Читать книгу "Краткая история Японии - Джон Г. Кайгер"

Содержание Нихон сёки охватывает множество тем, представлявших интерес для двора. События фиксировались фактографически, в виде датированных записей в том порядке, в котором происходили, без попытки логически сгруппировать их и тем более подвергнуть анализу. Например, одиннадцатый месяц 680 года в царствование императора Тэмму имеет следующие записи.

Одиннадцатый месяц, 1-й день. Затмение солнца.

3-й день. Сияние на востоке с часа собаки до часа крысы [с 20.00 до 24.00?].

4-й день. Девятнадцать мужчин из Корё [корейского королевства] возвращаются в свою страну. Это послы, прибывшие, чтобы выразить соболезнования по случаю кончины матери императора. Они задержались и только отправляются в путь.

7-й день. Император выпустил адресованный чиновникам указ, в котором говорится: «Если кому-нибудь известны какие-либо средства увеличения благополучия государства и благосостояния народа, пусть он явится ко двору и заявит об этом лично. Если эти слова окажутся разумными, его идеи будут приняты и воплощены в законах».

1-й день. На западе был слышен гром.

12-й день. Супруга императора была нездорова. [Император], сделав обет от ее имени, начал возведение храма Якуси-дзи [посвященного Будде исцеления] и обратил сотню человек в буддийские монахи. После этого она выздоровела. В этот день была объявлена амнистия.

16-й день. Затмение Луны. Наследный принц Кусакабэ нанес визит священнику Ёмио и долго его расспрашивал. На следующий день священник Ёмио умер. Три принца императорского дома посланы выразить соболезнования.

24-й день. Из [корейского королевства] Силла прибыли с данью Ким Я Фил, ранга сасон, и Ким Вон Сунг, ранга те-нама. Со свитой Ким Я Фила приехали три переводчика, пока еще обучающиеся своему ремеслу.

26-й день. Император заболел. По этой причине сто человек обращены в буддийские монахи.

30-й день. Вьюрки закрыли все небо, пролетая с юго-востока на северо-запад[27].

Стихи и летописи японцы писали на китайском языке. Неудивительно, что некоторые стихотворения в первом их сборнике, Кайфусо, производят впечатление скорее упражнений в прописях, чем истинной поэзии, как выразился один комментатор[28]. Составлен этот сборник в 751 году, а к концу десятилетия появилась и первая большая антология японской поэзии. Назвать ее беззастенчивым подражанием никак нельзя, хотя элементы китайской теории стихосложения там, безусловно, прослеживаются. В этот сборник, который называется Манъёсю, входит около 4500 стихотворений.

Манъёсю чрезвычайно важен для японской культуры в первую очередь потому, что все составляющие его стихотворения написаны на японском языке, существенно отличающемся от китайского. Но поскольку японцы тогда еще не разработали собственную письменность, написано все китайскими иероглифами. Одни графические символы, как в Китае, передавали смысл слова, а вот другие использовались иначе — как обозначение звуков, составляющих японские слова. В результате Манъёсю, хотя и выглядит как китайский текст, на самом деле является текстом японским, записанным единственным способом, который знали его составители.

Вот ведь я каков! Завладел Ясумико. Той, что, говорили все, Очень трудно завладеть, Завладел Ясумико![29][30]

Окура теперь встает, Вас оставит и уйдет, Сын, наверно, слезы льет, И его родная мать Окура, наверно, ждет![31]

Автор первого стихотворения, сочиненного по случаю женитьбы, не кто иной, как Каматари, глава клана Накатоми, активно участвовавший в разработке реформ Тайка. Автор второго, важный чиновник, сочинил это стихотворение, уходя с пиршества. Написание стихов считалось подобающим занятием для аристократов, но отнюдь не ограничивалось представителями знати.

В основном Манъёсю состоит из коротких стихов, но встречаются также и прекрасные образцы длинных стихотворений на японском языке.

Обвита плющом скала… В море, в Ивами, Там, где выступает мыс Караносаки… На камнях растут в воде Фукамиру-водоросли, На скалистом берегу — Жемчуг-водоросли. Как жемчужная трава Гнется и к земле прильнет, Так спала, прильнув ко мне, Милая моя жена. Глубоко растут в воде Фукамиру-водоросли, Глубоко любил ее, Ненаглядную мою. Но немного мне дано Было радостных ночей, Что в ее объятьях спал. Листья алые плюща Разошлись по сторонам — Разлучились с нею мы. И когда расстался я, Словно печень у меня Раскололась на куски, Стало горестно болеть Сердце бедное мое. И в печали, уходя, Все оглядывался я… Но большой корабль Плывет… И на склонах Ватари Клена алая листва, Падая, затмила взор, Я не смог из-за нее Ясно видеть рукава Дорогой моей жены… Дом скрывает жен от глаз… И хоть жалко нам луну, Что плывет средь облаков, Над горами Яками, Но скрывается она — Скрылась и моя жена… Вскоре вечер наступил, И, плывя по небесам, Солнце на закате дня Озарило все вокруг, У меня же, что считал Храбрым рыцарем себя, Рукава, что я стелю В изголовье, Все насквозь Вымокли от слез моих…

У вороного моего коня Так бег ретив, что сразу миновали Места, где милая моя живет. Как в небе облака, Они далеки стали.

Несущиеся вихрем листья клена среди осенних гор, Хотя б на миг единый Не опадайте, заслоняя все от глаз, Чтоб мог увидеть я Еще раз дом любимый![32]

Образы природы переплетаются с глубокими человеческими чувствами во многих стихотворениях, посвященных прощанию — мужа и жены, влюбленных, сына, уходящего в солдаты, с родителями, женой и детьми.