Читать книгу "Игра на выживание - Патриция Хайсмит"

— Я же со своей стороны могу вас заверить, что потратить двадцать пять тысяч песо в Мексике можно запросто, если у человека есть свой дом, прислуга, автомобиль… потом ещё расходы на ремонт… на покупку книг, пластинок… — У Теодора появилось ощущение, что он разговаривает во сне, доказывая свою точку зрения несуществующим персонажам приснившегося ему кошмара.

— И на любовницу? — пихнув его локтем в бок, подхватил сидевший рядом с Теодором детектив, перекатывавший во рту жевательную резинку.

Теодор отодвинулся от него, но мятно-тошнотворный запах его дыхания, заставил Теодора содрогнуться от омерзения. Он поспешно отхлебнул глоток отвратительного кофе — пойла мышино-серого цвета, больше напоминавшего молоко, разведенное сырой водой. Край бумажного стаканчика размок и уже начал расползаться.

— Извините, — сдержанно обронил Теодор. И прошел в ванную, находившуюся в конце коридора. Но вызвать рвоту ему так и не удалось. У него в желудке ничего не было. Но все равно в течение ещё нескольких минут он стоял, наклонившись над унитазом, чувствуя приступы тошноты и придерживая галстук, который его большая, ухоженная ладонь судорожно прижимала к груди. Он вымыл руки и ополоснул лицо прохладной водой. Его кожа словно онемела. Затем выдавил немного пасты «Колгейт», которой обычно пользовалась Лелия, и прополоскал рот. Еще какое-то время он стоял неподвижно, глядя на батарею пузырьков с духами и туалетной водой, расставленных на небольшой полочке на стене. Потом взглянул себе под ноги, на неровный пол, выложенный белым кафелем и лежащий на нем овальный резиновый коврик синего цвета. Даже сейчас, закрыв глаза, он мысленно видел на нем свои босые ноги. Сколько счастливых дней и ночей… Возможно, все это неправда, ничего не было. А Лелия не лежит мертвая в спальне, изнасилованная и с отрезанным носом. В ушах у него зазвенело, а белые плитки кафеля на полу почему-то начали сливаться воедино. Теодор наклонился так низко, как только мог, пока его голова, не оказалась, наконец, ниже уровня коленей. Забавная поза. Он проклинал свое тело.

— Сеньор Шибельхут!

Он ждал, не открывая глаз, чувствуя, как кровь приливает к голове.

— Сеньор Шибельхут! — Шаги приближались.

— Уже иду! — отозвался Теодор, выпрямляясь во весь рост. Он провел рукой по волосам и открыл дверь.

Они расспрашивали Рамона о его работе и доходах. Рамон отвечал неохотно, давая на все вопросы односложные ответы. Рамон работал в мастерской по ремонту мебели, что находилась близ собора, всего в пяти или шести улицах от дома Лелии. Он был совладельцем этой мастерской, и его компаньоном был человек по имени Артуро Балдин. А ещё у них трудились двое наемных работника. Доходы Рамона варьировались в зависимости от успешности бизнеса. Он сказал, что получает от трехсот до шестисот песо в неделю, но Теодор знал, что зачастую заработок Рамона не превышал сотни песо, а то был и того меньше, всего шестьдесят песо в неделю, столько, сколько получает в Мексике низкоквалифицированный рабочий. Теодор, узнав о Лелии о столь бедственном положении Рамона, часто тайком подсовывал ему в карман пиджака купюру в сотню песо, а иногда и открыто настаивал на том, чтобы Рамон принял бы от него несколько сотен в подарок. Рамон обладал обостренным чувством экономической справедливости, а потому не имел ничего против того, чтобы брать деньги у Теодора. Ведь у Теодора их было так много, да и доставались они ему, можно считать, даром. Так что деньги от Теодора он принимал без тени смущения и стыда, но в то же время не выражая и радости по этому поводу, словно это было в порядке вещей. И за это ему Теодор был очень благодарен. Однако теперь Теодор подметил, что Рамон так ни разу и не обмолвился ни словом о том, что он часто давал ему деньги. Что ж, и это, пожалуй, к лучшему, решил Теодор, потому что в противном случае это лишь ещё больше запутало бы дело. Они продолжали расспрашивать Рамона о том, как ему удается жить на такие небольшие деньги, и не пытался ли он найти себе дополнительные источники дохода. Рамон, само собой разумеется, побочных заработков не искал и даже не мечтал о том, чтобы разбогатеть с помощью гипотетического выигрыша в денежной лотерее. Он жил скромно и никогда не жаловался. Когда же полицейский офицер — это был не официальный допрос, и вопросы мог задавать любой из присутствующих — предположил, что Рамон мог состоять при Лелии, выполняя обязанности сводника, Рамон лишь ответил все тем же бесцветным тоном: «Нет». Как часто он приходил к Лелии? Ну, может быть два-три раза в неделю, а иногда бывало, что и каждый вечер.

А иногда — и Теодору это было точно известно — он не появлялся у неё и по две-три недели. Но он всегда возвращался, забыв о гордости, или, точнее сказать, скрывая за уморительными шутками-прибаутками свою в очередной раз уязвленную гордость.

Со двора через распахнутое окно доносилось пение канарейки. Были слышны крики мальчишки-газетчика — «Эксельсиор! Новедадес!» И рев мотора проехавшего по улице грузовика. Начинался новый прекрасный, солнечный день.

— Сеньор Шибельхут, вы думаете, это он её убил? — неожиданно спросил Саусас.

— Я не знаю, — растерялся Теодор.

— Но всего несколько часов назад вы были в этом убеждены, — напомнил толстый полицейский.

Да, это так. Теодор понятия не имел, что произошло за это время такого, что заставило его усомниться. Возможно, ничего.

— Рамон, а кто, по-вашему, убил Лелию? — спросил у него Саусас.

— Наверное, он, — равнодушно проговорил Рамон, не сводя глаз с Теодора. — Ведь это его застали здесь с ней. И к тому же он не может толком объяснить, каким образом попал в квартиру. Это потому что она сама впустила его.

— Рамон! — одернула его Хосефина, укоризненно качая головой.

Теодор не слишком-то испугался, но его сердце забилось часто и тревожно. Он вспомнил, как однажды Рамон выкинул из окна кухни во двор блюдо с запеченной уткой лишь потому, что он, Теодор, немного опоздал к обеду, а Рамон не любил ждать. Но с таким характером… если Рамон на самом деле решил, что это он убил Лелию, то он просто наверняка постарается убить его. Просто вцепится в горло и задушит этими своими сильными ручищами прежде, чем его кто-либо успеет остановить.

— Вы не правы, Рамон. Сеньор Шибельхут подробно объяснил нам, как он сюда вошел. Рамон! — Саусас повернул голову, бросая через плечо: — Энрике, принеси ещё одно мокрое полотенце. Рамон, у вас есть ключ от квартиры. И он у вас с собой. Автоматически этот замок не захлопывается, значит, дверь была закрыта на ключ снаружи — вероятнее всего, вами. Водосточная труба попросту не выдержала бы вашего веса. Мы её проверяли. А пыль на фрамуге и на раме явно свидетельствует о том, что сквозь неё кто-то пролезал. А теперь сами подумайте и скажите, есть или нет у нас основания подозревать вас?

Рамон пожал плечами, и это небрежное движение, похоже, оскорбило Саусаса до глубины души.

Наступила напряженная пауза, в то время, как подошедший с мокрым полотенцем в руках детектив накрыл им лицо Рамона и вытер его тем движением, как будто вытирал нос маленькому ребенку. В следующий момент Рамон вскочил со своего места, нанося обидчику сокрушительный удар кулаком. Полицейские мгновенно выскочили из-за стола. Даже будучи повергнут на колени, Рамон продолжал отчаянно отбиваться и размахивать кулаками. Попавший ему при этом под руку высокий полицейский был одним ударом отправлен в нокаут. Затем раздался глухой треск; Рамон растянулся на полу, а над ним склонился довольный полицейский с пистолетом в руке.