело…

— Я знаю, что такое сфероид, — отрезал я.

Я был вымотан и расстроен всем происшедшим, от дурацкого кондиционера, который погубил пару отличных штанов, до удара в спину в ответ на попытку проявить заботу о ближнем. Не говоря уже о Тузе Квиггле. А что до маленьких девочек, то им стоило бы держать свою гениальность при себе.

— Нечего рявкать, — сказала она с осуждением. — Я знаю, что за летающие тарелки принимают все, что угодно — от метеозондов до уличных фонарей. Но я совершенно уверена, что, исходя из принципа Бритвы Оккама…{15}

— Какой еще бритвы?

— Оккама. Принцип отсечения лишних гипотез. Ты хоть с логикой знаком?

— Мало.

— Так вот… я подозревала, что примерно одно из каждых пятисот «наблюдений» летающих тарелок — это реальный корабль, такой как этот. В сумме получается много. А по поводу того, что я делала на Луне… — она замолчала и ухмыльнулась. — Я, вообще-то, не подарок.

С этим я не спорил.

— Давным-давно, когда мой папа был маленьким, Хайденский планетарий{16} стал бронировать места на Луну. Это была просто рекламная акция, вроде недавнего дурацкого мыльного конкурса, но папа записался. А теперь, много лет спустя, открылся лунный туризм, и в Хайдене передали эти списки в «Америкэн Экспресс» — а тот известил кандидатов, которых они смогли разыскать, что они имеют право полететь первыми.

— Значит, твой отец полетел на Луну?

— Господи, конечно нет! Папа попал в эти списки еще маленьким. А теперь он шишка в Институте перспективных исследований, и ему некогда развлекаться. Мама не полетит ни за какие коврижки. Ну я и говорю, дескать, я полечу. Папа сказал: «Нет!», мама сказала: «Боже мой, нет!»…вот я и полетела. Я могу быть очень стервозной, если захочу, — добавила она горделиво. — У меня такой талант. Папа говорит, что я маленькое аморальное чудовище.