Читать книгу "Формула преступления - Антон Чиж"

— Или переживаете о судьбе Лопарева? — спросила «вдовушка».

Тут даже «Карлов» не удержался от ироничной усмешки:

— Негодяй был редкостный. Мы по сравнению с ним — дети невинные. Давно его следовало…

Резким жестом камердинер пресек разговоры:

— Позвольте, господин чиновник, кое-что сказать с глазу на глаз…

Родион позволил посторонним обождать в коридоре. Не дальше. Когда они остались вдвоем, «Лопарев» подсел ближе и сказал тихо, но уверенно:

— Я сразу раскусил вас, как только увидел. Вы такой же, как я, один характер.

— И в чем же?

— Силу любите. Пусть для вас это сила логики и разума. Не имеет значения. Мы с вами часть одной силы. Мы почти одно и то же. Знаете, что между преступником и сыщиком нет почти разницы? Знаете, что между жертвой и преступником нет различия? Вы еще думаете, что служите закону и порядку? Поймите, умный юноша, никому вы не служите, кроме своего эгоизма. Кроме собственного удовольствия видеть, как ваша сила побеждает. Думаете, мне эти деньги нужны? Я удовольствие получаю, что в скуке жизни такие истории проворачиваю, когда на одном доверии убеждаю людей мне деньги отдавать. Представляете, какое наслаждение являться перед швейцаром то слугой, то господином? И ведь он видел двух разных людей! Вот это наслаждение силы. Так же и вы от удовольствия трепетали, кода наши узлы распутывали. Что вам этот негодяй? Да ничего, пустое место. Для вас цель куда важнее причины… Ты и я — часть одной силы. Пойми, Родион, я не милости прошу, не деньги тебе предлагаю, я от будущих мучений избавлю. Будь тем, что ты есть: эгоизм — это и есть весь смысл. А эгоизм узнать истину — самый отчаянный, фаустовский. Все остальное мелочи. Ты победил. Так пользуйся своей победой заслуженно. Получай удовольствие…

Ванзаров слушал внимательно.

…Коля боялся шевельнуться, только спросил:

— Как же поступил Родион Георгиевич?

Лебедеву потребовалось что-то срочно рассмотреть за окном:

— Не знаю, он мне подробностей не докладывал. Но слушок пробежал.

Николя плотоядно облизнулся, ожидая самого интересного.

— Рано радуетесь, — Аполлон Григорьевич угрожающе откусил хвостик сигарки. — Дело загадочным образом оказалось в руках господина Вощинина. Следствие показало, что смерть Донского наступила от естественных причин. Шайку отпустили, они бесследно исчезли. Только ближе к осени в нижегородских банках появились необеспеченные чеки «Лионского кредита». Откуда взялись? Вот вопрос. И еще один: с чего это у господина Вощинина образовался домик в Крыму, дача в Финляндии и квартирка в целый этаж на Невском проспекте? Общим счетом на пятьдесят тысяч. Но ведь кто же о таком спросит…

Глубоко пораженный Гривцов только и смог выдавить:

— Не может быть…

— В полиции может быть все. Даже то, чего не может. Забыл вам щелбан отвесить.

— Да за что же щелбан?!

— За то, что не разгадал, кто убийца. Сейчас лень, но в следующий раз не спущу.

Коля подумал, что еще неизвестно, кто раньше догадается, но благоразумно смолчал. Хороший мальчик. Умный. Далеко пойдет.

— Ну как, мой юный коллега, еще разок сыграем?

— Обязательно!

— Ставка удваивается.

— Принимаю!

— Значит, дело был так… — начал Аполлон Григорьевич с ленцой.

Пир чумы

В столице империи обитают существа, наглости которых позавидует любая разведка. Даже англичане отойдут в сторонку и снимут шляпы в знак глубокого почтения. Маскируются они под заботливых матушек, трепетных тетушек и вообще добрейших кумушек, единственная цель которых — составить счастье обожаемых дочек, внучек, племянниц или просто знакомых барышень. Страшные создания имеют одну цель, но добиваются ее с такой хитростью, какой не встретишь в международной политике. А все потому, что ими движет любовь, вернее, неуемное желание как можно скорее увидеть чадо в законном браке, чтобы потом с утроенной силой взяться за грядущие поколения.

Интриганки времени даром не теряют. Между дачным и зимним сезоном слишком мало времени, чтобы козни увенчались успехом. Еще гремят рождественские праздники, а матушки уже строят заговоры, целью которых весенние свадьбы, лучше всего — на Красную горку.[2]Как только закончится Великий пост, они собирают урожай. Надо непременно успеть выдать дочурку замуж до мая. Все матушки знают, что для будущего счастья жениться в мае ни в коем случае нельзя, иначе весь век маяться будешь. Ни от чего другого семейное счастье так не зависит, кроме как от правильной даты свадьбы, само собой. И вот сразу после Пасхи начинается свадебный бум. Трудное и тяжкое время для всех мыслящих и свободных личностей. Вроде нас с вами.

Петербург погружается в белое безумие. В витринах магазинов дамского платья и швейных мастерских выставлены манекены в свадебных нарядах, в кондитерских лавках красуются пирамиды свадебных тортов, в цветочных — не протолкнуться от свадебных букетов. По улицам носятся барышни-невесты с таким серьезным выражением лица, словно не замуж собрались, а строят крейсер или летят на Луну. А всего-то дел: успеть на примерку к модистке да обсудить с подругами, какого цвета ленты украсят свадебный стол. Кажется, весь город забыл про важные дела, чтобы предаться свадебному загулу.

Среди этой вакханалии совершенно незаметны скромные герои. Невинные жертвы уже попросили у избранниц руку и сердце и теперь покорно ожидают своей участи: их оденут, причешут, припудрят и поведут под венец. И вот жмутся ягнята друг к дружке с глазами, полными тоски, ожидая своей участи. Слезы наворачиваются и капают, горькие, прямо на свадебный фрак. Делать нечего, надо жениться.

Но перед тем, как свобода будет потеряна и молодого человека повяжут цепями, ему дается законный шанс проститься с холостой жизнью так, чтобы было что вспоминать унылыми семейными вечерами. Невесты канун свадьбы проводят в нервном ожидании, готовя прически и наглаживая проклятые оборки, а их женихи не теряют времени даром, прожигая его со свистом. То есть устраивают приятельские посиделки, именуемые мальчишником. И хотя звучат поздравительные тосты и на будущего мужа сыплются добрые пожелания, все знают: так беззаботно они пируют последний раз. Чтоб загасить горечь — не жалеют шампанского и более крепких напитков, и мало кто после проводов способен на своих конечностях добраться до дома. Некоторых, самых отчаянных, под венец почти несут. Так и начинается семейное счастье: в легком угаре и похмельном мираже.

Этим вечером в знаменитом ресторане «Пивато», что на Большой Морской улице, гуляли прощание со свободой. Компания старых друзей, сплоченная студенческими годами, обмывала товарища, которому завтра суждено неминуемое. Жених уверял, что обожает избранницу, руку ее просил в здравом уме, но все знали, хоть не говорили вслух: парня окрутили да купили за хорошее приданое. Ну какие доходы у скромного адъюнкта кафедры классических древностей. А тут — солидный куш, купеческий капитал. Прочная основа для научных занятий и построения профессорской карьеры.