Читать книгу "Анжелика. Тени и свет Парижа - Анн Голон"

Почему же все эти знатные дамы или принцы покидали Лувр, облачившись в серые плащи и маски? Почему бежали они по грязным переулкам Парижа и стучали в дверь вертепа, которую им открывал гримасничающий карлик? Почему доверяли свои самые сокровенные тайны слуху полупьяной женщины?..

Потому что они хотели получить то, что невозможно приобрести за деньги.

Они хотели любви. И той любви, что присуща молодости, и той, которую пытаются удержать стареющие дамы, понимая, что любовники ускользают из их сетей. Приходили сюда и ненасытные честолюбцы, которые стремились подняться все выше и выше…

Они клянчили у Лавуазен магическое зелье, порабощающее сердце, афродизиаки, пробуждающие чувственность.

Некоторые жаждали заполучить наследство старого дядюшки, который почему-то и не думал расставаться с жизнью, кто-то мечтал о смерти старого мужа, соперницы или еще не родившегося ребенка.

Лавуазен была акушеркой, отравительницей и колдуньей в одном лице.

Чего же еще они хотели? Отыскать клады, общаться с дьяволом, увидеть призрак покойного, убить колдовством на расстоянии… Им некуда было идти, кроме как к Лавуазен. А здесь стоило лишь договориться о цене, и Лавуазен созывала своих подручных: ученого, изготавливающего яды; лакея или служанку, крадущих письма; сбившегося с пути священника, служащего черную мессу, и подыскивала ребенка для жертвоприношения, ребенка, в шею которого всаживали длинную иглу и пили кровь…

Анжелика, низвергнутая на самое дно Двора чудес процессом о ложном колдовстве мужа, слушая рассказы Баркароля, внезапно обнаружила, что настоящее колдовство существует. Карлик также открыл ей глаза на ужасающую извращенность религиозных чувств в их век, когда место Бога занял Сатана.

Детей для жертвоприношений продавал Лавуазен некий Гнилой Жан. Именно благодаря ему Баркароль получил у предсказательницы работу портье. Гнилой Жан любил серьезную, хорошо выполненную и хорошо организованную работу.

* * *

Дождь лил как из ведра.

— Вот удача для Дворца правосудия, — зубоскалила Полька. — Его подземные темницы наконец-то очистятся.

Как обычно в состоянии подпития, женщина принялась горячо спорить с присутствующими по поводу камер и застенков столичных тюрем.

Что касается камер, то она согласна! Если сравнивать темницы Большого Шатле с темницами Дворца правосудия, которые еще называли «складами», то трудно решить, какие из них ужаснее.

Но если говорить о застенках, так называемых «мешках забвения», то среди парижан самыми страшными считались казематы Дворца правосудия. Ужас только усиливали утверждения властей, будто в этом дворце, построенном для короля и его гостей, никаких тюрем нет. Зловещие слухи подтверждались в половодье, когда Сена выходила из берегов. Мало кто из парижан мог бы сказать, где именно в этом огромном здании, веками обраставшем пристройками, находятся «мешки забвения».

Полька утверждала, что они находятся в Соловьиной башне, прямо под залом пыток, откуда раздаются дикие крики несчастных, из-за чего башня и получила такое название[13].

Именно там, в самом низу, проложены узкие тоннели, соединенные с Сеной двумя колодцами. Их стены ощетинились железными шипами и крючьями, разрывающими тела несчастных, обреченных на исчезновение.

Узников отправляют по темной дороге по одному, а потом с помощью хитроумной системы рычагов открывают под ногами осужденных люки, и искалеченные, израненные, агонизирующие люди падают вниз, встречая смерть.

И лишь в половодье, когда всем жителям острова Сите приходится передвигаться по улицам на лодках, вода выносит трупы из тюремных подземелий.

— А ты-то откуда все это знаешь? — спрашивали у Польки. — Можно подумать, что к тебе заглянул поболтать выходец с того света…

Вовсе нет, просто какой-то счастливчик, идущий по подземному туннелю, увидел, как его предшественник исчезает в люке, остановился, стал кричать, взывая о милосердии во имя Господа, и его пощадили… Что ж, такое случается.

Чтобы избавиться от окружающего ее кошмара, Анжелика занималась самыми обыденными делами, которые она превратила в ритуалы. Таким способом молодая женщина восстанавливала душевное равновесие.

Механический труд, как, например, приготовление овощного бульона, приносил умиротворение, если бы не одно загадочное обстоятельство. То и дело случалось, что продуктов приносили меньше — «войска» Анжелики, как в шутку называл их Деревянный Зад, редели. Порой она напрасно искала среди разношерстной публики, заполнявшей огромные низкие залы Нельской башни, знакомое детское лицо. Обнаружив в очередной раз пропажу малыша, Анжелика заставила себя разобраться в причине и сообразила, что дети исчезали, когда проведать обитателей Нельской башни заходил мерзкий тип из Двора чудес Коротышки-Ролена — Гнилой Жан. «Причем приходит без приглашения», — уточняла Полька, которая, как и многие в их банде, не любила его.

Именно он поставлял Лавуазен многочисленных младенцев для жертвоприношений.

Каждый раз при встрече с этой гнусной личностью Анжелику охватывала дрожь.

Когда тщедушный человечек с бледным лицом и мутными глазами дохлой рыбы проскальзывал в полуразвалившуюся дверь зала, ее трясло от ужаса. Даже змея не могла бы сильнее испугать Анжелику.

Гнилой Жан был торговцем детьми. Где-то в предместье Сен-Дени, во владениях самого Великого Кесаря, у него имелась большая грязная лачуга, о которой даже самые прожженные негодяи рассказывали, понизив голос. День и ночь оттуда доносился плач невинных мучеников. То были и подкидыши, и украденные ребятишки. Самым слабеньким вывихивали руки и ноги, а затем отдавали внаем нищенкам, которые с их помощью пытались разжалобить прохожих. И наоборот, самых красивых мальчиков и девочек воспитывали с особой заботой, чтобы в будущем продать их еще юными развратным господам, которые использовали малюток для удовлетворения своих безобразных похотей. Самыми счастливыми оказывались те ребятишки, которых покупали бесплодные женщины, жаждущие осветить свой дом детской улыбкой или же угодить обеспокоенным мужьям. Иные с помощью мнимого потомства добивались получения наследства.

Бродячие акробаты и ярмарочные фокусники всего за несколько су покупали здоровых детей и обучали их своим трюкам.

Непрерывный, неисчерпаемый поток живого товара. Малыши гибли сотнями, но незаконная торговля процветала. Гнилой Жан был неутомим. Он посещал кормилиц, посылал своих людей в деревни, собирал подкидышей, подкупал служанок в общественных приютах, приказывал похищать маленьких савояров и овернцев, которые приходили в Париж со своими коробами, полными товаров, работали трубочистами или чистильщиками обуви, а потом исчезали навсегда.

Париж поглощал их, как поглощал он всех слабых, бедных, одиноких, безнадежных больных, инвалидов, стариков, солдат, оставшихся без пенсии, крестьян, согнанных войной с насиженных мест, разорившихся торговцев…