Читать книгу "MKAD 2008 - Антон Некрасов"

Прокатился слушок, что он с кем-то поделился. С кем именно – не по мне, Сеньке, информация. Главное, что поделился. А еще, помня прошлое Виктора Сергеевича, пламенного комсомольца и задушевного педераста, я могу предположить, что если бы не его участие, то следствие до сих пор находилось бы в стадии предварительного. Комсомольцы-добровольцы…

Но с тех пор Виктор Сергеевич Пискунов потерял свою былую уверенность. Он как-то просел, как асфальт на вымышленный им песок. Удалившись от феерических дел, он спустился на низшую должность руководителя со спокойствием выполнившего свою задачу, однако неуверенного в благополучном ее исходе человеком. Он появился в лишенном каких-либо офшорных особенностей ДЭКе, куда его благополучно пристроил кто-то из мэрии. Кто именно – не по мне, Сеньке, информация. Казалось бы, страшное позади, капитал, вывезенный в Зальцбург, живет и множится, однако Пискунова я сейчас узнаю по походке человека, идущего без ясно поставленной цели. Возможно, он так ходил и до проекта правительства Москвы «МКАД», но мне почему-то кажется, что таких ублюдков жизнь все равно метит. Как шельм.

До того момента, как их берут за шкирку, они двигаются по жизни с подносом в руках и ведут себя в ней как в столовке, питающей граждан по спецталонам, – вальяжно и непринужденно. Но стоит только запустить пальцы в их гриву, как их тут же прошибает озноб. Ибо помнят, что случилось однажды. Но до последнего, изнемогая от ужаса, с настырностью впавшего в противоречие осла будут снова и снова входить в темную комнату, не зная точно, вынесут ли они что-либо оттуда или вынесут их. Такова природа коммунистического, переместившегося на машине времени в развитой капитализм вожака. Их жадность не имеет границ. Их страх ответственности сродни страху обезьяны, тянущей руку за бананом в заполненный ядовитыми пауками аквариум.

И вот сейчас, когда владелец пятисот тысяч евро (хотя это я от него слышал об этой сумме, а на самом деле – кто знает, сколько там действительно) сидит и сходит с ума от ужаса перед возможным разоблачением перед женой, мне почему-то его жалко. Цена страха – тридцать тысяч долларов и подозрение на возобновление дела о хищениях на МКАД. С этими же страхами он воровал миллионы для Пудимова. Ну, и для себя, разумеется. Разве он не жалок?

Кстати, о Пудимове. Он тоже умер. Сразу после того, как швейцарцы принялись искать украденные в России деньги. Умер спокойно в своей квартире на Монмартре.

Я вспоминаю о Пудимове, как части жизни Пискунова. Так уж сложилось, что, если в компании друзей есть хоть один засранец, загаженными оказываются все. Кто из них нагадил в своей жизни больше – вопрос спорный. Но страдают от этого все.

Есть история, подтверждающая эту мою мысль.

Некогда, будучи курсантами 2-го курса N-ского военно-политического училища (откуда я потом был благополучно отчислен за нарушения дисциплины), собрались мы с двумя приятелями к девочкам из Института легкой промышленности. И не просто собрались, а с ночевкой в общежитии.

Ни для кого не секрет, что проникновение в женское общежитие казарменного типа требовало альпинистской подготовки и отменной психологической устойчивости. Проникнуть в альков муз легпрома через вахтершу было нереально, поэтому мы забирались в окно на четвертом этаже по пожарной лестнице…

Здесь я вынужден сделать отступление, поскольку обязан объяснить, почему мы собирались поболтать на темы качества текстиля втроем, а оказались в общежитии вчетвером. Дело в том, что в нашем учебном взводе к тому времени оставался единственный девственник. Имя его называть я не буду, поскольку теперь он отличный семьянин и заботливый отец. Но тогда женщины наводили на него какой-то фантасмагорический ужас, и он шарахался от их голосов, как конь от выстрелов. Дело было не совсем на трезвую голову, и, разговевшись, мы решили преподнести однополчанину мужской подарок. Тем более что нам было заведомо известно, что подружек будет не три, а четыре.

Чтобы окончательно перейти к динамике повествования, я сделаю еще одну остановку. И касаться она будет физиологических особенностей нашего четвертого спутника. Дело в том, что, когда он волновался, ему требовалось срочно оказаться в уборной, чтобы попудрить носик. А если быть до конца откровенным, то крепость его желудка была сравнима разве что с бутоном розы.

Вот такая многообещающая завязка. Теперь, пожалуй, можно и начать.

Как мы оказались в комнате и как соблюдали до закатной поры правила светомаскировки, я рассказывать не буду. Кто плавал, тот знает. Начну с того момента, когда наступила ночь. Двое наших приятелей и две их подружки лежали на кроватях, а я с вышеописанным фигурантом и с двумя девочками расположились на полу, на предусмотрительно доставленных к месту оргии матрасах.

Была темная ночь. Все звуки стихли. В силу уже известных обстоятельств наш герой никак не мог справиться со своим желудком. Любовные утехи им были оставлены на глубокую ночь, как он говорил, на «час собаки» – это время между тремя и пятью часами ночи по курсантским часам, когда стоять на посту и бороться со сном просто невозможно. По его расчетам мы должны были видеть седьмой как минимум сон и в беспамятстве дергать от удовольствия от его просмотра ногами. Перестать быть девственником он решил именно в это время, чтобы не привлекать к своей неопытности лишние уши и не получать остросюжетные советы. Он уже давно бы расстался с осточертевшей ему, терзавшей его тело и сознание девственностью, если бы не проклятый желудок. Его девушка давно спала, когда он вдруг понял, что кое-что произошло.

По причине того, что выходить из комнаты ночью без сопровождения было смерти подобно, а уничтожать следы несостоявшейся мужской самостоятельности было нужно, он по-курсантски деловито придумал решение. Он завернул все то, что появилось, в трусы, прокрался к форточке и, прицелившись, выстрелил этим подарком в свирепо наблюдавшую за каждым его действием луну.

Если бы он не был так сильно взволнован и достаточно трезв, он непременно обратил бы внимание на то, что форточка была затянута обычной антикомариной сеткой. И сверток с сюрпризом, туго спружинив, вернулся в комнату. Но это обстоятельство нашим героем замечено не было.

Оставшись в одних брюках, он обдумал свое поведение и спящую мертвецким сном будущую директрису завода по изготовлению тканей будить не стал. Приключений ему показалось для одной ночи и без того достаточно.

Но через десять минут его стал беспокоить странный запах, которым, по его расчетам, должна была пахнуть луна, а никак не десятиметровая комната общаги. Когда запах усилился, наш герой стал обдумывать, как его уничтожить. И вспомнил, что на тумбочке у одной из кроватей среди флаконов стоял пузырь с «Тройным» одеколоном.

Свинтив крышку, наша беда стала ходить по комнате и распылять содержимое флакона методом обдува горлышка сосуда. Выдув таким образом половину, он с чувством исполненного долга лег спать..

Утро, как я уже говорил, наступило для всех неожиданно. Лично я проснулся от нечеловеческого крика одной из девочек. Этот крик до сих пор стоит в моих ушах, и я хотел бы расстаться с ним, но не могу. Этот крик уйдет со мной в могилу и будет еще долго звучать в моих ушах, бесконечно долго, тысячи лет, – все то время, пока мое зажаренное до углей тело не будет признано очистившимся и я не буду поднят наверх для суда кассационной инстанции.