Читать книгу "Ларец - Елена Чудинова"

— Не догоним! — Нелли засмеялась: море ей было по колено с тех пор, как сверкнула в голове спасительная разгадка. — Нипочем не догоним! Ну и подумаешь! Мы и догонять не станем!

— Как это не станем?! Зачем же тогда?!

— Не нужен нам Панкратов, не нужно за ним нестись очертя голову! Кому он ларец везет? Проклятому Венедиктову! А проклятый окаянный Венедиктов живет в Санкт-Петербурхе! Вся молодежь у него бывает? Ну и разве трудно его дом отыскать? Так что пусть маменька хоть неделю сундуки укладывает. Успеем, у нас свои сборы.

… Чердак зарос паутиною так, что невозможно было ступить шагу. Притом новой, серебристо-свежей паутины, в которой пауки вправду жили, поблескивало в полумраке совсем немного, а старая, заброшенная, прогибалась под серой пушистой пылью. Охотней всего грязные паутинные узоры отчего-то переводились как раз на белое платье Нелли.

— Тихо вы, чуть живого паучка не задели, — негромко проворчала Параша.

— Ты еще таракана побереги, — фыркнула Катя.

— Глупая ты, Катька! Пауков обижать никак нельзя.

— А почему? — Нелли осторожно пробиралась к сундукам, расставленным у дальней стены.

— Не знаю почему. Нельзя, да и все.

— Вот оно! — Нелли стояла около двух зеленых сундуков, окованных заржавевшим железом. — Хоть не на замках, и то легче.

Тяжелая крышка, однако, подалась не без труда: девочки толкались и мешали друг другу, силясь ухватиться одновременно.

— Ух!

На серой холстине, в которую было уложено содержимое сундука, Нелли заметила прилепленную записку, сделанную маменькиной рукой.

— Чего тут написано-то?

— «Платье Ореста от младенчества до семи годов». Не то!

Записка, явившаяся в пылевом облаке из второго сундука, гласила: «Платье Ореста от семи годов и старше».

— Вот, оно самое! Слава Богу, маменька каким-нибудь беднякам не раздала, небось руки не дошли.

— Как раз сойдет, чего молодой барин, покойник, годочков в десять нашивал.

Параша, пытаясь снять паутину ладонью, размазала грязь по всему округлому личику.

— У тебя усы от грязи! — Нелли не удержалась от смеха, хотя и подозревала, что и сама глядит Сендеролою.

В мешковине, переложенные от моли лавандовыми сашетами, аккуратно лежали панталоны, жилеты, сорочки, сюртучки.

— Мало… А это велико… Как раз, откладываем, и это, это тоже годится… Куда ты? — окликнула Нелли Катю, вновь залезшую в первый сундук. — Я ж сказала, там одежда, что он до семи лет носил, все ж маловата будет, как ты думаешь?

— А башмаки? А чулки? — Катя засмеялась. — Небось мужская-то нога больше! А у тебя-то вообще два с половинкою вершка ступня, хоть бы до трех дотянуть.

Груда одежды на полу росла. Нелли выбирала из сундука, Параша и Катя раскладывали отобранное на две кучи: понарядней и попроще.

— Ладно, к ночи придем да унесем. Как хорошо, мадам Рампон нету!

— Да уж мадама твоя мигом бы пронюхала. Хоть бы умыться успеть, всяк сразу скажет, что с чердака.

Однако не в чердаке заключалась главная трудность сборов. Кое-что надлежало взять из комнаты Ореста, чьи вещи еще лежали на своих местах неразобранными, ожидая сороковин. По семь раз на дню наведывались туда то Кирилла Иванович, то Елизавета Федоровна.

— Вот чего, — уже не заботясь о чистоте платья, о коей, впрочем, уже трудно было порадеть, Нелли уселась на пол. — Вместе туда нельзя. Одну меня застанут, так отговорюсь как-нибудь. Зашла, мол, посидеть. И брать ничего нельзя, до самого отъезда. Я тебе, Катька, скажу, куда положила, а ты в последнюю минуточку забежишь да возьмешь. Пистолеты я возьму старые, Ла Марровой работы. Я их хорошо знаю. Орест их и не брал в Петербурх-то, им лет тридцать, если не боле. А шпагу ту, что с закрытым эфесом.

— Шпагу-то зачем? И колоться ты ей не умеешь.

— Умею… капельку.

— Что толку? Только людей тешить — мальчишки при шпаге не ходят. Нешто ты офицер или чиновник? А какого такого чину?

— Я носить шпагу не стану, — тихонько сказала Нелли. — В клади припрячем. А все-таки покойнее как-то с ней.

— Тогда и кинжалы возьми, два.

— Эх, не рано ли сборы-то затеяли? — вздохнула Параша. — Ну как не отпустит барыня-то?

— Отпустит, непременно отпустит, — уверенно ответила Нелли, и сама же задалась вопросом: отчего взялась эта уверенность? Однако что-то говорило ей, уверенность не напрасна. Все выйдет так, как она затеяла.

Глава IX

И позволение вправду было дано, хотя сборы затянулись почти на неделю. Всю девичью посадили за работу, в том числе и Катю с Парашей — по два дня не было возможности иной раз перемолвиться словом. Но и у Нелли работы было хоть отбавляй — ей надо было тайком исписать целую гору бумаги. Кто только подсказывал ей, маленькой Нелли Сабуровой, все эти хитрости?

И вот, наконец, карета стояла у лестницы, запряженная гнедой парой. Дом был пуст: все от мала до велика высыпали прощаться с Нелли.

— И не вздумай ввечеру гулять по саду! Ох, не знаю, зачем только я тебя отпустила…

— Нижайший поклон княгинюшке от ее покорного слуги… Уж не заставь нас краснеть за твое воспитание, Нелли!

— Не вздумаю, маменька, постараюся, папенька!

— В гостях постись: вот уж воистину, в чужой-то монастырь со своим уставом негоже…

Пора! Нелли испуганно всплеснула руками.

— Ой, рисунки мои! Чуть не забыла!

— Да зачем они тебе? Воротишься — дорисуешь!

— Нет, я хочу к Успенью дорисовать и собак, и натюрморты! Катька, беги скорей! Рисунки на столе у меня, да ящик возьми с красками!

Катя сорвалась, выскочила из кареты и помчалась в дом.

— Ну вот, придумала… Нелли, как-то ты поститься станешь, без куриного бульону, без бараньих котлеток… — Елизавета Федоровна отерла глаза платочком.

— Да полно, дорогая, уж она не малое дитя, — Кирилла Иванович вытащил из кармана табакерку, украшенную портретом бабушки в молодости, размял в пальцах душистую рыжую понюшку. Нелли с болью в сердце поняла вдруг, что увидит родителей, быть может, не скоро.

Катя бежала уже обратно, бережно неся у груди свернутые трубкою листы картона и черный деревянный ящик. По ее довольной мине Нелли сразу поняла, что все удалось: в рисунках лежали шпага и кинжалы, вместо выброшенных накануне в ретирад ванночек с акварелями в ящике покоились пистолеты. Удача, во всем удача!

— Ну, храни тебя Господь, душа моя! — Елизавета Федоровна сжала Нелли в объятиях.

— С Богом! — Кирилла Иванович махнул рукой. — Фавл, трогай!