Читать книгу "Горби. Крах советской империи - Строуб Тэлботт"

В четверг, 22 марта, выступая на пресс-конференции, Буш повторил, что Соединенные Штаты никогда не признавали советской аннексии Литвы. «Однако, – добавил он, – существуют определенные жизненные реальности, и литовцы прекрасно о них знают, и им следует договариваться – что они и делают – с советскими официальными лицами, чтобы примирить разногласия.

Мы не имеем права, сидя здесь, – продолжал Буш, – подсказывать литовцам, кто из них и с кем должен говорить в Москве. Это было бы слишком самонадеянно и нахально для любого президента!.. У литовцев есть избранные лидеры, и у Советов явно есть сильный лидер. Они все могут просчитать без подсказки со стороны Соединенных Штатов».

На другой день советские десантники заняли здание ЦК коммунистической партии в Вильнюсе. Командующий советскими наземными войсками генерал Валентин Варенников заверил Ландсбергиса по телефону, что его солдаты не станут захватывать этой ночью здание литовского парламента. Это было его единственным обещанием.

В субботу, 24 марта, вереница советских танков и бронетранспортеров с солдатами проследовала мимо парламента к гарнизону на окраине столицы.

А в Кремле Горбачев принял 26 марта, в понедельник, сенатора Эдварда Кеннеди от штата Массачусетс. Кеннеди, имевший личную беседу с Бушем перед отъездом в Москву, спросил Горбачева, при каких условиях Советский Союз употребит силу против Литвы. В своем ответе Горбачев попытался успокоить американского гостя, одновременно не ослабляя давления на литовцев: сила «будет применена лишь в том случае, если насилие будет угрожать жизни людей».

Кеннеди предупредил Горбачева, что советско-американским отношениям грозит «большая опасность», «если в Вильнюсе повторится Тяньаньмэнь». Горбачев ответил, что он привержен мирному решению конфликта, но добавил: «Вы понятия не имеете, под каким я нахожусь давлением. Многие в нашем руководстве хотят, чтобы мы уже сейчас применили силу».

* * *

Во вторник, 27 марта, выступая перед республиканскими лидерами, Буш заявил, что намерен заставить Горбачева сдержать слово и не применять силу в Литве. Он отметил, что советский лидер разрабатывает новый закон, устанавливающий для отделения срок в пять лет, после того как по всей республике будет проведен плебисцит о независимости. «Дадим ситуации возможность мирно разрешиться», – сказал Буш.

В то же время в частных беседах Скоукрофт говорил Бушу то, чего не мог сказать публично: американцы могут лишь пожелать прибалтам успеха, поскольку с точки зрения национальных интересов США «на чашу весов положено слишком много».

Буш был всецело с этим согласен. Во время встречи со Скоукрофтом и другими своими помощниками он сказал: «Я не хочу, чтобы через двадцать или сорок лет люди, оглядываясь назад, говорили: «Вот когда все сошло с рельсов. Вот когда остановился прогресс».

Возникал вполне очевидный вопрос: как использовать американское влияние, чтобы сдержать Горбачева. В четверг вечером, 29 марта, после того как Кеннеди лично доложил Бушу о своей встрече с Горбачевым, президент направил советскому руководителю личное письмо – это был их первый прямой контакт с начала кризиса в Прибалтике. Буш подчеркивал, что старается не осложнять для Горбачева решение дилеммы: он воздерживается от каких-либо пропагандистских выступлений против Советов и публично не грозит им пальцем. Теперь дело за Горбачевым – он должен разрядить ситуацию, которая с каждым днем выглядит все более взрывоопасной.

В этот момент посол США в СССР Джек Мэтлок летел в Вашингтон. Бейкер велел ему немедленно вернуться в Москву и «лично проследить за последствиями» письма президента Горбачеву. В частности, Мэтлок должен поддерживать точку зрения, что Советы могли бы разрешить проблему Прибалтики, согласившись с результатами плебисцита о независимости.

Теперь администрация Буша уже недвусмысленно выступала посредником между Москвой и Вильнюсом. Во многих отношениях это была странная для нее роль. Прежде всего потому, что Кремль, все еще считавший Литву частью СССР, разрешал другой стране помогать в выяснении отношений со своей, с его точки зрения, беспокойной провинцией. После того как многие десятилетия Кремль с возмущением отвергал любые американские действия, попахивавшие «вмешательством во внутренние дела» советского государства, теперь он молча приветствовал вмешательство Америки по дипломатическим каналам.

Во вторник, 1 мая, сенат в 73 голоса против 24 решил лишить Москву режима наибольшего благоприятствования в торговле до тех пор, пока не начнутся переговоры с Вильнюсом.

* * *

В пятницу, 4 мая, Бейкер встретился с Шеварднадзе в Бонне, где начались переговоры министров иностранных дел «два плюс четыре» по Германии. Отметая град вопросов по Литве, Шеварднадзе сказал журналистам: «Холодная война» окончена. Наша планета, мир, вся Европа вступают теперь на новый путь. Это будет мирный период».

Шеварднадзе сообщил пяти другим делегациям в Бонне, что Советский Союз готов согласиться на скорое объединение Германии, если Великобритания, Франция и Соединенные Штаты отложат на несколько лет решение о том, какими будут ее военные связи. Коль отклонил это предложение, назвав его «блефом в переговорах».

Бейкер спросил Шеварднадзе, достоверны ли слухи о том, что в Москве на завтра намечен еврейский погром. «Это нас очень беспокоит», – сказал он.

Когда Бейкер впервые задал такой вопрос в феврале, Шеварднадзе отмел подобное утверждение, теперь же, казалось, серьезно отнесся к угрозе погрома: «Мы делаем все, что в наших силах. Силы безопасности и МВД приведены в состояние повышенной готовности. Мы держим в поле зрения тех, кто может на такое пойти. Многих из них мы вызывали. И хотя мы делаем все, что можем, мы не в состоянии гарантировать, что отдельных инцидентов не будет». Он добавил, что во время первомайской демонстрации особенно выделялась «Память», члены которой всячески поносили стоявших на мавзолее Горбачева и его коллег. Шеварднадзе явно опасался, что с ростом правых настроений в советском обществе что угодно может произойти.

Обратившись к проблеме Литвы, Шеварднадзе сказал: «Только благодаря сложившимся у нас отношениям мы готовы обсуждать эту проблему. В другое время и с другими странами мы сказали бы, что это наше внутреннее дело. С вами мы ведем себя иначе».

Министр иностранных дел сказал, что как у администрации Буша есть свои внутренние заботы, так и у него с Горбачевым есть свои проблемы, ибо на них оказывается серьезное давление: «Нам нужно немного больше времени, чтобы разобраться с Литвой. Мы будем проявлять терпение. Мы не станем использовать силу. Мы найдем политическое решение».

Бейкер заметил, что Шеварднадзе, казалось, был менее встревожен ситуацией с Литвой, чем прежде. Он подумал – возможно, это объясняется тем, что его советский коллега слишком упрощает проблему.

– Мы слышали, вы говорили о диалоге, но пока не видим никаких признаков его, – сказал он.

– Первый шаг должны сделать литовцы, – ответил Шеварднадзе.

Бейкер сказал:

– Ваша проблема состоит в том, что они не верят, сделаете ли вы тоже шаг. В ваших интересах заставить их поверить. Почему так трудно подписать соглашение с Вильнюсом?