Читать книгу "Убейте прохожего! - Николай Владимирович Андреев"

Никита выпрямил спину и еще более мрачным голосом, чем в первый раз, поздоровался с телезрителями. Рассказал последние новости с фронта, во что, по его словам, превратились улицы города, где день и ночь идут непрерывные бои с врагом, имя которому – страх, и после сообщения об убийстве Демиургом заслуженного строителя России бригадира комплексной бригады монтажников Рената Хусаинова, представил Романова.

– Добрый вечер! – поздоровался тот. И тут же с ужасом подумал, что не знает времени, когда передача пойдет в эфир.

«А вдруг она выйдет днем? Или хуже того – утром?»

Он бросил взгляд на Никиту Малявина и тут же успокоился. Вспомнил, что программа «Криминальный репортаж», по крайней мере, те ее выпуски, которые он смотрел, всегда выходила незадолго до начала вечерних новостей.

– У физиков-ядерщиков есть такое понятие, как критическая масса, – начал он свое второе выступление. – Это когда масса радиоактивного вещества достигает определенного объема, после чего начинается необратимая цепная реакция распада ядер атомов этого вещества. Так вот… По-моему, всё то, что сегодня происходит в нашем городе, полностью укладывается в это понятие. События последних дней развиваются столь стремительно и необратимо, а реакция горожан на них, мягко говоря, столь неадекватна, что нынешнее состояние общества я бы охарактеризовал, как период распада, при котором масса людского гнева становится критической и взрывоопасной. Быть может, я слегка утрирую, но в одном убежден полностью: нельзя больше равнодушно взирать на то, как очередного прохожего убивают у дверей наших подъездов, в то время, как наши дети мусолят по Интернету подробности этого убийства! Нельзя сидеть сложа руки, потому что убийства у нашего дома, у наших подъездов, на глазах наших детей – это уже не аллегория, показывающие, насколько близко подошла беда – это констатация реального факта. Во всяком случае, если так будет продолжаться дальше, то в городе скоро не останется места, где бы маньяки еще ни сняли свою кровавую жатву. Вы только вдумайтесь! До того момента, как Демиург с Пиратом закончат свою игру, а пока у нас нет оснований надеяться на то, что они закончат ее добровольно, им потребуется убить порядка тринадцати человек: одного крупного руководителя, трех милицейских начальников или криминальных авторитетов, четырех всем известных и пять малоизвестных горожан, что, как вы сами понимаете, для нашего не самого большого города России станет настоящей катастрофой. Но и это может быть еще не всё! Кто даст гарантию, что после того, как игра в «Морской бой» закончится, не начнется новая? Поэтому я уверен, и многие, думаю, со мной согласятся, что одних стараний правоохранительных органов в этом деле недостаточно, остановить маньяков-убийц можно только совместными усилиями… Поймите меня правильно – я никого не хочу учить. Верить в то, что твое слово заставит мизантропов изменить жизнь, было бы слишком самонадеянно с моей стороны. В конце концов, я не учитель, а простой русский поэт. «И меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он»! И потому я – ничтожное дитя ничтожного мира – вправе говорить только о том, что чувствую, о том, что находится в области моего понимания происходящих процессов! А чувство у меня одно. Вернее, это даже не чувство, а предчувствие… Нас ждут страшные времена, после которых нам придется по-новому взглянуть на самих себя. И помяните мое слово: то, что мы увидим по прошествию времени, понравится далеко не каждому из нас. Однако вместе с тем я категорически возражаю против того, что нашего общего врага зовут страх – страх смерти ничто в сравнении с самой смертью! А вот с тем, что на улицах нашего города действительно развернулась настоящая война, как в переломном Сталинграде в сорок втором, я полностью согласен. Больше того: оттого, как она закончится, кто в ней победит и какой ценой будет достигнута победа, зависит исход извечной борьбы добра со злом.

Романов тяжело выдохнул. Казалось, что на последней фразе об извечной борьбе добра со злом он израсходовал последний запас слов, и теперь все мысли были заняты исключительно тем, как восполнить его.

– Так вы считаете, – вежливо склонив голову, спросил Малявин, – что насилие на улицах города можно искоренить только путем консолидации всех здоровых сил общества? Тогда разрешите спросить: в чем, по-вашему, должна заключаться помощь творческой интеллигенции в этом не простом деле?

Василий согласно кивнул, дескать, вопрос понятен, и принялся рассуждать о предназначении творческой интеллигенции.

Он говорил пространно и долго. Сначала в его ответе чаще, чем обычно, звучали осторожные выражения: «возможно», «на мой взгляд», «может быть», однако по мере того, как он осваивался в роли человека, чье мнение интересует целый город, в его речи всё чаще проскальзывали слова: «знаю», «считаю», «уверен». Изменилось и само поведение Романова. Он уже не обливался холодным потом при виде нацеленных на него объективов телекамер – они не пугали его, а, казалось, напротив, наполняли дополнительной энергией и уверенностью в том, что всё, о чем он думает и говорит, теперь имеет ценность не только для него одного.

Ему было хорошо. Он чувствовал себя большой дойной коровой, до чьего переполненного молоком вымени дотронулись пальцы дояра. Подробно отвечая на вопросы Никиты Малявина, он каждым произнесенным в микрофон словом, каждой прожитой в студии секундой получал ни с чем не сравнимое наслаждение, оттого, что может наконец-то выплеснуть из себя всё то, что томило его в течение долгого времени. А в тот момент, когда он уже решил, что нет ничего, что могло бы омрачить его счастья – заметил, что говорит совсем не так, как хотелось бы. Вместо того чтобы вести себя скромно, с достоинством, как ведут себя заслуженные люди, которым нет нужды казаться лучше, чем они есть на самом деле, он незаметно для себя сбился на назидательный тон.

Романов попытался изменить речь – стал говорить медленнее и тише. Но если достоинством заслуженного человека он овладел сразу и в полной мере, стоило ему как бы между делом назвать дату своего вступления в Союз писателей, то выглядеть скромным не удавалось – чтобы он ни говорил, как бы ни говорил, он говорил так, словно знал нечто такое, чего не знает абсолютно никто.

От состояния эйфории не осталось и следа. Поняв, что выступление не удалось, Романов принялся всячески донимать Малявина. То он требовал перезаписать те места, где, как ему казалось, вел себя особенно нескромно, то останавливал съемку и высмеивал вопросы, которые тот задавал, ёрничал, а в результате добился обратного результата – каждый новый дубль оказывался хуже предыдущего.

Телевизионщики терпеливо вынесли его капризы и даже несколько раз похвалили за удачные ответы, но потом, в разговорах за послерабочей бутылочкой пива, заметили Малявину, что его друг, известный поэт Романов, – натуральный засранец.

1 марта

Из заключения Облизбиркома:

«Призыв вдовы убитого кандидата в губернаторы В.Барыкина О.Барыкиной, обращенный к избирателям супруга, с просьбой отдать свои голоса Е.Реве, не ущемляет права других кандидатов».

Программа «Криминальный репортаж» вышла в эфир вечером первого марта, когда съемочная группа Никиты Малявина, вместе с примкнувшим к ней Василием Романовым, решившим, как он выразился, «повариться на телевизионной кухне», готовилась к репортажу из Дворца спорта, где должно было состояться убийство известного в городе человека. В то время, как все занимались делом – таскали аппаратуру, бегали друг за другом, улаживали постоянно возникающие проблемы, Романов сидел перед монитором компьютера и перечитывал переписку Демиурга с Пиратом.