Читать книгу "Зимний сад - Кристин Ханна"

помочь. Нина вспомнила, как часто он звал ее «моя бунтарка», «мой чертенок», как гордился ее решимостью всегда идти в атаку.

Конечно, она выполнит его просьбу – возможно, последнюю в его жизни.

Той же ночью, когда с папиной выпиской все было улажено, Нина вышла на темную парковку больницы. Она забралась в арендованный автомобиль и долго сидела там, стараясь отойти после ссоры с Мередит. Хотя Нина и добилась своего, эта победа далась ей очень непросто. Наконец, тяжело вздохнув, она завела двигатель и поехала прочь от больницы. Снег рисовал узоры на лобовом стекле – то исчезал, то снова появлялся под взмахами дворников. Но даже несмотря на плохую видимость, на подъезде к «Белым ночам» у нее перехватило дыхание.

Дом, стоявший между рекой и холмами, на фоне заснеженной долины казался как никогда прекрасным и причудливым, а рождественские огни вызывали мысли о волшебстве. Родной дом всегда напоминал Нине о детских сказках – с их темными силами, прекрасными принцами и каменными львами. Словом, он напоминал ей о маме.

На крыльце Нина стряхнула снег с кожаных походных ботинок и отворила дверь. Прихожая была забита пальто и обувью. На кухонной столешнице скопилось целое кладбище из кофейных чашек и грязных тарелок. В медном самоваре, мамином сокровище, отражался яркий свет люстры.

Мередит стояла одна в гостиной и смотрела на камин.

Нина видела, насколько та сейчас беззащитна. Как фотограф, она подмечала детали: дрожащие руки, усталый взгляд, напряженную спину.

Она подошла к сестре и обняла ее.

– Как мы будем без него? – прошептала Мередит, прижавшись к ней.

– Плохо, – только и ответила Нина.

Мередит вытерла слезы, резко выпрямилась и отстранилась, будто внезапно поняла, что допустила непозволительную слабину.

– Я останусь на ночь. На случай, если маме нужна будет помощь, – сказала она.

– Лучше я сама с ней побуду.

– Ты?

– Да. Как-нибудь справлюсь. А ты иди и займись любовью с красавцем-мужем.

Мередит нахмурилась: сейчас она не могла даже помыслить о наслаждении.

– Ты точно справишься?

– Точно.

– Хорошо. Я заеду к вам рано утром, подготовлю все к папиному возвращению. Его должны привезти в час, ты помнишь?

– Помню, – сказала Нина, провожая Мередит к выходу.

Едва сестра успела уехать, она взяла с кухонного стола рюкзак и сумку с камерами и поднялась по узкой и крутой лестнице на второй этаж. Миновала спальню родителей и зашла в их с Мередит бывшую детскую. На первый взгляд здесь все было одинаковым: две кровати, два письменных стола, два белых шкафа, но стоило присмотреться – и становилось ясно, что в комнате жили очень непохожие девочки, которым предстояло пойти совсем по разным дорогам. Даже в детстве у них было мало общего, а спектакль, насколько помнила Нина, стал их последней совместной затеей.

Тот день и для Мередит, и для матери стал переломным. Сдержав слово, Мередит больше не слушала ее сказок, но выполнить обещание было нетрудно: мать сама перестала рассказывать их. Нина ужасно скучала по ее сказкам. Она обожала слушать о волшебном дереве, Снегурочке, заколдованном водопаде, крестьянке и принце. Прежде, в те редкие вечера, когда мама уступала их уговорам, Нина завороженно слушала ее голос, убаюканная знакомыми переливами фраз. Все сказки мама знала наизусть, никогда не обращалась к книгам, однако от раза к разу в них не менялось ни слова. Она говорила, что все русские хорошо умеют рассказывать.

После случая со спектаклем Нина с папой не раз пытались заделать брешь, пробитую обидой Мередит и гневом матери. Разумеется, все было тщетно, и к одиннадцати годам Нина стала понимать почему. К этому времени мать столько раз ранила ее чувства, что ей тоже пришлось от нее отстраниться.

Покинув бывшую детскую, она закрыла дверь.

Затем вернулась к спальне родителей и постучала:

– Мам? Хочешь поесть?

Ответа не было. Нина постучала еще раз:

– Мам?

Опять тишина.

Она открыла дверь и вошла. Спальня, где царила идеальная чистота, была обставлена очень сдержанно: широкая кровать, антикварный комод, старенький русский сундук и, наконец, шкаф, забитый томиками романов, которые мать читала для книжного клуба.

Самой матери в комнате не было.

Нина нахмурилась и отправилась вниз, попутно окликая ее. Она уже начала было волноваться, но потом случайно выглянула в окно.

Мать сидела на скамейке в зимнем саду и глядела на свои руки. Кованую изгородь обвивала рождественская гирлянда с крошечными белыми огнями, из-за которых сад напоминал волшебный ларец, светящийся в темноте. В легком снегопаде все предметы казались похожими на мираж. Нина взяла в прихожей пальто и теплые сапоги, быстро оделась и вышла на улицу, стараясь не замечать, как снежинки обжигают ей губы и щеки. По этой причине она и предпочитает работать рядом с экватором.

– Мам? – Нина подошла к ней. – Не стоит тебе тут сидеть. На улице холодно.

– Это не холод.

Ее голос выдавал непомерную усталость, и Нина поняла, как сама вымоталась за этот ужасный день и сколько всего еще предстоит им завтра. Она села рядом с матерью на скамейку.

Казалось, они молчали целую вечность. Наконец мать заговорила:

– Твой отец считает, что я не смогу пережить его смерть.

– А ты сможешь? – простодушно спросила Нина.

– Сердце человека способно выдержать невообразимые вещи.

В этом Нина не раз убеждалась, путешествуя по миру. Как ни парадоксально, именно такой смысл несли в себе ее снимки воительниц.

– Да, но боль никуда не девается. Во время Косовской войны я однажды беседовала…

– Не говори со мной о работе. Такое можешь обсуждать с папой. Меня не интересует война.

Нину ее слова не задели – во всяком случае, в этом она постаралась себя убедить. Сама виновата, нечего откровенничать с матерью.

– Прости. Хотела поддержать разговор.

– Зря. – Мать наклонилась и прикоснулась к медной колонне, беспорядочно увитой бурой увядшей лозой. Из-под снега тут и там проглядывали красные ягоды остролиста, обрамленные блестящими зелеными листьями. Мать, конечно, этих красок не различала. Дефект зрения не позволял ей видеть сад в его подлинной красоте. Мередит всегда удивлялась, с чего бы женщине, для которой весь мир черно-белый, вдруг захотелось сажать цветы, зато Нина хорошо понимала мощь черно-белых изображений. Иногда достаточно обесцветить картину, чтобы она предстала перед тобой в истинном свете.

– Пойдем, мам, – сказала Нина, – я приготовлю нам ужин.

– Ты не умеешь готовить.

– И чья же это вина? – вырвалось у Нины. – Готовке дочерей учат мамы.

– Знаю-знаю, во всем виновата я. Как и всегда. – Мать поднялась и, захватив вязальные спицы, покинула сад.

Глава 4

Собаки встретили Мередит с такой радостью,